915

рующие работу различных уровней исполнительной власти по профилактике и предупреждению терроризма – НАК и АТК. Вторую − структуры, осуществляющие управление мероприятиями по контртеррористической борьбе – ФОШ и ОШ.

Президент Российской Федерации

Правительство

Рисунок 3. Система противодействия терроризму в Российской Федерации

Однако стоит признать, что весьма сложно объективно оценить результативность и состояние современной антитеррористической системы, основываясь лишь на открытых источниках информации, данная оценка неминуемо будет иметь некую погрешность. И всё же, проведенный анализ рейтинга стран мира по уровню терроризма (The Global Terrorism Index), показал, что за последние годы уровень терроризма в России стал заметно снижаться, так в 2010 г. Россия занимала 7 позицию из более чем 100 стран, в 2012 уже 9, в 2014 –

91

11место, в 2015 – 23 место, и в 2016 – 30 строку из 124 возможных.

Является ли эта позитивная динамика следствием эффективности работы всех механизмов антитеррористической системы? Мы считаем, данный вопрос не имеет однозначного ответа и скорее носит дискуссионный характер. Так, по нашему мнению, снижение уровня терроризма в России ошибочно связывать лишь с реализацией антитеррористических мероприятий в рамках общегосударственной системы противодействия терроризму. Здесь имеет место и иная интерпретация: например, нужно учитывать, что Россия активно интегрирована в международном пространстве, и это обуславливает причину экстрополярного влияния на нее общемировых факторов и тенденций, как то «активизация вооруженотеррористической миграции» [121], то есть перераспределение (перетекание) боевиков-террористов из зон локальных в зоны глобальных конфликтов.

В период обострения вооруженного противостояния на Ближнем Востоке, по данным российских спецслужб, в ряды ИГИЛ (запрещена в России) ушли воевать около 5000 «добровольцев» из России [14]. В начале 2015 г., только чеченцев (включая приехавших из Европы), насчитывалось от 1500 до 2000 человек а, по мнению российского ученого Ахмеда Ярлыкапова, их численность доходила до 3000 бойцов [14]. К началу 2015 г. в Сирии в составе ИГ (запрещено в России) − халифата сражалось от 85 до 150 уроженцев КабардиноБалкарии, около 900 (а по неофициальным источникам до 2000) выходцев из Дагестана, по сведениям Крымского муфтия Руслана Саитвалиева, на джихад из Крыма уехали порядка 500 человек [14].

Известный российский востоковед, профессор А. Малашенко полагает, «что такой массовый отъезд на ближнево-

92

сточную войну «обескровил» диверсионное подполье на российском Северном Кавказе», а если учесть комплекс оперативных мероприятий внутри страны, предшествующих сочинской Олимпиаде, то два этих фактора способствовали интенсивному оттоку «джихадистов», что в целом существенно снизило уровень террористической активности в Рос-

сии [167].

На самом деле, если верить заявлению Верховного муфтия России Талгата Таджуддина на заседании Высшего исламского совета СНГ, где он сказал буквально следующее: «Ели не хотим терпеть, есть другой путь – в очень короткий срок очутиться в Багдаде, взять в руки оружие, а нет оружия – душить агрессоров руками. Сегодня уже во всех наших мечетях собираются подписи и заявления от добровольцев идти воевать в рядах стоящих во имя священной битвы – джихада

– за свободу Ирака и всего мира. Для таких путь открыт – никто не против. Есть тысячи таких желающих, и многие из них уже там. Воюют там не только мусульмане, но и славяне. Кто они и сколько их - секрет…» [119], то становится очевидным, что миграция наиболее экстримистски настроенных радикалов из России на Ближневосточный театр боевых действий началась примерно с 2003 года (с началом Иракского кризиса) и с годами лишь наращивала обороты: 2004 г. – вооруженный конфликт в Йемене, 2010 г. – в Тунисе, 2011 г. – гражданская война в Египте и Ливии, достигнув максимальных показателей в 2011-2016 гг., во время сирийского конфликта.

Таким образом, вполне логично предположить, что инициированные Иракской проблемой трансмиграционные процессы в среде исламистов, были запущены, как минимум, за три года до того, как в 2006 году подписанные Президентом Российской Федерации нормативные акты положили начало

93

формированию в России общегосударственной системы противодействия терроризму.

Наше предположение отчасти подтверждается анализом динамики террористических актов в России и в Мире за период 2000-2016 гг., из которого видно, что интервал 20042005 гг. является для России периодом снижения, а в общемировом масштабе – началом возрастания террористической активности и увеличения количества террористических актов (рисунок 4).

Рисунок 4. Сравнительная диаграмма динамики террористических актов в период 2000-2017 гг. (Диаграмма составлена на основании данных электронного

ресурса [148, 159, 227, 216, 76])

Отсюда, на фоне «естественного» оттока большой массы экстремистов из России в Ближневосточный ареал, говорить о системных успехах современного антитеррористического механизма – значит пренебречь объективностью в угоду популизму. Если сопоставить данные рисунка 5 и статистические сведения таблицы 9, можно увидеть логику, где с 2004 г. динамика терактов уже стала снижаться, и особенно замет-

94

ный «скачок» произошел в 2007 г. (таблица 8), что действительно можно связать с реформированием в 2006 г. антитеррористического законодательства.

Тем не менее, по показателям «задержано боевиков» и «зарегистрировано преступлений террористического характера» (таблица 8) изменений практически не произошло, и эти показатели остаются стабильно высокими. А по информации Генеральной прокуратуры, в 2016 г. в России зарегистрировано 2227 преступлений террористического характера, это «пиковое» число за последние двенадцать лет.

