915

Рисунок 1. Влияние безработицы на социальные показатели государства

В итоге безработный, находясь, с его точки зрения, в ситуации безысходности, может стать потенциальным исполнителем акта терроризма либо носителем террористических взглядов и экстремистской идеологии. В контексте социаль- но-экономических проблем терроризм обусловлен совершенно конкретными показателями, такими как уровень и качество жизни, дифференциация населения, уровень безработицы, количество граждан, проживающих за чертой бедности и другими критериями, характеризующими уровень экономической безопасности.

Причем, все критерии имеют свои пороговые состояния, указывающие на степень критических изменений в наблюдаемом параметре. Особенно важно отметить, что динамика происходящих изменений в пороговых показателях экономической безопасности находится в определенном диапазоне значений и может наблюдаться как возрастающая или убывающая. В этом и заключается, по мнению автора, та опосредованная связь между проблемами социально-экономичес-кого характера и терроризмом, а экономическая безопасность, являясь составной частью национальной безопасности, способна эту связь распознать через систему пороговых величин.

Рассматривая содержание понятия «экономическая безопасность» с позиции характеристики его свойств и процессов, автор провел анализ определений категории «Экономи-

41

ческая безопасность», которые предлагают различные ученые [142, 120, 41] (таблица 7) и предложил модифицированное опредление экономической безопасности: «Экономическая безопасность» – это прогностический механизм защиты национальной экономики от внешних и внутренних угроз, обеспечивающий экономический рост и социальную стабильность.

Таблица 7

Определения категории «Экономическая безопасность», которые предлагают различные ученые

Причем, словосочетание «прогностический механизм» является ключевым, отражающим свойство предупреждать об уровне нарастающей опасности в той или иной социальной сфере, то есть делать некий прогноз, что отличает данное определение от существующих.

Как система, экономическая безопасность организационно структурирована в систему национальной безопасности и состоит из множества компонентов, упорядоченных и связанных между собой отношениями, имеющими общую цель – обеспечение национальной безопасности (рисунок 2).

42

43

Рисунок 2. Иерархия подсистем обеспечения национальной безопасности

Предложенная конструкция, на наш взгляд, может включать в себя множество факторов и критериев (политических, идеологических, правовых, этнонациональных и др.). По сути своей все они являются социальными, так как представляют собой вплетение в широкое полотно общественных отношений, детерминированных экономикой. В этом смысле представляет интерес исламский фактор, который целесообразно выделить отдельно, чтобы в разрезе оценки социальноэкономической ситуации определить его роль, место и взаимосвязь с террористической угрозой.

1.2. Источник потенциальных угроз религиозного терроризма в условиях исламизации российского общества

Стремительно меняющаяся архитектура современных экономических конструкций и международных политических институтов связана с глубокими интеграционными процессами и сменой полюсов геополитического влияния, что безусловно способствует стиранию национальных границ и более широкому общению государств и социумов. Однако политика транснационального модернизма, активно транслируемая ведущими странами Евро-атлантического альянса, вызвала мощное противодействие той части общества, чей уклад жизни основан на многовековом культурноисторическом наследии, обычаях, традициях, обрядах и праздниках, то есть на том, что является неотъемлемой частью ежедневного общественного бытия для большинства народов Ближнего Востока, исповедующих Мусульманство. Навязывание ценностных ориентиров, чуждых и неприемлемых мусульманской культуре, лишь только обострило статускво на ландшафте политического противоборства «Запад-

44

Восток».

«Разрушительный порыв радикального ислама сейчас ориентирован на слом и упразднение секуляризированных обществ западного образца» [202] и спровоцирован самим данным социумом. Раскачивание исламского фактора на стыке XX-XXI веков привело к тому, что «терроризм во имя религии стал господствующей моделью политического насилия в современном мире» [242]. «Дата, с которой берет начало систематическое отождествление Ислама с терроризмом на Западе – это начало 90-х годов XX века» [55]. Характерно, что большинство исследователей этого феномена сходятся во мнении, что в 1960-1980-х гг. «речь даже не заходит о религиозном мотивированном терроризме, а тем более о терроризме, базирующемся на исламском видении мира» [242].

