Явление четвертое

Лидия, Телятев и Надежда Антоновна.

Л и д и я. Мaman, ради бога!

Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Что с тобой,Лидия? Что с тобой, дитя мое?

Л и д и я. Ради бога, maman! Подите к моему мужу, позовите его сюда,

скажите, что я умираю.

Т е л я т е в. Берите моих лошадей, Надежда Антоновна, и поезжайте скорее!

Н а д е ж д а А н т о н о в н а (всматривается в дочь). Да, да, я вижу,

ты в самом деле нехороша. Я сейчас еду. (Уходит.)

Входит Андрей.

А н д р е й. Господин Глумов.

Л и д и я (привстав). Принимать его или нет? Еще муж придет или нет,

неизвестно. Утопающий хватается за соломинку. (Андрею.) Проси!

Андрей уходит. Входит Глумов.

Явление пятое

Лидия, Телятев и Глумов.

Г л у м о в. Что с вами?

Л и д и я. Немного нездорова. А с вами что? Я слышала, что вы разбогатели.

Г л у м о в. Еще нет, а надеюсь. Очень выгодную должность занял.

Т е л я т е в. И совершенно по способностям.

Г л у м о в. Счастливый случай, больше ничего. Одна пожилая дама долго

искала не то, чтоб управляющего, а как бы это назвать...

Л и д и я. Un secretaire intime? [Личный секретарь?]

Г л у м о в. Oui, madam! Ей нужно было честного человека, которому бы она

могла доверить...

Т е л я т е в. И себя, и свое состояние?

Г л у м о в. Почти так. У ней дома, имения, куча дел: где же ей управляться!

С наследниками она в ссоре. Я стараюсь все обратить в капитал, на что имею

полную доверенность, и пользуюсь значительными процентами за комиссию.

Т е л я т е в. Благородная, доверчивая женщина. Признайся, Глумов, ведь

немного найдешь таких?

Г л у м о в. Да, должно быть, одна только осталась; я наперечет всех знаю.

Т е л я т е в. Мы сейчас только говорили о бешеных деньгах, что они

перевелись, а ты счастливей нас, ты их нашел.

Г л у м о в. Зато как долго и прилежно я искал их.

Л и д и я. Значит, у вас теперь денег много?

Г л у м о в. "Много" - ведь это понятие относительное. Для Ротшильда было

бы мало, а для меня довольно.

Л и д и я. Дайте мне взаймы тысяч двадцать.

Г л у м о в. Молоденьким, хорошеньким женщинам взаймы денег не дают, потому

что неделикатно им напоминать, когда они забудут о долге, а взыскивать еще

неделикатнее. Им или учтиво отказывают, или дарят.

Л и д и я. Ну, как хотите, только дайте.

Г л у м о в. Теперь не могу, извините. Помните, вы сказали, что мне никогда

вашей руки не целовать? Я злопамятен.

Л и д и я. Целуйте.

Г л у м о в. Теперь уж поздно, или, лучше сказать, рано. Подождите меня

год, я приеду целовать ваши ручки. Я завтра отправляюсь со своей

доверительницей в Париж; она не знает счета ни на рубли, ни на франки,

я буду ее кассиром. Она страдает одышкой и общим ожирением; ей и здесь-то

доктора больше года жизни не дают, а в Париже с переездами на воды и с

помощью усовершенствованной медицины она умрет скорее. Вы видите, что мне

некогда, год я должен сердобольно ухаживать за больной, а потом могу

пожинать плоды трудов своих, могу и проживать довольно много, пожалуй, при

вашем содействии, если вам будет угодно.

Л и д и я. Вы злой, злой человек!

Г л у м о в. Прежде вам эта черта во мне нравилась; мы с этой стороны

похожи друг на друга.

Л и д и я. Да, пока вы не переходили границ, а теперь прощайте.

Г л у м о в. Прощайте! Я уезжаю со сладкою надеждой, что в год вы обо мне

соскучитесь, что вы меня оцените и мы, вероятно, встретимся, как родные.

Л и д и я. Довольно, довольно!

Г л у м о в. До свиданья.

Т е л я т е в. Прощай, Глумов. Счастливого пути! Вспомни обо мне в Париже:

там на каждом перекрестке еще блуждает моя тень.

Г л у м о в. Прощай, Телятев. (Уходит.)

Входит Надежда Антоновна со клянками, за ней горничная

с подушками, кладет их на диван и уходит.