Таблица 8

Динамика терактов и преступлений террористического характера за 2004 – 2018 гг.

Таблица составлена на основании данных электронных ресурсов:

*[93, 210, 237, 235, 179, 47, 247, 238, 211, 37, 236, 147, 45, 42, 161] **[234, 159]

***[169]

Очевидна непропорциональная динамика между стремлением к снижению числа терактов при стабильно высоком

95

количестве задержанных боевиков и зарегистрированных преступлений террористического характера. Это положение может свидетельствовать, что «Да!» терактов в России стало меньше, но террористов и лиц, способствующих терроризму меньше не становится. Более того, судя по статистике преступлений (таблица 8), за последние три года их количество только увеличилось.

Из этого следует, что современный антитеррористический механизм проявляет свою эффективность в основном в части «противодействия» и «пресечения», что же касается «профилактики», то здесь мы будем временно уступать, пока общегосударственная антитеррористическая система не станет опираться на общегосударственную интернациональную идеологию и социально ориентированную экономику. В противном случае ряды боевиков-террористов постоянно будут пополняться за счет маргиналов и социально обездоленных граждан.

Таким образом, направление к снижению уровня терроризма в России можно объяснить взаимодействием нескольких факторов: общего – активизация процесса транстеррористической миграции, и частного – создание в 2006 г. общегосударственной антитеррористической системы и НАК как координационного центра этой системы.

Несмотря на определенное улучшение позиции России в рейтинге The Global Terrorism Index, борьба с участниками бандподполья в республиках Северного Кавказа, по нашему мнению, является лишь «боевыми эпизодами» затяжной войны с международным терроризмом, в которой проходит «обкатку» на эффективность вновь созданная система противодействия терроризму.

Тем временем, внешние и внутренние угрозы национальной безопасности по-прежнему во многом формируют

96

политическое пространство вокруг Москвы: с одной стороны, это «фронт» антироссийских санкций и глобальный конфликт на Ближнем Востоке, спровоцировавший миграционный коллапс, а с другой – затяжной структурный экономический кризис с отягчающими последствиями для населения. Так, в 2015 году уровень жизни россиян существенно снизился: падение доходов граждан в реальном выражении достигло 9%, а пенсий – 4% [18]. За чертой бедности оказалось 21,7 млн. соотечественников [18]. В 2015 году малоимущими считаются 20,1 млн. человек, их число за год увеличилось на 15% [18]. Зарплаты населения выросли на 9,4% при инфляции 16%, причем 45% россиян получают зарплату менее 19 тыс. рублей [18]. По мнению экспертов, в 2015 году количество нищих в России приближается к числу всех жителей Австралии, примерно равно половине Украины, всему Казахстану и в несколько раз больше суммарно взятых республик Прибалти-

ки [18].

Наиболее сложными регионами России в плане сохранения социальной стабильности являются Северо-Кавказские республики, где на протяжении многих лет и по настоящее время крайне низкий уровень качества жизни, высокая безработица, резкая поляризация населения, разгул коррупции. Принимая во внимание влияние исламского фактора, это делает их наиболее уязвимыми к проникновению различного толка деструктивных религиозных течений и влияет на криминогенную обстановку в регионе (таблица 9). В разрезе представленного рейтинга, очевидно, что в республиках Татарстан и Башкортостан, где социально-экономические вопросы решаются на уровне, обеспечивающем достойное проживание граждан, для терроризма, какую бы личину он ни принял, нет прочной социальной основы.

97

Таблица 9

Динамика соотношения преступлений террористического характера и качества жизни населения в республиках Российской Федерации [232, 186]

Примечание: таблица составлена и рассчитана на основании данных электрон-

ных ресурсов [232, 185].

Многомиллионная армия бедных, с оппозиционным яд-

ром на Северном Кавказе, является благоприятной средой для разжигания антиправительственных настроений, экстремистских идей и вербовки «рекрутов» в террористические партии и организации. Этому немало способствует как отсутствие на законодательном уровне единой общенародной идеологии,

98

признанной и одобренной всеми слоями российского общества, так и снижение рейтинга доверия россиян к институтам власти, правоохранительным органам, судебной системе (ри-

сунок 5) [92].

Рисунок 5. Рейтинг доверия россиян к институтам власти

Можно предположить, что на этом социальноэкономическом фоне поводом к новому росту террористической активности в стране может послужить возвращение части боевиков-вахабитов – выходцев из России – на родину, после завершения острой фазы боевых действий в САР. Это, по мнению автора, усугубит процессы радикализации мусульманской уммы и активизирует центростремительные силы в мусульманской общине, усилив трения «…между суннитами и шиитами, ханафитами и шафиитами, различными суфийскими таррикатами и муфтиятами…» [89], а также будет способствовать расширению влияния ваххабитских джамаатов.

Здесь стоит отметить, что российское военное присутствие в Сирии было воспринято мусульманским сообществом

99

неоднозначно, и с учетом того, что подавляющее большинство российских мусульман – сунниты, в их глазах Россия фактически является сторонником шиитов и алавитов в этом конфликте. Это рождает критическое восприятие действий властей и содействует укреплению и популяризации идей экстремизма.

Сегодня, по мнению А. Гришина, в стране выявлено 57 тысяч экстремистских сайтов и множество ваххабитских организаций, в которых состоит примерно 600-700 тысяч человек [123]. На сайте Федеральной Службы Безопасности [89] опубликован список организаций, в том числе международных, признанных судами Российской Федерации террористическими (таблица 10).

Таблица 10

Единый федеральный список организаций, в том числе иностранных и международных организаций,

признанных, в соответствии с законодательством Российской Федерации, террористическими (на 2 июня 2017 г.)

100