Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
В. Шмид Братья Карамазовы.rtf
Скачиваний:
15
Добавлен:
18.03.2015
Размер:
232.83 Кб
Скачать

Достоевский II

Каким же образом проявляются Достоевский II и указывающий на его присутствие противосмысл? Как это ни парадоксально, Достоевский II проявляется явнее всего в назойливости и навязчивости Достоевского I, того богоревнителя, который от читателя требует немало добродушия, проводя цепную реакцию прозрений и озарений, исходящую от внезап­ного вывода умирающего Маркела о том, что “всякий пред всеми за

всех и за все виноват” (14,262) ,28 Этот Достоевский I решительно про­тестовал бы против презумпции скрыто осуществляющегося противо-смысла. Недостаточно ли ясно он показал на примере Ивана, до чего до­водит европейски-рациональное мудрствование и умничание? Да, он это показал слишком ясно — только обнажая этим свои тайные сомнения. Крайне внимательно и недоброжелательно следя за Иваном по всему роману, мало того: беспощадно выявляя и малейшие недостатки и сла­бости его, не выслеживает ли автор самого себя, не нападает ли он на свой собственный след? Количество, системность и последовательность всевозможных дискредитаций богоотступника вызывают в конечном счете некое подозрение — подозрение в завуалированной противоустановке. Обоснованность такого подозрения подтверждается на другом материале в самом романе. Дьявол, смеясь, возражает отвергающему его существование Ивану: “По азарту, с каким ты отвергаешь меня [... ] я убеждаюсь, что ты все-таки в меня веришь” (15, 79). Азарт чувст­вуется и в дискредитации автором Ивана. Но вопреки всем попыткам опровергнуть эвклидовскую аргументацию Ивана, довести ее до абсурда, она остается действующей внутри романа и действительной для читате­ля. Недаром один из первых критиков, Л. Алексеев (Л. А. Паночини), уже в 1881 году называет Ивана alter ego автора:

“Достоевский верует и проповедует „смирение" [...] — и сам он сомневается, и сам первый грешит против своей заповеди „смирения ума". [...] Он казнит Ивана — и этим себя же казнит, сомнения и порывы своего гордого ума [...] Достоевский не мог бы так сочувственно, правдиво, а главное, с таким огнен­ным красноречием высказать идеи Ивана Карамазова, если бы сам не разделял их, если бы эти сомнения не были присущи ему [...] Он проповедовал смирение и сам смирялся, но попранный разум восстал и заговорил громче, сильнее, заговорил огненным словом! ”29

Можно было бы возразить, и это не раз делалось, что аргументы Ивана против бога должны быть столь сильными именно для того, что­бы их опровержение прозвучало более убедительно. Позиция христиан­ской смиренности не должна была восторжествовать лишь благодаря.

недостающей силе ее оппонента. Такое возражение создает аналогию между богом, требующим от человека свободного, затрудненного существующим в мире злом решения в пользу верования, и автором, тре­бующим от читателя свободного, затрудненного обманчивыми прочте­ниями решения в пользу верного смысла. Однако трудно отрицать, что бунт Ивана выживает после его “опровержения” и потому не служит только “навозом” для окончательной романной гармонии.

Это опровержение, впрочем, само оказывается палкой о двух кон­цах, если использовать еще один образ романа. Иван, обвинитель бога, жаждущий, как показывает его разговор с дьяволом, веры в справедли­вый потусторонний мир, предстает в конечном счете в гораздо большей степени метафизиком, мыслит более трансцендентно, чем ищущий блага в мире сем инок. Францискански-пантеистическая вера Зосимы, его эстетизированная религия, его мистический витализм, его убеждение, что человек уже на земле может достичь рая, направлены ведь скорее на мир земной, чем на свет иной.30 В то время как Иван от бога требует справедливости в окончательной гармонии, Зосима рисует утопическую картину мира сего, в котором преступления уменьшатся “в невер долю” (14, 59 — 61). Во всяком случае, обвинение бога производит трансценденто настроенного читателя больше впечатления, чем направ­ленная на этот мир набожность инока.