Явление восьмое

Лидия, Надежда Антоновна, Телятев, Кучумов, потом Васильков.

К у ч у м о в (напевая). Io son rico... Что с вами?

Л и д и я. У меня описывают имущество, привезли вы сорок тысяч?

К у ч у м о в. Io son rico... Нет, вы представьте себе, какое со мной

несчастье.

Входит Васильков и останавливается у двери.

Мой человек, которого я любил, как сына, обокрал меня совершенно и убежал,

должно быть, в Америку.

Т е л я т е в. Очень жаль мне твоего человека! С тем, что у тебя можно

украсть, не только до Америки, но и до Звенигорода не доедешь.

К у ч у м о в. Не шути, я не люблю. Я разослал телеграммы по всем трактам;

вероятно, его скоро схватят, отберут деньги, и тогда я вам, дитя мое,

доставлю их.

Т е л я т е в. Не все же он украл, ведь осталось же что-нибудь.

К у ч у м о в. Как не остаться! Я без тысячи рублей из дому не выезжаю.

В а с и л ь к о в. Так отдайте мне шестьсот рублей, которые должны по

картам.

К у ч у м о в. А! Вы здесь! И очень хорошо. Я давно хотел с вами

расчесться. Карточный долг для меня первое дело. (Вынимает бумажник.) Что

за вздор такой? Вероятно, я как-нибудь обложился, положил в левый карман.

Ах, да я не тот сюртук надел. Впрочем, вы можете получить эти деньги

с Надежды Антоновны.

В а с и л ь к о в. Хорошо, я получу. Лидия Юрьевна, я ваш долг заплатил.

Вам нужно ехать в деревню.

Л и д и я. Когда хотите.

В а с и л ь к о в. Я еду завтра, будьте готовы!

Л и д и я (подает мужу руку). Благодарю вас, что на целый день вы даете

волю моим слезам. Мне нужно о многом поплакать! О погибших мечтах всей моей

жизни, о моей ошибке, о моем унижении. Мне надо поплакать о том, чего

воротить нельзя. Моя богиня беззаботного счастия валится со своего

пьедестала, на ее место становится грубый идол труда и промышленности,

которому имя бюджет. Ах, как мне жаль бедных, нежных созданий, этих милых,

веселеньких девушек! Им не видать больше изящных, нерасчетливых мужей!

Эфирные существа, бросьте мечты о несбыточном счастье, бросьте думать о

тех, которые изящно проматывают, и выходите за тех, которые грубо наживают

и называют себя деловыми людьми.

Т е л я т е в. Каково это слушать нам, бездельникам!

К у ч у м о в (поет). Io son rico...

Т е л я т е в. Неправда. Noi siamo poveri [Мы бедны].

Л и д и я. Вот другая жертва, которую я приношу вам.

В а с и л ь к о в. Жертв не надо.

Л и д и я. Я вижу, что нашла коса на камень. Извольте, я признаюсь.

Я принимаю ваше предложение, потому что нахожу его выгодным.

В а с и л ь к о в. Но знайте, что я из бюджета не выйду.

Л и д и я. Ох, уж мне этот бюджет!

В а с и л ь к о в. Только бешеные деньги не знают бюджета.

Т е л я т е в. Ты говоришь святую истину; скажу более, что ты повторяешь

мои слова.

В а с и л ь к о в (Телятеву). Прощай, друг, мне тебя от души жаль. Ты

завтра будешь без крова и без пищи.

Т е л я т е в. Ты не хочешь ли мне денег дать взаймы? Не давай, не надо.

Пропадут, ей-богу, пропадут. Москва, Савва, такой город, что мы, Телятевы

да Кучумовы, в ней не погибнем. Мы и без копейки будем иметь и почет, и

кредит. Долго еще каждый купчик будет за счастье считать, что мы ужинаем и

пьем шампанское на его счет. Вот портные - от тех уважения мало. Но и

старую шинель, и старую шляпу можно носить с таким достоинством, что издали

дают тебе дорогу. Прощай, друг Савва. Не жалей нас. И в рубище почтенна

добродетель. (Обнимаются с Кучумовым.)

Лидия робко подходит к Василькову, кладет ему руку

на плечо и склоняется головой.

Занавес.

1869