5.4.5. Современные модели объяснения политической жизни

Современность отказывается от предшествующей политической традиции как нереалистичной и губительной, настаивает на эмансипации воли и идет по пути радикализации этой высвобождающейся воли. История современной философии пронизана этой тенденцией. Есть ли у политической власти принцип или она беспринципна? Имеет ли она цель, заданную чем-то, кроме человеческого разума и воли? Современная политическая философия на оба этих вопроса отвечает решительным «нет», поскольку полагает, что человек суверенен и является обладателем смысла. Полностью автономный разум является разумом наступательным, направленным на завоевание внешнего мира. Разум все более становится прислужником свободы, делающейся все менее детерминированной.

Современный разум представляет природу человека как чистую свободу, рассматривает человека как творца самого себя. Воля стирает природу, разум направляет все средства на достижение человеческого могущества. Проект модернизма означает изменение природы политики; политика присваивает себе власть божественную и клерикальную, перестает быть искусством и превращается в технику. «Финалистское определение политики уступает место определению инструментальному. Традиция считала предметом политики труд во благо человека, политика же с точки зрения современных людей — рациональное устройство социального мира во имя человеческой эмансипации». Однако можно ли оценить современную политику как полностью инструментальную?

Эмансипация трагически обостренно ставит проблему жизни человека среди других людей. Если определять Современность как проблему, которая обнаруживает себя как сила негативного, как профанирование всего святого и превращение всего безусловного в обусловленное, как вызов, «подрывающий любые (в тенденции и потенциально) нормативные основания, на которых может зиждиться общественный порядок», то, как пишет Борис Гурьевич Капустин, необходимо сделать несколько уточнений:

1. Профанированию и «расколдованию» мира противостоит (особенно в нынешних западных обществах) его новое «околдование», «прежде всего в виде гедонистической, высоко манипулятивной, лишенной практически какого-либо познавательно-рационального содержания, «идолообразующей» потребительской культуры»;

2. «Современность в той же мере есть изгнание «богов», в какой она есть их новое производство». Напомним, что «боги» - это «высшие ценности, смыслы, значения, не сводимые к логике инструментальной рациональности средств». «Ценности не обнаруживаются, они создаются актом способной к воображению творческой воли — в виде произведений искусства, в виде политики, планов, образцов жизни, которые творятся. Таким образом, в центре Просвещения оказывается проблема плюрализма, имеющая как минимум две оси: по первой «обезбоживающий» эффект Просвещения сталкивается с романтическим производством «богов»; по второй — разворачивается «борьба богов» в рамках нового многобожия... Современность предстает проблемой не монолога инструментальной рационализации…, а проблемой экспериментального нахождения modus vivendi разных «богов» и миров…» Макс Вебер усматривал трагизм Современности в непримиримости «богов» и необходимости между ними выбирать. Указывая на это, Б.Г. Капустин в данном уточнении предлагает изменить модальность«или - или»,присущую веберовскому взгляду, на модальность«и — и»,так как «суть дела в том», чтобы возрождающиеся прежние представления и идеалы, такие как евангелический фундаментализм в США,ипочвенничество в России,иисламский джихад в Азии и Африке,и«последние люди», которые по всему миру «судорожно ищут и демонстрируют свою значимость»,иеще многое другое - «чтобы это были не исключающие друг друга, а взаимно уживающиеся, никому пока не известным образом, альтернативы». Следовательно, Современность — это не только Запад, и в современном мире нет Столицы.

3. «Принципом современного общества», как его назвал Гегель, является «абсолютная самостоятельность индивида», «у неё нет логических пределов, поскольку она есть именно «жизненная», а не «научная» проблема, - она делает невозможным не только старый порядок (типа аристотелевского порядка «благой жизни»), но и какое-либо общежитие людей вообще». На этом основании Капустин определяет, что «проблема Современности естьпроблема установления Порядка при и на основе «абсолютной самостоятельности» индивида, т.е. не ценой её подавления и без деградации в гоббсовскую «войну всех против всех»». Она решается с учетом гоббсовской основы равенства людей — равенства страха и выделением особой роли просвещенческого инструментально-нравственного двуединства разума, который не только «научно-технологически инструментализует мир», но и «решает высшие нравственно-политические задачи, т.е. делает осуществимой справедливость как тоблаго, без которого невозможна общественная жизнь людей».

