Отечественный кинематограф начало Т.Д Цидина

Ретроскоп

Своим «ретроскопом» Эдисон уловил луч одной из отдаленнейших звезд Млеч- ного пути.

До этой звезды дошло лишь давно отгоревшее мерцание нашей планеты. Перехваченный ретроскопом, звездный гость, по закону обратного притяжения,

может быть возвращен на его небесную родину.

Он удаляется с Земли с быстротою мысли. Чем далее улетает он, тем более отдаленное прошлое открывается его фотографирующему взору. Отраженные на стекле ретроскопа картины развития Земли развертываются в обратном порядке, в пробеге от современности к первобытному прошлому. Река событий возвращается вспять, от устья к своему истоку.

Вот убогая сельская церковь. Возле нее надгробия с покосившимися крестами. Одна из могил раскрылась. Из гроба поднимается дряхлый, согбенный старец. Как бы стряхивая с себя день за днем, выходец из земли переживает вспять свою скудную старость, труды и скорби возмужалости, весенний приток молодых сил, беззаботную юность. Далее – умаление и детство, лепет младенчества, таинственная жизнь в материнских недрах и, наконец, завершительное исчезновение в непостижимом зарождении. Заколдованное кольцо человеческого существования снова сомкнулось. От смерти к зачатию, как от зачатия к смерти, сознательное человеческое существо совершило тот же неуклонно кем-то предначертанный пробег от тайны к тайне.

Какие ощущения испытало бы оно, направляясь от порога смерти к порогу жизни? Исходя из могилы, оно перестало бы томиться загадкою загробного существова-

ния. Будущее стало бы грозить ему из темной бездны за неуловимою гранью зачатия. Сбросив с себя прах могилы, новорожденный старец увидел бы себя среди чело-

вечества, непрерывно умаляющегося и исчезающего бесследно. Надвигающийся неотразимо, черный мрак предзачаточной гибели поразил бы его душу суеверным ужасом. И только перед концом существования, когда он превратится в беспомощного младенца, вкусил бы он прелесть забвения, но купил бы это жалкое блаженство ценою всего, что возвышало его душу.

Переживание самого себя было бы нестерпимо: ни одно человеческое существо не вынесло бы такой пытки, если бы возможно было устранить себя из жизни. Но как ускорить бег к зачатию? Как осуществить, при попятном течении жизни, замысел самоубийства?

71

К счастью, ретроскоп, давая обратное изображение нашего существования на земле, на самом деле не направляет его обратно. Воспроизведенная в ином чередовании жизнь, в сущности, изменится не больше, чем истинный смысл этой поэмы, – хотя бы вы вздумали прочитать ее от заключительной буквы к началу.

Иное ощущение от «мира с конца» возникает у Алексея Крученых: «Мы стали видеть мир насквозь. Мы научились следить мир с конца, нас радует это обратное движение».

В поэме «Война и мир» Владимир Маяковский уже соединяет эффект обратного хода времени с образами военной хроники:

Это встают из могильных курганов, Мясом обрастают хороненные кости.

А поэт Вадим Шершеневич вообще объявляет этот прием основой собственного мироощущения:

Прихожу в кинемо; надеваю на душу Для близоруких очки; сквозь туман Однобокие вальсы слушаю И смотрю на экран.

ßзнаю, что демонстратор ленты-бумажки В отдельной комнате привычным жестом Вставляет в аппарат вверх тормашками, А вы вс¸ видите на своем месте… <…>

ßвсе вижу наоборот.

Таким образом, можно говорить о том, что художественный прием раннего кинематографа – эффект обратного хода – был усвоен поэтиче- ским сознанием.

Включение кинематографа в пространство духовной жизни людей отражалось в поэзии разными эмоциональными состояниями, например – завороженностью кинозрителя, как в стихотворении К. Льдова «Кинема»:

72

Для озаренья снимка На призрачном холсте Весь мир, как неведимка, Исчезнул в темноте.

Èвот, не видя чуда, Столь явственного мне, Слепцы глядят оттуда, Из рамки на стене.

Действительность их мнима, Свет жизни в них погас, –

Èты для них незрима,

Как ангелы для нас.

