2.2. Рациональность и деятельность человека
Рациональность имеет отношение не только к сфере науки, но и к человеческой деятельности вообще. Данный факт так или иначе, явно или неявно отмечается в различных исследованиях, касающихся как философии, так и, скажем, культурологии и социологии. Так, к примеру, один из русских позитивистов, представитель ранней русской социологической мысли Е.В. де Роберти высказывал мысль о рационализации человеческой деятельности, всех сфер жизнедеятельности человека и общества [119]. Согласно де Роберти, посредством смены поколений растет интеллектуальная мощь человечества, возрастает власть человека над природой и собственным поведением. Знание при этом выступает не целью, а средством обеспечения успешности практической деятельности людей [119, с. 141]. Де Роберти даже вводит в рамках своей теории свободы два взаимосвязанных между собой вида свободы – духовную (свободу познания мира) и деятельную (свобода использования прикладных знаний). Овладение различного рода знаниями необходимо человеку для благополучности его деятельности. Знания прикладного характера потребны людям для регулирования общественной жизни, ее разумной организации в идеалах добра, справедливости, свободы и нравственности. Поднимает де Роберти и проблему целесообразности и ее связь с нравственностью, вопрос о технологиях оптимизации процессов управления. Многое в этих идеях опережало свое время и предвещало развитие такой отрасли знания как прикладная социология. При этом де Роберти считал, что историческая и социологическая эмпирия приносит обществу недостаточно пользы, и причиной тому служит отсутствие теории, обобщающей разрозненные эмпирические данные [119, с. 142-145].
В чем-то схожая тематика присутствует в творчестве М.Вебера (см. п. 1.1) [274], да и ряда других отечественных и западных социологов. Определенные представления, связанные с обсуждаемыми нами проблемами рациональности в жизни человека и общества, при внимательном и заинтересованном подходе могут быть найдены во многих философских концепциях. За неимением возможности углубляться в этот вопрос назовем лишь некоторые из этих концепций и течений: позитивизм и постпозитивизм, философия коммуникативного действия Ю.Хабермаса (представления о коммуникативной рациональности и т.п.), структурализм (рациональность мифологии прекрасно проанализирована в работах К.Леви-Стросса и других структурных антропологов), инструментализм, прагматизм, операционализм, методология Г.П. Щедровицкого, тектология А.А. Богданова, философские представления М.Бунге. В этой же плоскости находится и проблема рассмотрения духовного мира человека как основы связи чувственного и рационального познания. Очень интересные аспекты этой проблемы раскрываются в философских представлениях М.Хайдеггера (духовный мир человека отражается в его поведении, именно по поведению можно судить о духовном мире), Г.Башляра (вопрос о высокой роли научной рациональности в духовном мире человека), М.М. Бахтина (философия поступка), также можно указать на идеи С.Тулмина и Н.Хомски о матрицах понимания, прочтения реальности и т.п.
Ю.Хабермас – один из теоретиков, пытающихся преодолеть одностороннесть подходов к познанию социальной реальности. Он стремится обнаружить точки соприкосновения, которые могли бы служить основой дальнейшего синтеза различных подходов. В качестве источников его научного синтеза выступает марксизм и неомарксизм, теория рационализации М.Вебера, когнитивная психология Ж.Пиаже и феноменология, психоанализ, теория социальных систем Т.Парсонса и концепция солидарности Э.Дюркгейма. Одной из целей теории коммуникативного действия является описание развертывания «жизненного мира» в эволюционной перспективе. Социальная эволюция при этом понимается как развитие когнитивных и познавательных способностей человека, его рациональности. Основываясь на работах К.Леви-Стросса и других исследователей, Хабермас характеризует мифический способ восприятия мира как неразрывное единство, пронизанное метафорическими или метонимическими ассоциациями. Ассоциирование происходит посредством бинарных отношений сходства и различия. При этом ассоциативный характер мифического понимания мира противоположен аналитическому разделению объективного, субъективного и социального миров в современной рациональности.