4. Метафорой проблемы Современности является «смерть Бога», что означает подрыв незыблемых ранее иерархий ценностей и значений «абсолютной самостоятельностью индивида». В этой ситуации «нет той независимой от суждений людей авторитетной реальности (божественной, моральной, экономической, политической)», поэтому «каждый имеет равное право на свою «истину», и эти «истины» равноценны, так как у нас нет мерила, чтобы измерить их относительную ценность. Мы можем только предположить, что таким условным мерилом будет возможность их ненасильственного совмещения», а «содержание и обстоятельства применения мерила также предстоит определять нам, тем «ненадежным» существам, у которых страсти не молчат перед размышляющим разумом. Мы в замкнутом круге неопределенности, ибо лишены возможности апеллировать к каким-либо метафизическим основаниям вне нашей практики… и тотальной ответственности, ибо вместо нас — каждого из нас! — никто не найдет выхода из ситуации «смерти Бога».

В контексте такого определения положения человека в ситуации Современности более понятными становятся основные современные модели объяснения политической жизни. Так, конфликтная концепция политической сферы марксизма исходила из следующих базовых идей: 1) главные механизмы политики определяются экономикой, материальными интересами людей, участвующих в процессах обмена и производства; 2) политика — это борьба классов, имеющих прямо противоположные экономические интересы; 3) в условиях антагонистического общества организованное насилие и классовое господство — основа всякой политики. Несмотря на раскрытие некоторых важных движущих сил политики, марксизм оставил вне фокуса внимания такие побудительные причины политической активности, создающей ткань политической жизни, как социально-психологические, социокультурные, правовые, демографические, биологические и другие факторы. Объяснение политической жизни нельзя свести к экономическим процессам.

Конфликтологическое понимание политики также свойственно моделям Ральфа Дарендорфа, Льиса Козера и Карла Шмитта.

Дарендорф противопоставил марксизму теорию социального конфликта, в которой главным признаком классов являются не отношения собственности на средства производства, как у К. Маркса, а отношения господства и подчинения.

Конфликт, по Козеру, — это «борьба за ценности и права на обладание статусом, мощью и ресурсами, в которой цели соперников состоят в нейтрализации одним другого, нанесении ему ущерба или устранении друг друга».

В теории политического Шмитта политика представлена в виде особого отношения «враг-друг» («свой-чужой»); вокруг этого отношения и разворачиваются разнообразные события и действия; это отношение пронизывает экономическую и духовно-культурную жизнь, всю структуру общества. Шмитт указывал, что «…политическое не означает никакой собственной предметной области, но только степень интенсивности ассоциации или диссоциации людей, мотивы которых могут быть религиозными, национальными (в этническом или в культурном смысле), хозяйственными или же мотивами иного рода, и в разные периоды они влекут за собой разные соединения и разъединения».

Концепция Макса Вебера, напротив, показывает политику как особый вид человеческой деятельности, связанный с разделением труда, как, с одной стороны, общесоциальноепредприятие(аппарат)легитимного, т.е. признанного большинством обществагосподства, а с другой, как специфическую профессиональную деятельность, пронизывающую всю общественную жизнь. Макс Вебер выделяет такие разряды людей и их объединений по их месту в этом предприятии: 1) «политиков по случаю», например, рядовых избирателей; 2) «политиков по совместительству», например, партийных активистов, для которых политическая деятельность не является основным занятием; 3) «профессиональных политиков», для которых политика, управленческая деятельность, контроль над властью и её распределением является профессией и основным источником существования.

Веберовская модель политики как общесоциального предприятия, в котором всем гражданам (подданным) отведены определённые места и роли во властных отношениях, повлияла на современные структурно-функциональные интерпретации политики. Так, Толкотт Парсонс считал, что в универсальной системе-совокупности социальных действий всех людей имеются подсистемы, обладающие специфическими функциями, при этом политическая система обладает функциями целеполагания и организации людей для эффективного коллективного действия. Политика включает социальный механизм целеполагания, принятия решений, привлечения необходимых ресурсов, а также институциональную структуру, обеспечивающую этот механизм, - институты лидерства, органы власти, нормы и правила, определяющие социальную активность. Следовательно, политическая жизнь предстает как совокупность взаимодействий лидеров и их последователей, влияния руководителей на людей через органы власти в рамках юридических норм политической игры. Идеи Парсонса легли в основу системного анализа политики Дэвида Истона, который акцентировал внимание на прямых и обратных связях политической системы с внешней социальной средой. И Парсонс, и Истон придерживались макрополитического подхода, с точки зрения которого потребности системы, в конечном счете, определяют поведение её элементов и людей, вовлеченных в функционирование системы. Их логика состояла в движении от общего к частному, от гипотез к логическим выводам. Недостаток этой модели видится в её излишней статичности, акценте на равновесии, недооценке таких «возмущающих» факторов, как устремления отдельных людей и их объединений.

