- •XVIII в. На этом пути между Северной и Южной Кельтмой был прорыт
- •XIV вв., о чем свидетельствуют летописи и материалы археологических
- •XVII в. Существовал починок, записанный русским писцом как
- •107]. Она подробно характеризует изменения при адаптпции гласных
- •XVIII в. [СлРя XVIII в., 6, 127], но постепенно див(ий) уступает
- •1669 Г.), видимо, лодки изготовляли там и в далекие времена,
- •XX в. И участникам диалектологических экспедиций 2005-2006 гг.
- •1579 Г. В деревне Нырыб (позднее Ныроб) записан крестьянин Иванко
- •1979, 86-87]. Использование той или иной лексики могло зависеть и от
- •51]. Глагол пахать в Прикамье лишь во второй половине XVII в.
- •XVII в. Через прозвища вошли и в тысячи пермских фамилий (см.
- •376]). Отмечались либо недели церковного календаря, либо отдельные
- •XVII в. Различных районов России (работы н.С. Бондарчук,
- •1792 Г. В Перми начала работать типография, в которой в том же году
- •1998, Он же 1999, спф], начато изучение палеографии и лексики актов
376]). Отмечались либо недели церковного календаря, либо отдельные
дни: Сани и хомут покинул он, Костка, у него, Васьки, после
Введениева дни вскоре; Вскоре после Николина дни осеннего
променял…Евсютке кобылу карюю. Сроки платежей долгов, платы за
работу и т.д. обычно устанавливались к определенным дням: До сроку
до Николина дни вешняго (9 мая по старому стилю); До сроку до Ильина
дни бжия пророка (20 июля); До сроку до Семенова дни летоначатца
(1 сентября, начало «бабьего лета»).
При обозначении времени в народную речь проникали элементы
конфессионального языка: церковная лексика (пророк), сложные слова
(летоначатец, мясоед), грамматические формы (божия пророка,
вешняго). Вместе с тем они адаптировались народной речью. Так, в
пермских документах записано До Семенова дни, тогда как в
официальных московских документах – До Семеня дни (то есть с
использованием архаической формы притяжательного прилагательного
Семень); в местных актах – Рожество (Ево на срок поставить на
Кунгуре на Рожество), в церковных и официальных оборотах –
Рождество (Пресвятыя Богородице присно деве Марии…упование всех
христиан честнаго и славного ея Рождества). Таким образом, с одной
стороны, народная речь обогащалась церковной лексикой, с другой
стороны, она приспосабливала ее к своим языковым особенностям.
В деловых актах представлены многочисленные синонимические
ряды слов, позволяющие выявить семантическую характеристику
входящих в них слов. Например, в ряду чада – дети – робята слово
чада присутствует в текстах, связанных с церковью (Образ…князь
Феодора и чад ево Давида и Констянтина, ярославских чюдотворцев),
синоним дети был нейтральным (Были в стану дети ево) и вместе с
тем попал в деловую антропонимическую формулу (Тот чертеж у нас
ввопче с Сидором да с Дорофеем Степановыми детьми Иртеговыми) и
в деловое терминологическое словосочетание дети боярские ‘низший
разряд служилых людей’ (Писали к нам из Казани…дети боярские и
сотники стрелецкие). В живой речи жителей Прикамья употреблялось
слово робята и дериваты от него: Она говорила: у Вахромия, де, Корнева не ведаю, пожар ли или ино что делатца – в сенях, де, огонь
горит, пособи мне из моего дому робят моих вынести; Во дворех у них
только малые робята; Шубенко робячее маленькое; 14 рубашек тонких
муских и женских и робячьих.
В синонимическом ряду пря – прека – ссора – здор слова,
обозначающие один процесс, различаются стилистически. Пря
отмечается в монастырских деловых актах: Была меж нами пря и
вражба о мельнице монастырской. Слова прека и ссора были
нейтральными: Примирилися есми меж собою Ларион да Микифор
полюбовно, что у нас меж собою была прека; За что, де, он, Савка, и
по какой ссоре ево, Федора, убил, про то, де, он, Андрюшка, не ведает.