Хабермас утверждает, что в современном мире рационализация (как действия, так и системы, т.е. двух «полюсов», на акцентировании внимания по отношению к которым строится концептуализация социальной реальности) происходит неравномерно. Социальная система рационализируется более редко, чем жизненный мир. Следствием этого является несоответствие между устаревшей социальной системой и обновленным жизненным миром. В свою очередь, это ведет к деградации повседневности и жизненного мира. Решение же проблемы Хабермас видит в социальной «деколонизации» жизненного мира, открывающей возможность рационализации в форме коммуникативного действия. Он исследовал проблемы интеграции социального действия и социальных систем как в гносеологическом, так и в онтологическом планах. В первом случае он стремился связать теорию действия и теорию систем, во втором – обосновывать связь между жизненным миром и социальной системой.
Коротко остановимся на концепциях инструментализма, операционализма и прагматизма. Так, в рамках инструментализма опыт истолковывался как серия сменяющих друг друга ситуаций, в которых, оценивая и достраивая условия среды, субъект структурирует свою жизнедеятельность, стремясь найти эффективные и рационалистически обоснованные решения жизненных вопросов и задач [169, с. 269]. Задача интеллекта при этом состоит в том, чтобы дать человеку возможность хоть как-то управлять неустойчивым и полным опасностей миром, обеспечивать человека адекватными социальными технологиями. «Инструментальная логика» познания, заканчивающаяся технологизированным решением, определяется адекватностью «схватывания» проблемы и правильностью постановки целей, диктующих выбор средств-инструментов [169, с. 269]. В конечном счете, уровень рефлексии определяет уровень возможности влиять на поток событий и развитие процессов в неустойчивом мире.
В рамках концепции прагматизма как еще более общей, чем инструментализм, содержание и истинность знания определяется его практическими последствиями. Философские споры, как следствие, разрешимы при обращении в плоскость практических последствий философских теорий (это т.н. прагматический критерий истинности, который мы также можем обнаружить у марксистов). На основе этого предполагалось рационально обоснованное и непрекращающееся совершенствование общественного устройства [169, с. 541].
Операционализм исходит из того, что содержание научных концептов и конструкций обусловливается способами (схемами и практическими и умственными процедурами) взаимодействия субъекта с объектом. Работа со схемами, различные схемотехникии «работа по схеме многих знаний» входят в число базовых понятий всистемно-мыследеятельностной методологии(СМД-методологии). Есть важные параллели у операционалистов и с неопозитивизмом, и с философскими представлениями Л.С. Выготского, М.Бунге, М.Вебера и других. В операционализме важное место отводится различению и соотношению экспериментально-измерительных (эмпирических) процедур и «карандашно-бумажных» операций (языковых и математических) – соотносимых, но всегда различимых. Для последних устанавливается требование не порождать противоречия в дальнейших рассуждениях. Сами же они могут быть проинтерпретированы какэкспериментально-измерительные процедуры со знаками и языковыми структурами. Любое понятие, с точки зрения операционализма, содержит в себе одновременно две тенденции, проявляемые в операциях (работе) с ними: тенденция к дифференциации (операционализация понятий) и тенденция к интеграции (концептуализация понятий), что, как мы видим, адресует к определенным противоречиям и подходам, рассмотренным в гл. 2 (методология социологии М.Вебера, представления неокантианцев о номотетизме и идиографизме). Дифференциация при этом понимается как требование уникализации значения понятий. Операциональное значение должно быть настолько единственным, насколько это возможно. Разные процедуры (измерения) формируют различные понятия объектов. Как продукт взаимодействия субъекта и объекта операция не похожа на объект и не сводима к его содержанию. Отсюда тезис одного из основателей операционализма П.Бриджмена о том, что «если применяются два вида операций, то, строго говоря, должны использоваться два имени». Но, с другой стороны, дифференциация постоянно сопровождается и контролируется интеграцией, т.к. всегда необходимо удостоверяться в том, что различение двух и более понятий не приводит к появлению псевдопроблем, характеризующихся в т.ч. и использованием разных имен для обозначения одного и того же. Принципы операционализма были расширены на понимание социокультурных процессов. В этом отношении функции операции выполняют поступки и переживания людей, в терминах которых истолковываются понятия социальных наук. Суть любого явления эксплицируется через выявление того, что и как делают социальные агенты. Стоит отметить, что Бриджмен считал возможность полной рационализации человеческого поведения иллюзией. Носителем рациональности выступает не индивид, поведение которого спонтанно, а социальность, подчиненная определенным нормам и законам. Поступки же человека всегда находятся в определенном контексте, зависят от конкретных ситуаций их совершения, все их последствия заранее не прогнозируемы, а сами они складываются зачастую стихийно. Рационализация человеческого действия происходит, как правило, post-factum. Рациональное действие есть действие, проектирующее в будущее регулярные связи, обнаруженные в прошлом [169, с. 488-489].