Другую методику — бихевиористский подход, движение от микроуровня, от частного к общему - первыми применили для объяснения политики Чарльз Мерриам, Гарольд Лассуэлл, Джордж Кэтлин. Они увидели в политической сфере совокупную политическую активность людей, которая формируется из их отдельных действий и взаимодействий. Эти исследователи считали, что политический мир — это общий результат сложения всех микрополитических жизней индивидов.

Гарольд Лассуэлл (1902-1978) считал необходимым использовать методы социальной психологии, психоанализа и психиатрии в исследованиях человеческого измерения политики, а предмет политической науки видел в изучении влияния и тех, кто его способен оказывать, т.е. способен участвовать во власти, которая определяется им как участие в принятии решений и распределении ценностей, а также способность достичь нужного влияния на человеческие действия. Он выяснил, что именно в сети межличностных связей формируются политические мотивы и что отношение индивида к политике обусловлено преимущественно психологическими механизмами его личности. Так, сторонники демократии отличаются такими качествами, как открытость личности, способность доверять окружающим, критичность мышления, способность ориентироваться на несколько ценностей сразу и другие.

С целью адекватного анализа политической жизни Лассуэлл выделил пять уровней анализа любой политической ситуации, выражающихся в следующих вопросах: 1) какие преследуются ценности-цели (сфера интереса политической философии); 2) какие тенденции возникают при реализации ценностей-целей (сфера интереса социально-политической истории); 3) какими факторами определяются данные тенденции (вопрос, решаемый путем построения теории использования эмпирических методов сбора и обработки данных); каковы возможные траектории развития (прогнозы относительно возможного развития событий); 4) существуют ли альтернативные политические курсы, способные обеспечить наиболее полную реализацию ценностей-целей. Лассуэлл также разработал модель коммуникации, позволяющую выявить и раскрыть коммуникативную сторону политической жизни человека путем ответа на вопросы: ктоговоритчто, какойканал(средство связи) при этом используется, накогоэтот канал направлен и с какимэффектом. Лассуэлл дал одно из первыхнаучных определений пропаганды и её функций, подчеркивая её роль в качестве инструмента и технологии власти: «В широком смысле это есть технология оказания влияния на действия человека путем манипулирования представлениями и образами, выраженными в устной, письменной, изобразительной или музыкальной форме»; «контроль над общественным мнением при помощи значимых символов». Функции пропаганды: «Мобилизация ненависти к противнику, сохранение дружбы союзников, сохранение дружбы и обеспечение сотрудничества нейтральных сил, деморализация противника» [11, с. 31-34]. Современная политическая жизнь, пронизанная коммуникативно-информационными взаимодействиями, чрезвычайно остро ставит вопросы информационной свободы, равноправия, безопасности и защиты от манипулятивных воздействий. Именно в коммуникативно-информационном пространстве разворачивается конкуренция «богов», свойственная современности, и решается проблема «экспериментального нахождения modus vivendi разных «богов» и миров».

В русле развития бихевиористского подхода были созданы и политическая теория рационального выбора (Моррис Фиорина), и игровая модель политики, опирающаяся на теорию игр (Стивен Брамс), и концепция обмена ресурсами на политическом рынке (Питер Блау). Отличительной чертой всех трех подходов является представление политической жизни в качестве совокупности различных видов действий, поведения и отношений между индивидами и группами.

Среди авторов коммуникативных концепций политики, пользующихся довольно большим влиянием, следует назвать Ханну Арендт, Карла Дойча, Никласа Лумана и Юргена Хабермаса. Хабермас, создавший теорию коммуникативного действия, считает, что политика выражает себя через систему коммуникативных действий. Развитие современного общества происходит путем дифференциации систем, между которыми осуществляется постоянная коммуникация. Системы функционируют на основе жизненного мира индивидов и обезличенных посредников между этими мирами в виде денег и власти (соответственно рынок и правительство). Коммуникативные действия — это определенные цепочки (каналы) опосредований, основными механизмами которых выступают как раз обезличенные посредники - деньги и власть. Цепочки опосредований обеспечивают сообщение между капитализмом и демократией, между частной и публичной сферами общества. Однако, достаточно ли обезличенных посредников для обеспечения коммуникаций? Хабермас отвечает: нет! Публичная сфера понимается как обладающая открытостью и обеспечивающая совместность социальная арена, на которой отдельные индивиды через общение и обоснование суждений формируют нормативные ориентации. Эти ориентации контролируют и рационализируют применение государственной власти. Патологией современного общества, которую показывает Хабермас, является «колонизация» жизненного мира системами, т.е. опредмечивание и бюрократизация тех сфер бытия, которые по сути своей зависят от солидарности и взаимного признания. Хабермас сформулировал понятия структуры равного и взаимного диалога, подчеркивая, что без существования такой структуры сам диалог теряет смысл, а демократическая легитимация становится недостижимой. В качестве нормативных предпосылок человеческого общения у Хабермаса выступают стремление к правде и справедливости, а сам факт дискуссии ради ненасильственного разрешения противоречий - свидетельством о наличии и актуализации таких предпосылок. Хабермас считает, что кризис проекта модерна, заявивший о себе в ХХ в., возник потому, что бюрократическая, техническая и научная подсистемы общества, хотя и добились огромных результатов в своем развитии и стали автономными, утратили при этом в своих целерациональных действиях такой важный элемент оригинального проекта модерна, как моральная ориентация. Поэтому в повседневной жизни стали доминировать не исторические потребности людей, а интересы данных подсистем.

