Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
В. Шмид Братья Карамазовы.rtf
Скачиваний:
15
Добавлен:
18.03.2015
Размер:
232.83 Кб
Скачать

Противосмысл

Надрыв подразумевает раздвоение автора на противоборствующие по­зиции. Достоевский I — это автор, проповедующий настоящую веру и преследующий по всему роману Ивана Карамазова. Достоевский II — это сомневающийся автор, рупором которого является тот же самый Иван Карамазов. Противосмысл, вписываемый в роман (заглушаемый голос Достоевского II), проявляется яснее всего в бунте Ивана и в его легенде о Великом инквизиторе, т. е. в тех главах, “атеистическим выражениям” которых, по словам Достоевского-публициста, и в Европе нет ничего равного” (27, 86).

Вопреки многим упрощающим прочтениям романа следует сначала подчеркнуть два пункта:

1. Иван не просто атеист. Он не отрицает существование божие, а со­мневается в нем. Колеблясь между pro и contra, он в каждой главе за­нимает иную позицию. Иван не поддается однозначному мировоззрен­ческому определению — это целая гамма разных, противоречащих друг другу смысловых позиций. Когда же Иван принимает существование бога он не принимает созданного им мира. Тогда он оспаривает справед­ливость и милосердие бога, совершенство его творения.9

2. Иван отнюдь не постулирует пресловутого Всё позволено. Этот ло­зунг, на который все ссылаются, включая многих интерпретаторов, яв­ляется у Ивана частью условного предложения: все будет позволено, ес­ли в человечестве уничтожится вера в бессмертие10; “нет добродетели, если нет бессмертия”.

Иван бунтует, считая, что страдания невинных детей — слишком вы­сокая цена для будущей вечной гармонии. Не принимая так дорого стоящую гармонию, для которой страдания детей служат “навозом”, Иван возвращает творцу свой билет на вход в гармонию. Из-за любви к человечеству Иван отвергает гармонию, за которую было так дорого заплачено. На любовь к человечеству ссылается и Великий Инкви­зитор. Бог создал человека слишком слабосильным, для того, чтобы с полным правом требовать от него выбора в свою пользу, выбора, осно­ванного не на чуде, тайне и авторитете. Из-за любви к малосильным людям немногие сильные устраивают счастие масс, избавляя их от бре­мени личного и свободного решения. Беря на себя проклятие познания добра и зла, эти немногие страдальцы приносят свое вечное счастье в жертву земному счастью миллионов, для которых тот свет, если бы он и был, не был бы предусмотрен.

Если взять бунт Ивана вместе с жалобой Великого Инквизитора (объекта его эксперимента в идеях) и если развернуть их свернутую це­левую установку, то получается такая критика бога: Бог, даруя человеку

свободу, в то же самое время наделяет его слишком слабыми силами для пользования этой свободой. Требуя от малосильного человека веро­вания, бог действует немилосердно, без любви к человеку. Мало того, бог старается в конечном счете только удовлетворить свое самолюбие, стремясь к победе над дьяволом.

Космодицея как опровержение богохульства

В главах “Бунт” и “Великий Инквизитор” Достоевский I защищает без­условную свободу выбора в пользу верования. Достоинство этой свобо­ды требует затруднения верования условиями, неприемлемыми для эвклидовского ума. Из всех неприемлемых для разума условий Достоев­ский выбрал наименее терпимые для него самого — страдания невинных детей.

Из писем Достоевского 'явствует, что он старался “торжественно опровергнуть” (30/1,64) богохульство Ивана житием и поучениями Зосимы. Сознавая, что критика бога не поддается рациональному опровер­жению, автор перешел к прагматической и эстетической аргументации. Ответ был, — как пишет автор Победоносцеву, — “не прямой, не на положения, прежде выраженные по пунктам, а лишь косвенный”, за­ключаясь “в художественной картине” (30/1, 122). Критика бога долж­на была опровергнуться вероисповеданием, теория должна была опро-вергнуться практикой жизни.

Для того чтобы опровергнуть обвинение бога, Достоевский I прибе­гает к классическому приему теодицеи, к восхвалению творения, к космодицее. Уже в книге Иова, к которому многие мотивы романа отсы­лают читателя, теодицея осуществляется в виде космодицеи. Жалоба по­раженного человека опровергается речью господней из бури. Но го­сподь, собственно говоря, не дает ответа на жалобу Иова.12 Создатель только хвалит себя за свою демиургическую компетентность и восхва­ляет совершенство своего творения, наглядно показывая его на примере диких коз, осла, единорога, павлина, бегемота и левиафана. Эта хвала творению имеет в “Братьях Карамазовых” эквивалент. Растроганный

красой мира божьего, молодой Зосима восхваляет созданную богом телеологию:

“Всякая-то травка, всякая-то букашка, муравей, пчелка золотая, все-то до изум­ления знают путь свой, не имея ума, тайну божью свидетельствуют [...]. Истинно, [...] все хорошо и велоколепно, потому что все истина. Посмотри [...] на коня, животное великое, близ человека стоящее, али на вола, его питающего и работающего ему, понурого и задумчивого [...] все совершенно, все, кроме человека, безгрешно, и с ними Христос еще раньше нашего” (14,267—268).

В этой похвале творению обрисовывается еще другой классический текст теодицеи, известный трактат Лейбница. Немецкий философ стара­ется снять противоречие между всемогуществом бога и существованием в мире зла указанием на данный мир как на “наилучший из возможных миров”.13 Наилучший из возможных миров есть мир с наибольшим разнообразием ступеней совершенства существ. Лейбниц полагает, что бог, по “благости” своей желающий наилучшего мира, не желает зла, но допускает его постольку, поскольку без него не может осуществить­ся желаемое разнообразие.14 Ввиду необъятности вселенной существую­щее зло, уравновешиваясь гармонией целого, не имеет почти никакого значения. С такими идеями Зосима, вероятно, восторженно согласился бы, если бы имел философское образование.