Индустриализация мира идет рука об руку с рационализацией жизнедеятельности общества, при этом рационализация может подразделяться на экономическую, научную и технико-технологическую, социальную (коммуникативную), регулятивную (управленческую) и духовную (в некотором роде элементом которой является научная) [61]. Важным методическим следствием этого являются представления о том, чтотехногенная рациональностьвключает в себяэкономическую, научную и технико-техническую рациональностькак свои основные компоненты (рис. 2.1) [61]. Аспекты техногенного мира и противоречивой природы его рациональности представлены в социоприродных исследованиях ряда брянских философов (Э.С. Демиденко, Е.А. Дергачева, Н.В. Попкова и др.), согласно которым техногенный социум являет собой интеграцию общества, биосферы и техносферы, причем роль последней в социоприродных процессах неумолимо возрастает [61]. Общество представляет собой противоречивое социо-техносферно-природное образование.
|
|
Рис.
2.1Интересное рассмотрение техники предложил Мартин Хайдеггер, разведя технику как поста́в, с помощью которого человек поставляет себе пищу, одежду, жилище и т.п., и технику кактехне́, искусство в понимании древних греков. Если взгляд на технику как на постав является тривиальным, то взгляд на технику как на искусство открывает новые грани рассмотрения феномена рациональности и техники. Дело в том, что сущность искусства – раскрывать духовный мир человека, и Хайдеггер, по сути, от рассмотрения сущности техники «через мост» техне (и его сущности, сущности искусства) изящно перешел к сущности человека. Это было достаточно тонкое и многослойное раскрытие сущности техники, а через нее и рациональности. Если сущность техники можно увязать с технической рациональностью, то уже, рассматривая сущность техники во взаимосвязи с сущностью человека, надо переходить от технической рациональности к рациональности не только технической, но и гуманитарной. И проблема раздробленности научной рациональности и рациональности вообще «всплывает» вновь.
В данном контексте проблема рациональности имеет не только философский и антропологический смысл, как на это прекрасно указал М.Хайдеггер, но и смысл практический, даже жизненно важный. Об опасности, которую таит в себе техника, Хайдеггер пишет в своем «Вопросе о технике»: «Угроза человеку идет даже не от возможного гибельного действия машин и технических аппаратов. Подлинная угроза подступила к человеку в самом его существе. Господство постава грозит той возможностью, что человек окажется не в состоянии вернуться к более изначальному раскрытию потаенного и услышать голос более ранней истины» [61, с. 154]. Этот вопрос об угрожающем господстве техники актуален сегодня, причем во многих отношениях. К примеру, в монографии[61]раскрывается тот факт, что современная экономическая рациональность, рациональность техногенного общества вступают в глубочайшее противоречие с гуманитарными ценностями. Проблемы неразумного природопользования, загрязнения окружающей среды, падения качества жизнедеятельности человека заставляют современное общество обратиться к вопросам социогуманитарной рациональности и, если можно так сказать, рациональности экологической. Как оказывается, задачи экономики, техногенного мира, потребления вступают в противоречие с задачами сохранения среды обитания человека (и сохранения самого человека). В подобном контексте мы можем видеть системный конфликт (конфликт целей, ценностей, средств, парадигм и т.п.) экономической и техногенной рациональности, с одной стороны, и гуманитарной и экологической рациональности, с другой. Выражается он в том, что триада, объединяющая науку, технику и производство, безжалостно наступает на природу, т.е. на среду обитания человека, а значит угрожает его жизни и здоровью. Через призму данной проблемы мы можем убедиться в том, что проблема раздробленности рациональности, несводимости различных подходов носит не только теоретический, но и глубоко практический характер.