Основными противоречиями, могущими привести к кризису административной рациональности и к кризису легитимности, Хабермас считает противоречия между ценностями и значениями социокультурной системы, с одной стороны, и нормами частной и публичной сфер, с другой. Спасти проект модерна можно, если социальная модернизация будет направлена в некапиталистическоерусло, если жизненный мир сможет создать в себе институты, которые поставят ограничения динамике самопроизвольного развития экономической и управленческой систем, - динамике, противоречащей изначальному проекту модерна.

В заключение необходимо отметить такие новейшие, так называемые постструктуралистские концепции - «генеалогии власти» М. Фуко и «поля власти» Пьера Бурдьё. Их отличает видение политики и власти как отношения и общения. Фуко отмечает, что власть представляет своего рода модальность общения, т.е. «отношение отношений», зависящее от постоянно изменяющихся напряженности отношений и соотношения сил агентов власти.

Пьер Бурдьё подчеркивает, что структуры и объекты социального пространства представлены одновременно позициями (реальное положение в распределении материальных ресурсов и средств присвоения социально значимых благ и ценностей) и диспозициями (понятиями о положении в социальном пространстве). Пространство обладает активными свойствами (различными видами власти или капиталов в различных полях пространства) и определяется как «совокупность объективных отношений сил, которые навязываются всем входящим в это поле». Выделяются экономический, культурный, социальный и символический капиталы. Капитал — это власть над полем в определенный момент времени. Человек как социальный агент формируется «в отношении и через отношение с социальным пространством», в котором, как мы видим, существуют политическое, экономическое, интеллектуальное и другие поля. Позиция в социальном пространстве означает еще и определенное положение в пространстве политическом, отдельные виды капитала являются властью, определяющей возможности на выигрыш в данном поле, что влечет изменение правил внутреннего деления поля в пользу выигравшего. Политику Бурдьё определяет как особую социальную реальность, как «поле символической борьбы, где профессионалы… противостоят друг другу по поводу какого-то иного поля символической борьбы».

Итак, политическая жизнь человека отражает усложнение реального политического мира, изменение взаимоотношений человека и государства на различных этапах политической истории, роли человека в политике. На государственноцентристском этапе политическая жизнь определялась тем фактом, отраженным и в философии, что государство являлось носителем верховной власти над человеком. Для обоснования такого положения привлекались и доводы мифологического, религиозного порядка, и рассуждения о естественном порядке и разумном характере государственной формы совместной жизни.

На стадии взаимодействия государства и возникшего гражданского общества содержание политической жизни значительно изменилось, что нашло свое выражение в том, что политика и правила политической игры были окончательно отделены от этических оснований и политика стала приобретать инструментальный характер, исходя из нового определения человека и его места в политическом мире. Этот период отмечен противоречивыми взглядами на политику как поле общественного договора и как на рациональную технику манипуляции страстями несовершенного (злого) человека, обладающего естественными правами, с целью обеспечения совместной безопасной и гедонистической жизни. Общественный договор в отношениях между государством и обществом, а также между представителями гражданского общества — индивидами и группами — означал переход от одностороннего подчинения к естественному праву влиять и изменять государственный режим, хотя государство, конечно, обладало еще безусловным главенством над гражданином.

На социоцентристском этапе (ХХ в.) произошло дальнейшее изменение и реальной политической жизни, и теоретических взглядов на политику. Монополия единой государственной власти отступает под напором идей и практики плюрализма, согласования интересов различных социальных групп, делящих между собой влияние на общество и государство. Современность принесла колоссальное усложнение политического мира и — со свободой индивида — новую проблему ответственности каждого за выработку и реализацию политики.