394 Приложение

Владимир Зелинский БЛАГОДАРЕНИЕ ЖИЗНИ: ОТ БИОЭТИКИ К ПРЕМУДРОСТИ

рый не может дать никакой гарантии) должен стать принцип, согласно ко­торому власть над жизнью и смертью одного человеческого существа ни­когда не должна находиться во власти другого.

Даже если это существо состоит только из одной клетки.

«Материнство» Духа Святого

Уничтожение этой клетки или того творения Божьего, которое выраста­ет из нее через несколько недель, прерывает первичную, промыслительную связь матери как «соработницы» Бога с Его любовью, которая входит в нее вместе с оплодотворением. Женщина при этом становится смертным ло­жем для собственного ребенка и носительницей смерти. Эта смерть не мо­жет не иметь последствий ни для физического, ни для духовного ее орга­низма, как и для всей ее дальнейшей жизни. В отличие от общества, врача и отца ее плода, женщина знает всем существом своим, что то создание, кото­рое собралось жить в ней, в каком бы малом пространстве оно ни помеща­лось, несет в себе все чудо жизни во всей ее свернутой полноте и тайне. Даже когда речь идет об одной или нескольких клетках, в них заключен уже весь генетический код будущего человека, его пол, склад ума, характер, кое­му предстоит развиться, та свобода, с которой он будет прокладывать свой путь в жизни, как и череда поколений, которым он, в свою очередь, должен дать жизнь. Эта клетка — уже личность, коль скоро она запечатлена обра­зом Божьим и вызвана к бытию любовью Божьей, умеющей даже «хотение мужа» (Ин 1:13) включить в таинство творения.

Мы не творим жизнь, она только передается через нас как наследие Бо­жье, заложенное в семени и яйцеклетке и проходящее через вновь образу­емый генетический код, и источник ее лежит не в нас, но в отцовстве и материнстве Того, Кого Писание называет «Начальником жизни» (Деян 3:15). Разрыв с Ним (то, что на богословском языке именуется грехом) раскрывает свой предельный смысл как соучастие в распятии. Относительно детоубий­ства мы находим в Евангелии две модели поведения: «этику» Ирода, послав­шего своих солдат перерезать всех мальчиков в Вифлееме от двух лет и младше, и ту норму, перед которой ставят нас слова Христа: «Истинно, ис­тинно говорю вам, то, что вы сделали одному из братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф 25:40). И потому всякое искусственное прерывание бе­ременности несет в себе момент богоубийства, и в этом заключается самый глубокий и драматический смысл аборта.

С первых страниц Библии творение как действие Духа и Слова Божьего уподобляется зачатию и рождению. Дух Божий, носящийся над водами, по мнению экзегетов, носит образ птицы, кружащей над птенцами с распрос­тертыми крыльями. Он делает материю и человека способными воспринять Слово жизни и открыться через Него. «Итак, в Ветхом Завете Дух Божий действует в процессе творения медленным и таинственным образом, по­крывая и оживотворяя первоначальные воды своей материнской силой, вне­дряя в них семена жизни. При появлении человека Дух опять вольет в него

«МАТЕРИНСТВО» ДУХА СВЯТОГО | 395

жизненную силу, запечатлеет в нем образ Божий, призовет его к сыновнему

послушанию Отцу»⁵.

«Носящийся над водами» в отношении к Духу означает, по святоотечес­кой традиции, на которую ссылается о. Борис Бобринской, что Он «согре­вали оживотворял водное естество по подобию птицы, высиживающей яйца и сообщающей нагреваемому какую-то живительную силу... Дух носился, то есть приуготовлял водное существо к рождению живых тварей» (Васи­лий Великий)⁶.

То, что сказано о творении мира, может быть отнесено и к творению человека. Если Бог держит «все словом силы Своей» (Евр 1: 3), то сколь отчетливо и внятно для слуха нашей веры сила слова обнаруживает себя в создании человека. Если «Дух все проницает» (1 Кор 2: 10), может ли Он остаться в стороне при созидании того, кто станет Его жилищем, и уже сей­час, задолго до рождения, становится Его «гнездом», где Он, как птица, вы­сиживает птенцов?

«Святой Дух, — говорит преп. Максим Исповедник, — присутствует во всех людях без исключения как хранитель всех вещей и оживотворитель естественных зарождений, но в особенности Он присутствует во всех тех, кто имеет закон, указывая на преступление заповедей и свидетельствуя о

Лице Христа...»⁷.