В самом общем виде эту проблему можно обозначить как конфликт рациональности техногенного социума (техногенной рациональности, включающей в себя аспекты технической, экономической, научной и иной рациональности) и рациональности гуманитарной (экологическая проблематика приобрела для общества новое звучание, когда стало понятно, что ее развитие угрожает жизни человечества, т.е. и человека как основного объекта гуманитарного знания). Попытка разрешения этого конфликта рациональностейпривела ученых, к примеру, к парадигме устойчивого развития.
Еще раз подчеркнем при этом, первые попытки рассмотреть конфликт техники и человека, т.е. в некотором смысле технической и гуманитарной рациональностей, мы обнаруживаем задолго до того, как конфликт приобрел современное экологическое звучание. В первой половине ХХ в. в том или ином аспекте этому вопросу посвятили свое внимание многие выдающиеся мыслители того времени: Н.А. Бердяев, А.А. Богданов, В.И. Вернадский, Х.Ленк, Э.Леруа, Л.Мемфорд, Х.Ортегга-и-Гассет, П.Тейяр де Шарден, Э.Фромм, М.Хайдеггер, Ж.Эллюль, Ф.Юнгер, К.Ясперс. Пусть и созданные в несколько иной терминологии, их философские представления адекватны многим проблемным вопросам в отношениях «человек – техника», «человек – общество», «природа – общество», «культура – техника».
Связь рациональности, рационализации с феноменом техники и технологии заставляет нас обратиться к другой очень важной методологической проблеме. Как очевидно, рефлексия по поводу и рациональности и рационализации в культуре и обществе, и неразрывно связанным с ними феноменом техники и социально-гуманитарных технологий сегодня обсуждается во многих науках: не только в философии, но и в социологии, культурологии, политологии, психологии, педагогике. Соответственно сложилось множество школ и дисциплинарных подходов, по разному обсуждающих одни и те же проблемы (порой даже под очень непохожими «именами»). Такой характер обсуждения имеет массу трудностей и вообще говоря актуализирует проблему сведения различных обсуждений, дискуссий, подходов к единому знаменателю. В этом множестве подходов и методологических тенденций есть и некоторые своего рода «течения», которые с одной стороны идут на встречу друг другу, но практически не обладают ни матрицами прогнозирования и проектирования этой встречи, ни очень часто пониманием того, что эта встреча должна состояться и обсуждаемые два течения именно к ней идут. В истории философии и науки такое бывает сплошь и рядом и удивляться этому, увы, не приходиться. Причина, видимо, кроется в различных языках концептуализации исследуемых проблем и явлений.
Обозначим два таких течения, хотя при некотором анализе можно увидеть и другие потоки философии. Первое течение – это исследователи и исследования в сфере научной рациональности и рациональности вообще. В рамках этого течения есть как строгие подходы, строящиеся на базе научно-философской рациональности (примерами служат работы [4; 204-206; 226; 228; 230; 232]), так и подходы менее строгие, но позволяющие выявлять рациональность мифологии, религии, искусства и других видов познания. В решении последнего класса задач применяются методы философии, антропологии, религиоведения, культурологии, социологии культуры и т.п.
Вкратце остановимся на социокультурном анализе в широком смысле его понимания. Социокультурный анализ позволяет подойти к исследуемым феноменам с рационально-духовной точки зрения. Такой подход еще остается научным (как научным остается, например, религиоведение). Но он соотносит рассматриваемый феномен с различными потоками духовной жизни. При том, что эти потоки, будучи не до конца рациональными, не всегда поддаются строго сциентическим и формально-логическим рассмотрениям [135, с. 244-246]. Ценность такого подхода состоит в том, что он рассматривает разные смысловые системы именно как сложно организованные, сложно формализуемые, иногда недоопределенные и недовыявленные. Системы могут быть линейными или нелинейными, распределенными или компактными, классическими или постклассическими, детерминированными или вероятностными (стохастическими). Но если это системы (или даже парасистемы, как, к примеру, постмодернистские ризомы), то можно рассматривать некоторые закономерности даже в той области, где они казалось бы уже не работают. Однако, как оказывается, они работают, правда, очень сложным и не «буквальным» образом. Это хорошо видно на основе социокультурных подходов с их методологической и иной спецификой [135, с. 244-246]. Разумеется, оперирование социокультурными образами и аналогиями нельзя назвать строгим. Но социокультурный метод не «дорожит» избыточной строгостью. В противном случае он совсем не мог бы осмысливать потоки духовной жизни и транскультурные, трансцивилизационные инварианты[135, с. 244-246].