В стихах 1911 г. начинающий поэт Олег Леонидов напишет о своем восприятии кинематографа, уподобляя его калейдоскопу из разных жизненных впечатлений, сосредоточенных в пространстве кинопрограммы:

Мрак… Картины… Шепот… Тени… Бег недремлющей мечты… Экзотических растений Ароматные цветы… Перелеты, сказки, драмы, Снов и видов длинный ряд…

Киножурналистика этого периода знакомит нас с тем, как восторженно принимали люди начала ХХ столетия происходившее на их глазах чудо – рождение нового искусства:

Кинематограф – чудо века, Кинематограф – чародей, Печать культуры человека На манускрипте наших дней.

Свое поэтическое рассуждение-посвящение «десятой музе» напеча- тал в 1916 г. стихотворец-дебютант Моисей Скороходов:

73

Волшебный луч рисует перед нами На полотне прекрасную мечту.

Вот плещет море мертвыми волнами, Бесшумно поезд мчится по мосту.

А тихий вальс мечтательно рыдает, И сердце полнится знакомою тоской,

Но каждый взор не помнит и не знает, Что все заведено искусною рукой,

Что все налажено лишь техникой прекрасной, Что нас колдует луч из узкого окна...

Некоторые поэтические опусы характеризовали отношение прессы к любимым артистам – как, например, к «королеве экрана» Вере Холодной:

Хоть повези в Америку, Понравится и там.

Так «делает истерику» – Не верится глазам.

Глаза такие жгучие, Что мы б спросить могли: «Уж не было ли случая,

Чтоб фильм они прожгли?»

Артистка превосходная – Вот мненье москвича. Фамилия Холодная, Игра же горяча.

Пространство темного кинозала синематографа служило местом, где могли складываться или разрушаться отношения между влюбленными, с таким сюжетом мы встречаемся в стихах Софии Парнок:

* * *

Этот вечер был тускло-палевый, – Для меня был огненный он. Этим вечером, как пожелали Вы,

74

Мы вошли в театр «Унион».

Помню руки, от счастья слабые, Жилки – веточки синевы.

Чтоб коснуться руки не могла бы я, Натянули перчатки Вы.

<…> Я сказала: «Во мраке карие

И чужие Ваши глаза…» Вальс тянулся и виды Швейцарии, На горах турист и коза.

Улыбнулась, – Вы не ответили… Человек не во всем ли прав!

И тихонько, чтоб Вы не заметили, Я погладила Ваш рукав.

Ощущение легкой грусти возникает в стихах от этого несовпадения между красивой картинкой на экране и женским потаенным жестом, не получившим ответного мужского. В некоторых стихах эти отношения (Он и Она), сталкиваясь с быстро меняющимися экранными впечатлениями, создают ощущение приглушенной житейской драмы в рядах кинозрителей, как в стихах Евгении Руссат:

–Как холодно в зале сегодня! С экрана

Японская гейша так грустно глядит…

–... А знаете… Кажется, старая рана Открылась опять и болит…

–Сейчас будет новая смена картины… Знакомое что-то… Ах, да, «Маскарад»… Арбенин у ног умирающей Нины… …Послушай, один только взгляд!

–Вы сердитесь? Полно, ведь я пошутила… Мы снова на «вы» и мы только друзья!..

75

Смотрите – охотник убил крокодила… Что? Громко смеяться нельзя?

– Но я не могу… Истекающий кровью Сейчас крокодил опустился на дно… Ах, сердце, когда истекает любовью, Ведь это смешно же, смешно!..

Активные визиты горожан в иллюзионы и реконструкция их в стихах – достаточно распространенная поэтическая форма для выражения зрительских впечатлений и ощущений от нового зрелища:

Плакаты в окнах в стиле неизменном: «Большая драма!» – «В вихре преступлений!» Порочных губ и глаз густые тени Как раз по вкусу джентльменам…

А на экране – сыщики и воры: И жадны разгоревшиеся взоры.

Конечно, центр – сундук миллионера И после трюки бешеной погони: Летят моторы, поезда и кони Во имя прав священных сэра…

Приправы ради кое-где умело Сквозь газ показано нагое тело.

Чтоб отдохнуть от мыслей и работы, И мы пришли послушать куплетистов,

Оркестр из двух тромбонов и флейтистов Дудит одни и те же ноты…

Как легкий дым, в душе сознанье тает

Èрадости от зла не отличает.