Условия начинают изменяться приблизительно с 1980-х годов вследствие целого ряда оснований, в том числе обострения палестино-израильского конфликта и возникновения на фоне национально-освободительного движения народа Палестины исламских организаций, использующих террористические методы борьбы: Хамас – в Палестине и Хезболла – в Ливане. Их деятельность принято считать началом «исламского этапа» в теории и практике политической борьбы или, иначе говоря, использовании религиозных догм для достижения политических целей насильственными методами.

А.В. Дмитриев, И.Ю. Залысин на основании изучения проблем религиозного терроризма, дают ему следующую характеристику: «Это устрашение противников с помощью ничем не ограниченного насилия с целью защиты или доминирования определенной конфессии, реорганизации обще- ственно-политической жизни на религиозной основе, созда-

45

ние религиозного государства» [242]. Очевидно, что палести- но-израильский конфликт способствовал разжиганию исламистских настроений, впрочем, по нашему воззрению, было бы ограниченно считать, что «исламский терроризм» вырвался на волне первой интифады, данному обстоятельству содействовал целый комплекс совпавших по времени, в пространстве мировой политики причин и факторов: исламская революция в Иране в 1979 году, начало распада биполярной мировой системы, война в Афганистане, которая объединила пуштунские племена под «знаменем джихада».

Президент Афганистана, выступая с трибуны Генеральной ассамблеи ООН, сказал: «Вторжение Советского Союза в Афганистан в 1980-х, последовавшее за этим пагубное использование религии в политических целях и превращение экстремизма в оплот сопротивления советской угрозе стали важными факторами, которые совместно произвели феномен терроризма, с которым мы сталкиваемся сегодня, как с врагом. «Аль-Каида»(запрещена в России) и другие террористические сети – это остатки безответственного прошлого, в котором все мы сегодня должны откровенно признаться…» [92]. Будет верно считать, что религиозный «суррогат» в виде экстремизма и терроризма, ведущий паразитическую деятельность на культурно-духовных ценностях ислама – итог геостратегических противоречий обеих сверхдержав на рубеже 60-х–80-х годов, деятельно поддерживавших и поощрявших националистические, исламские веяния в борьбе за право доминировать в Ближневосточном регионе.

Глобальные амбиции основных политических держав затронули саму суть традиционного мироустройства и повлекли за собой конфигурации, пробудившие к жизни терроризм, как ответ на экспансию секулярного Запада на ментальную сакральность Востока.

46

Сегодня ислам, приняв вызов глобализации, сам претендует на право стать «глобальной политической системой» [242], способной предложить альтернативные пути цивилизационного развития. И действительно, мусульманство как самая молодая из существующих вселенских религий, быстро растет и увеличивает ареал своего воздействия, заполняя духовную пустоту, возникшую в результате девальвации нравственных основ, моральных ориентиров, «банкротства идеалогии социализма» [202], который в некой мере заменял религиозное миропонимание в самой России и союзных республиках идеей создания новой общности «советский народ», и являл своим примером более справедливый строй, на который равнялась часть государств Ближнего и Среднего Востока.

Уже сейчас количество мусульман в мире приблизтельно 1 504 829 038 человек – это 22,557% [72] от всего количества населения земли. И эта тенденция постоянно растет. Анализ представленной статистики в России демонстрирует, что на фоне понижения доли славянского населения, количество народов, исповедующих мусульманство, по сведениям переписи, составляла: в 1959 году – 7 млн. чел. (6% от населения России), в 1970-м – 9 млн. чел. (7%), в 1979-м – 10 млн. чел.

(7%), в1989-м– 12 млн. чел.(8%), в2002-м– 15 млн. чел.(10%).

Если существующая динамика сохранится, то к 2020 году в России будет 130 млн. жителей, из них 20 млн. «этнических мусульман» (15% населения), в 2050-м – 110 млн., из которых 30 млн. мусульман (27%), в 2100-м – 90 млн. жителей, не менее пятидесяти процентов из них будут «этнические мусульмане» [36].

Автор считает, что эти цифры хотя и отражают динамику процесса, но все же нуждаются в корреляции, с учетом массовой миграции населения из традиционно мусульманских стран, которая по официальным данным 2013 года, уве-

47

личилась до 17,5 млн. мигрантов. Неофициальная статистика называет цифру примерно – 18 млн. [31].

При сохранении или же прогрессировании этого соци- ально-демографического курса, стоит ли бояться исламизации России? По сведениям социологического опроса центра ЦИМЭС, 46 % россиян дали ответ на данный вопрос утвердительно, отождествляя мусульманство и терроризм, в то же время 49% респондентов эти понятия друг с другом не связы-

вают [44].