Второе течение – это совокупность подходов и исследований, акцентирующих свое внимание на экологической проблематике, проблематике социоприродной и техносферной, рассмотрении техногенеза, в который погружено современное общество. Это течение не менее многослойно и многоаспектно, чем предыдущее. Экологические и социоприродные аспекты этого течения берут свое начало в русском космизме, в философских идеях советского академика В.И. Вернадского, ряда других ученых. В чем-то близкими, а в чем-то очень далекими (скорее относящимися уже к нарождающейся тогда постмодернистской эпохе) стали исследования Римского клуба, идеи устойчивого развития и т.п. Не последняя роль в соответствующем ряду философских и социологических исследований принадлежит результатам, полученным в ряде социоприродных исследований брянских философов, множество работ которых посвящено критическому анализу влияния техники и техногенной рациональности на человека, общество, природу и экологию [41; 52-53; 55-61; 183-190; 192]. Все это представляет собой большое течение научно-философской мысли, использующее философские, культурологические, социологические подходы и имеющее достаточно разветвленную структуру с массой новых ответвлений.
Если два указанных нами течения смогут увидеть возможности диалога, встречи и взаимопонимания, то они сольются воедино и благодаря объединенным, совместным усилиям возрастет вероятность решить исследуемую ими проблему; в противном же случае велика опасность того, что проблему они не решат, а только столкнуться и либо пройдут сквозь друг друга, не оставив и следа, как принципиально разнородные течения, либо придут в состояние соударения и в ходе него, не исключено, окажутся отброшенными назад.
Для понимания общих отличий этих течений – условно говоря, научно-философского (базирующегося на представлениях о научно-философской рациональности в широком ее понимании) и философско-техносферного (базирующегося на философии техносферы также в достаточно широком ее понимании) – обратимся к рис. 2.2.
Следствием бурного развития науки становится появление технологии, причем как в материально-производственной, так и социально-гуманитарной сферах, что, в свою очередь, в ходе своего развития порождает проблемы экологии (как в узком, так и в более широком смысле слова). При этом научно-философское течение анализирует науку и научную рациональность и реже другие виды познания и типы рациональности, существующие в культуре (искусство, религия, мифология, эзотерика и др.), а философско-техносферное – проблемы экологии и породивший их бурный расцвет техники, противоречивую природу техногенной рациональности, конфликт техносферы и биосферы, препятствия развитию ноосферы (рис. 2.2). Иначе говоря, некоторым образом смещены исследовательские и как следствие методологические акценты, однако, в конечном счете, исследуется некоторый единый, пусть и многомерный и многозвенный процесс, разворачивающийся в самых различных срезах (временнóм, социальном, географическом, культурном и т.п.) (рис. 2.2).
Рис. 2.21
Собственно говоря, некоторое несоответствие, присутствующее между двумя обозначенными подходами, является достаточно серьезной и трудно преодолимой проблемой и выступает одним из разломов, с которыми сталкивается осмысление рациональности. Множество подобных разломов и порождают факт нахождения рациональности на перепутье. Отыскать же детерминанты, позволяющие преодолеть перепутье, вырваться за его пределы, оказаться по ту сторону перепутья – одна из важнейших целей многих исследований и нашего в том числе. При этом одним из подходов, позволяющих снять некоторые противоречия в рациональности, является поиск оснований обсуждаемых нами проблем, в т.ч. и проблемы некоторого несоответствия двух течений, использования ими различных языков, слабое понимание между которыми порождает указанные разрывы. Согласно рис. 2.2, эти разрывы вполне преодолимые, особенно если обратить внимание на тот факт, что оба течения исследуют один и тот же системный процесс, но в буквальном смысле с разных сторон. Наука выступает своего рода причиной, а экологические проблемы – последствиями, между которыми (указанной причиной и следствием) лежит еще одно звено – технология (в широком смысле, т.е. технология материально-производственной и социально-гуманитарной сфер).