Âэтих стихах Вивиана Итина под названием «Кино», относящихся к 1910 г., воссозданы и кинореклама, и сюжет картины, и музыка оркестра, «дудящего» «одни и те же ноты», и даже подмечен фривольный кадр, в ко-

тором «приправы ради кое-где умело сквозь газ показано нагое тело». Мо-

76

тивация прихода героя в кинотеатр тоже высказана: «Чтоб отдохнуть от мыслей и работы…» Синематограф, таким образом, выступает здесь как пространство отдыха и развлечения для городского населения. Он оказался «по плечу» всем возрастным и социальным категориям населения. В этом проявился демократизм нового зрелища.

В стихах о кино характеры персонажей-кинозрителей часто проявлялись через их ответные реакции на происходящее на экране, как, например, у Василия Князева:

Почтенный старичок с старушкой Сидят и смотрят, чуть дыша, Как душит герцога подушкой Субъект в костюме апаша.

А сбоку, спрятавшись в гардине, (Страшись, беспечный изувер!), – Глазами блещет герцогиня, Приподымая револьвер.

У старца – ушки на макушке: Он весь трепещет и живет…

«Смотри, – он говорит старушке, – Она его сейчас убьет».

«Убьет?.. О, Господи!..» Осечка… Старик жестоко возмущен:

От огорчения словечка Не может выговорить он.

Лицо обиженно-сурово: Пропал полтинник задарма! Но женщина стреляет снова… На сцене – грохот, пламя, тьма

И дым, который быстро тает – Чтоб было видно, как в углу

77

Свой дух убийца испускает В жестоких корчах на полу.

Но перед смертью герцогине Он шепчет с горечью: «Увы! Отец нашел убийцу в сыне, А сына застрелили – Вы!»

Со старикашкой ужас прямо Творится, что готов орать! «Ай, драма! – шепчет. –

Ну и драма! Сын – батюшку, а сына – мать;

Ну, а ее-то кто?»… Ее-то? Увы – никто: сойдя с ума И выбежавши за ворота, Она стреляется сама…

Старик доволен: за полтинник – Три хладных трупа… Ну и ну! Сияет, точно именинник, Победно глядя на жену,

И мыслит, как бы аккуратно, Надув швейцара-простеца – Еще раз посмотреть бесплатно, Как сын ухлопает отца.

«Страсти в клочья», детективный поворот сюжета с неожиданной развязкой («три хладных трупа») – одним словом, зрелище, достойное полтинника. В этом стихотворении автор точно передает ожидаемые запросы зрителей на авантюрно-психологические сюжеты, которые были популярны и востребованы широкой публикой. Тематика стихов о кино абсолютно точно представляет собой кинорепертуар страны 1910-х гг.

В стихотворении «Кино» (1916) кинематограф предстает и неким социальным инструментом:

78

Чтоб мужики сызмальства Забыли про вино, Пришел приказ начальства Устраивать кино.

Один из авторов массового периодического издания 1910-х гг. («Синий журнал») Аркадий Бухов писал: «Кинематограф побеждает и в том факте, что навстречу ему уже идут художество, и литература, и печать – в этом великое знамение времени: это первый победитель, которому не сопротивляются…»

79

ГЛАВА 4

ПЕРВЫЕ РУССКИЕ КИНОРЕЖИССЕРЫ. ИХ ТВОРЧЕСКИЕ ПОИСКИ И ОТКРЫТИЯ

4.1. В. М. Гончаров

Личность Василия Михайловича Гончарова была примечательной для своего времени: он был энтузиастом кино, верящим в его безграничные возможности. В 1905 г. в свои 44 года он бросил хорошо оплачиваемую работу на Владикавказской железной дороге и уехал в Москву, а затем в Париж, чтобы там, на кинофабрике братьев Пате постичь все тайны синематографа.

Он, как и многие его современники, питал слабость к театру. Писал драмы и трагедии, которые были признаны театральной цензурой неудобными к постановке. Публиковал в провинциальной печати рассказы и очерки из жизни железнодорожников. Вступил в члены Общества русских драматических писателей и оперных композиторов и в члены Общества писателей и ученых России. В 1907 г. он написал «историческую былину» «Понизовая вольница» и заручился согласием двух московских театров на ее постановку. Дранков сумел убедить драматурга в необходимости адаптации пьесы для кинематографа. В итоге сочинение Гончарова было реа-

80