11. Дефект идеалистического ответа и реалистическое требование

И все же этого ответа явно недостаточно. Тотальность мысли не может считаться законом, достаточным для того, чтобы отличить реальную мысль от ирреального. Если бы последнего было достаточно, то грезы были бы реальностью, потому что ни одна греза не являет изнутри грезящему свое своеобразие. И реальность оказалась бы равным образом схваченной и остановленной в каждой метафизической системе в силу самого факта ее систематичности, которая не может не быть тотальностью. Тогда как человек, который живет своими страстями, своими печалями и своими радостями — близкий к жизни, стоящий ногами на земле, реальный человек, — не может ни есть, ни одеваться, ни бороться, ни делать ничего ни внутри самой прекрасной грезы, ни внутри той совершенно прозрачной, совершенно идеальной природы, которая является истинной природой в системе метафизика.

Тотальность — сфера, которая должна иметь собственный устойчивый центр, вокруг коего она могла бы вращаться; она, если угодно, колесо с бесконечными спицами, идущими от центра к периферии; но она не могла бы вращаться, если б не имела неподвижной оси, вокруг которой она вращается. Нужна система, но нужна также и ось системы. И этой оси недостает у конкретности, заставляющей себя состоять в тотальности мысли. Мысли, которая тотальна, полна, но еще абстрактна — и дает нам еще просто возможную, а не действительную устойчивую реальность, в которой возможно не только грезить или мыслить чистые мысли, но и жить — жить в полноте связей, коими всякое живое существо пополняет собственную индивидуальность.

12. Ядро опыта

Вот истинный вопрос, на который должен ответить идеалист: каково то ядро, которое является принципом, порождающим абсолютную конкретность, благодаря которой сама мысль может быть названа реальностью?

За рамками идеализма ответ легок: этот принцип находится в вещи, объекте опыта; в данном, которое дух получает извне; в природе — Матери-Природе — которая всегда здесь, перед нами, чтобы развеять все наши иллюзии, опровергнуть все наше высокомерие, исправить все наши предвзятости, — в непогрешимой учительнице, через которую мы пытались мыслить, что говорит и открывает себе более высокий и более подлинный учитель, но которая, как бы то ни было, по крайней мере в порядке опыта, является прямым источником всякого нашего обоснованного познания.

13. «Наша» природа

Легкий ответ, но явно лишенный значимости, коль скоро открыт изначальный и сущностный характер этой природы, которая является внешней только в пространстве, развертывающемся в идеальных отношениях, совершенно внутренних самому нашему сознанию, и которая поэтому является не предпосылкой нашей мыслящей деятельности, а, напротив, берет ее в качестве своей предпосылки: она (природа) не prius*, а скорее posterius**, т.е. одна из спиц колеса, которое желают установить на оси. Сама эта природа — или греза, или система абстрактных идей. Она не может быть спутана с той породившей нас и защищающей истинной, реальной, устойчивой природой, в которой мы живем и которой мы живем, даже чувствуя, даже мысля.

Конечно же, мы нуждаемся в природе, дабы придать устойчивость мысли. Мы, так сказать, нуждаемся в том, чтобы спуститься с вершин мысли, где, кажется, все рассеивается в прозрачных образах, в которых существуют все вещи, и мы не можем воспользоваться ими; в которых существуют наши враги, и мы не можем повергнуть их и даже поразить; в которых существуют наши дети, и мы не можем обнять их, — мы нуждаемся в том, чтобы спуститься с этих вершин, устремляющих ввысь зелень своих ветвей, вниз по ветвям — по стволу древа того нашего бытия, которое расцветает у нас в мысли — до корней, с помощью которых это древо углубляется в почву и, таким образом, связывает себя с землей (и, стало быть, с космосом — с целым, в котором только и живет реальная жизнь).

Вновь спуститься с мысли к ее основе. Но какова эта основа? Лишь в ней будет возможно открыть ядро достоверности того мира, который является нашим миром, и той природы, которая есть наша природа.