Такое распределение мнений, на наш взгляд, зеркально отображает уровень дезориентации части общества относительно лингвистической схожести двух глубоко различных понятий – «ислам» и «исламизм». Ислам – мировая религия, объединяющая в себе многовековую историю, традиции, культурно-духовные ценности и нравственные эталоны, базирующиеся на миролюбии, добрососедских отношениях, терпимости и почтительном отношении к другим конфессиям.

Сравнительно дефиниции исламизма, есть большое количество комментариев и определений этого феномена, так С.С. Худойназаров предлагает, по нашему мнению, наиболее емкое понятие: «Исламизм – это идеология и практическая деятельность, ориентированные на создание условий, в которых социальные, экономические, этнические и иные проблемы и противоречия любого общества, где наличествуют мусульмане, а также между государствами будут решаться исключительно с использованием исламских норм, прописанных в шариате» [93].

По мнению профессора Садика Аль-Азима, именно исламизму в его теономичном восприятии религиозных догм присуще такое свойство, как терроризм [93]. Но это совершенно не значит, что оно вытекает из него. Например, Вахха-

48

бизм, по мнению А.В. Дмитриева, И.Ю. Залысина, «…превращается в идеологическую оболочку терроризма усилиями тех политиков и религиозных деятелей, которые гипертрофируют заложенные в нем деструктивные идеи, (фанатизм в вопросах веры и склонность к экстремизму в практике борьбы со своими религиозными противниками) и принижают гуманистические» [242].

Р. Эмануилов и А. Яшлавский в работе «Террор во имя веры: религия и политическое насилие», делают вывод, что терроризм «…это скорее западный «продукт», взятый на вооружение исламскими экстремистами в последние десятилетия» и, в связи с этим, предлагают неполиткорректный термин «исламский терроризм» поменять на более точный, определяющийсутьпроблемы«исламистскийтерроризм»[242].

Размытость пределов между определениями порой вводит в заблуждение, как официальные средства массовой информации, так и простых граждан относительно источников угроз. Следовательно, расстановка неправильных акцентов между «исламом» и «исламизмом» неизбежно может привести общество к расколу по национальному признаку, межконфессиональной розни и ксенофобии. На наш взгляд, принципиально важно уловить эту границу между исламом – религией и такой изощренной формой ереси, как радикальный исламизм.

Попытку прояснить ошибочность взглядов большинства непосвященных людей касательно вопроса «истинности» или «неистинности» вероучения, которое лежит в основе религиозных противоречий, с позиции научного мировоззрения предпринял известный в Дагестане социолог З. Абдулагатов, он говорит: «Какой объективной реальности соответствуют религиозные догмы? Какую объективную реальность изучает

49

религия? Говорить о том, что она изучает природу, общество или мышление было бы неверно. Если она изучает трансцендентное, надо признать невозможность практически проверить соответствие содержания догм трансцендентному началу». «В этом же смысле не может быть понятий «истинный» или «неистинный» ислам, который был бы общей нормой поклонения мусульман… Тем самым, нет возможности для формирования общего для всех направлений в исламе объективного критерия религиозности» [99].

Вывод, с точки зрения теории познания, вполне верный, впрочем, может быть воспринят лишь в научном сообществе, так как религия «базируется на бездоказательной, практически слепой вере, является «продуктом» не столько умственного, сколько духовного сознания человека» [99]. Причина, по которой мы нарочно прибегли к альтернативной аргументации религиозных критериев «истинного» и «ложного» – это странное совпадение «вывода». Дело в том, что ислам полицентричен, то есть в нем нет «института церкви…, организации, которая обладает авторитетом и полномочиями вырабатывать единое общеобязательное мнение и доводить его до каждого верующего, контролируя единомыслие в вопросах догматики» [99].

Отсутствие «духа тоталитаризма в исламе» [99], его плюралистичность и многообразие, собственно говоря, на теологическом уровне исключают возможность признания какого-либо из направлений исламского вероучения единственно «истинным» и обязательным для всех, что в корне противоречит самой логике исламизма.

М.П. Требин, говоря о квазирелигиозной составляющей терроризма, пишет: «Фундаменталисты… «приватизируют» право на Истину и истинную веру…» [76]. Попытка разде-

50