Жизнь как творение, «проповедующее славу Божию» и открывающее «Лицо Христа» повсюду, где есть Его слово и присутствие Духа, — таково должно быть подлинное видение православия, что вырастает из библейских, а затем и святоотеческих корней. И потому православная этика жизни, со­держащая свои императивы и очевидности, свои нормативы и прещения, вырастает прежде всего из этого видения сотворения человека, которое ни­какой другой человек не вправе пресечь. «Не умерщвляй младенца во чреве и по рождении не убивай его», — говорится в «Учении Двенадцати Апосто­лов», одном из древнейших христианских памятников⁸. Это требование ста­новится непререкаемым, отделяющим христианское общество от языческо­го. Этим можно объяснить суровость св. Василия Великого (330 - 379), пи­савшего в известном письме к Амфилохию: «Женщине, которая сознательно совершает аборт, надлежит понести то же наказание, что и за совершение убийства. У нас не проводят различения, сформировался ли плод или еще нет. Таким образом учиняется суд не только над еще не родившимся созда­нием, но и над самой женщиной, которая посягает на себя, поскольку боль­шей частью те, кто творит подобные вещи, платят за них жизнью. И потому к убийству плода добавляется другое убийство, совершаемое намеренно теми, кто творит подобные вещи. Тем не менее не следует проводить в покаянии

⁵ См. Boris Bobrinskoy, Le Mystere de la Trinite. Cours de theologie orthodoxe, Paris, 1986, c. 34.

⁶ См. там же.

~l Цит. по: Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. М., 1991, с. 134. ⁸ Антология «Раннехристианские Отцы Церкви». Брюссель, 1978, с. 17.

636 ПРИЛОЖЕНИЕ Владимир Зелинский БЛАГОДАРЕНИЕ ЖИЗНИ: ОТ БИОЭТИКИ К ПРЕМУДРОСТИ

за него весь остаток жизни до самой смерти, но ограничить покаяние деся­тью годами: исцеление измеряется не временем, но качеством покаяния»⁹.

Таково древнее правило, что в принципе остается действующим в Право­славной церкви, хотя уже давно в церковной жизни предписание покаяния и не применяется с такой строгостью. Тем более что подобное наказание жен­щина, которая является часто жертвой обстоятельств и узницей предрассуд­ков, именующих себя «отсутствием предрассудков», номинально должна раз­делить со всем обществом, выдающим индульгенцию на детоубийство. Та информация, которая связывает нас сегодня в единый человеческий орга­низм, делает нас в разной мере причастными ко всему, что в этом организме происходит. И тем самым все мы в качестве членов общества как громадной фабрики истребления неродившихся человеческих существ несем за него свою долю ответственности и нуждаемся в покаянии.

Сегодня аборт не занимает заметного места в общественных дебатах и все менее выдвигается в качестве «проблемы» или вызова совести. Зато вы­двигается иная задача: научного «использования» тканей абортированных эм­брионов, могущих служить для опытов и изготовления ценных лекарствен­ных препаратов (которые могут применяться при лечении некоторых видов рака). Для христианского сознания здесь не может быть выбора: ничья жизнь не может стать удобрением для другой. Однако в этом случае возникает уже мафиозная проблема торговли эмбриональной тканью, что никак не может быть решена лишь недействующим законом и обессиленным государством. При теперешнем кризисе души и экономики подобная торговля становится самой печальной и трагической страницей в истории той темной России, что, распродав нефть, лес и дедовские ордена, принимается за тайную торговлю своей плотью. Здесь мы можем лишь повторить молитву Иисуса перед рас­пятием: «Прости им, Господи, ибо не ведают, что творят» (Лк 23:24).

Однако не ведают о том не только сами непосредственные участники этой иродовой коммерции (хотя даже в них неведение никогда не может быть полным, ибо Слово Божье свидетельствует о себе во всяком человеке), не ведают ясным разумом даже многие христиане, для кого остается недоста­точно выявленным, не вполне развитым понятие сакральное™ зарождающей­ся плоти и человеческого тела вообще. Творение всякого человека уже есть таинство, и недаром соучастие в этом таинстве может стать спасительным для женщины, которая «спасется чрез чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием» (1 Тим 2:15). Молоху, пожирающему детей, от­крывшему свои конторы во всем мире (в России же — будем называть вещи своими именами — чувствующему себя особенно привольно), христианское сознание может противопоставить не столько прописные лозунги, сколько деятельную веру в «материнство Духа Святого», то есть утверждение святос­ти жизни и почитание человеческого существа как иконы Бога Живого. Может быть, это видение иконы человека останется единственным средством спасе­ния общества, радикально вычеркнувшего идею творения из своей памяти.

⁹ Lettere, 182,2 (Ad Anfilochio), в La teologia dei Padri, CittaNuova, Roma, 1975, vol. 3, с 367.

БОГ И ЗАЧАТИЕ: ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА 397