Но прека отмечается в обработанных текстах (приговорах, мировых), а
ссора – и в них, и при передаче живой речи. Слова здор и здорить
отмечаются только в показаниях жителей Прикамья: Филип Рязанов о
приданом с Констянтином здорил, и в том здоре неведомо кто у них
огонь угасил.
Однако чаще в синонимических рядах присутствовали
общерусская нейтральная лексика и просторечные или диалектные
синонимы к ней: пук в обычном деловом тексте (Товарную выпись
положил…к таким же таможенным выписям в пук), а синоним пучня
при описании бытовых предметов (Для продажи тертого табаку
берест пучня). Слово кровь было нейтральным (Голова в дву местех
прошибена, и, знать, кровь шла), а синоним руда – сниженным и
использовался преимущественно при описании крови животных
(Лошади померли не у их сена, и руды, де, никой у их сена не было).
Анализ синонимических рядов позволил выявить просторечную и
диалектную лексику, попавшую в тексты XVII в. Территориально
ограниченная лексика представлена в пермских памятниках
следующим образом: 2,1 % имен существительных, 0,8 %
прилагательных, 0,3 % глаголов, наречий.
При изучении лексики русских говоров XX в. О.И. Блинова
учитывает данные различных исследователей, показывающих, что
территориально ограниченная лексика составляет небольшую часть
словаря [Блинова, 1973, 41-44]. Так, Л.И. Баранникова пишет, что при
обычной записи текста в потоке речи в вологодских говорах
фиксировали 3,2 – 2,1%, в курских 2,9 – 3,8 %, в саратовских 1,0 – 3,3
% диалектных слов [Баранникова, 1967, 13]. Г.Г. Мельниченко,
опираясь на данные ярославских говоров, полагает, что в говоре 96%
составляет общенародная лексика [Мельниченко, 1962, 5].
Безусловно, и в XVII в. в говорах преобладала общерусская
лексика, поэтому не удивительно, что диалектизмы составляли в
пермских деловых памятниках в количественном отношении
небольшую часть словаря, хотя в живой речи Прикамья она была значительнее, чем в деловом языке. В текстах Пермского края
диалектные слова хорошо представлены в тематических группах
названий географических реалий (см. выше), предметов быта,
характеристики скота, построек и т.д. Например, диалектных слов
много среди названий предметов одежды и их частей: шабур ‘род
зипуна или балахона из домотканного холста’ (Шабур холщовой, два
шабура шиты шолком), дубас ‘сарафан из покрашенного домотканного
холста с тонкими бретельками’ (Дубас ветхой дубленой), верхница
‘сарафан из покрашенной (дубленой) ткани’ (Верхница синяя ветхая;
Снесла Марьица верхницу-дубленик), шушун ‘вид сарафана – платье без
рукавов’ (Шушун крашенинной, шушун мухоярный с пуговицы
серебряными), барма ‘отделка по вороту (воротник) женского сарафана
– платья без рукавов’ (Сарафан кумачной подержаной, по вороту
обложен белой бармой), ожерелок ‘меховой воротник’ (Шуба под
крашениной овчинная, ожерелок бобровой), напушица ‘меховая отрочка
шапки, одежды’ (Шапки овчинные черные с напушицей бобровой),
головодец ‘девичий головной убор’ (Головодец золотой), паворозы
‘ленты, завязки головного убора’ (Паворозы от головодца), скуты
‘суконные онучи’ (Скуты суконные белые), тюни ‘валяная обувь с
пришивными суконными или холщовыми голенищами’ (С собою
приносил тюни-валенцы овечьей шерсти), уледи ‘меховая обувь’ (Взял
чулки, скуты, коты да уледи) и др. [Полякова, 1977, 42-52]. Часть этих
слов известна лишь в северно-русских говорах.
Сравнение пермских материалов с данными «Словаря русского
языка XI-XVII вв.» и словарями и исследованиями деловых памятников