laviss_ernest_ocherki_po_istorii_prussii

тут только в первый раз услыхал, без сомнения, о самом Юпитере. Поэтому, ничего не понимая, он коротко отвечает Клотильде: «Твой Бог не из семьи Азов: значит, он не Бог». Тут Клотильда в свою очередь ничего не понимает. Этого разговора, о котором повествует турский епископ, может быть, вовсе и не было в действительности; но в этих словах, влагаемых историком в уста Клотильды, можно видеть одну из формул, составленных для миссионеров, когда им приходилось иметь дело с греко-римским язычеством, и оставшихся в употреблении при обращении германских язычников. Старые фразы живучи — может быть, они даже никогда не пропадают бесследно — и если захотеть, то нетрудно было бы представить множество примеров, что не только язык, но и способ рассуждения миссионеров был совершенно непонятен их слушателям.

По этой-то причине большая часть миссий и осталась бы безуспешной без поддержки их политикой и силой. «Я совершенно бессилен, — говорит апостол Германии Бонифаций, — без покровительства франкских герцогов и внушаемого ими страха». Тридцать четыре года войны, избиений и массовых переселений понадобились на то, чтобы обратить саксов; а по окончательном их замирении понадобился Саксонский Капитулярий, где смертная казнь стоит в каждой статье, и суровое правление епископов и графов.

Адальберт умер, не успев обратить ни одной прусской души к христианской вере; но вся Европа узнала, что один из ее епископов, друг императора, нашел мученический венец среди язычников, до того времени никому неведомых, и имя пруссов вышло из мрака неизвестности. С тех пор пруссы не знают покоя: с севера на них нападают датчане, с юга поляки. Ни те, ни другие, однако, не достигли прочных результатов, и кризисы безначалия, периодически повторявшиеся в Польше, постоянно спасали пруссов. Сами пруссы обыкновенно держались строго оборонительного образа действий: когда враг на них нападал, они скрывались в лесах, выжидали там, когда он начнет отступать, и затем пускались его преследовать. В половине XII века королю Болеславу IV, после одной победоносной экспедиции, удалось обложить их данью; но они сейчас же снова отказались платить ее, а когда он еще раз пошел войной на их страну, то почти вся армия его там погибла. То была последняя крупная война, и в начале XIII ст. Пруссия все еще оставалась независимою и языческою.

Пруссы были не из тех врагов, которыми можно пренебрегать. Правда, они были разделены на одиннадцать народцев, но их связывала общность религии. Петр Дюсбургский сообщает нам, что у этого ужасного народа был свой папа, Криве, который жил в

местечке Ромове — имя, происшедшее от Рима, прибавляет он с тою смелостью фантазии, которая отличает средневековых писателей в их этимологических построениях. «Действительно, подобно тому, как владыка наш папа управляет вселенскою церковью верных христиан, так повелениям Криве повинуются не только пруссы, но также ливы и литовцы. Великому жрецу незачем всюду являться лично: посол, которому он даст свой посох или другой какой-либо условный знак, встречает везде тот же почет, как и он сам». Мертвые были ему преданы не меньше живых: прежде чем перейти в будущую жизнь, все они проходили через его дом, и потому родственники умерших постоянно к нему являлись спросить, не видал ли он в такой-то день такого-то, и жрец, не колеблясь, описывал покойника, его одежды, его лошадей и служителей, которых сожгли вместе с ним, и даже показывал дыру, которую пробил своим копьем, проходя у него, этот переселенец в другой мир. Так как пруссы были очень набожны и не предпринимали ничего, не спросив совета своих богов, то авторитет таинственного главы их духовенства был очень велик. Криве жил и процветал таким образом в глубине священного леса в то самое время, когда великий папа Иннокентий III председательствовал в Латеране на соборе епископов и посланников всех христианских государств. Германия, под управлением Гогенштауфенов, сияла ярким блеском рыцарской

цивилизации; в Париж высилась Notre-Dame, св. Людовик собирался строить Sainte-Chapelle, и был основан университет, куда со всех концов Европы стекалась жаждавшая знания молодежь, чтобы послушать профессоров, рассуждавших de omni re scibili et quibusdam aliis; а пруссы еще не понимали,

чтобы на куске пергамента можно было передать свою мысль человеку, находящемуся совсем в другом месте, и тайны арифметики им были так чужды, что для счета они делали зарубки на куске дерева или завязывали узлы на своих поясах.

Между тем христианская цивилизация надвигается уже на них со всех сторон — медленно, но неудержимо. Скандинавский государства становятся христианскими с XI века. В XII веке общими усилиями маркграфов бранденбургских, герцогов саксонских и королей датских христианство утверждается в Бранденбурге, Мекленбурге и Померании, а Померанская область — соседка Пруссии: их разделяет одна Висла. Польша, примыкавшая к Пруссии с юга, давно уже приняла крещение. Наконец, в Ливонии Альбрехт Буксгевлен, этот епископ и рыцарь, отвоевал у язычников свое рижское епископство и основал орден Меченосцев, атрибутами которого были шпага и крест на белой мантии . Как же тут было Пруссии сохранить свою независимость и свою религию? Никакому народу нельзя безнаказанно так резко отличаться от своих

соседей. Цивилизация, т.е. сумма идей, принятых большинством народов данной области в данную эпоху касательно отношение человека к Богу, форм правление и общественного устройства, не отличается терпимостью по отношению к диссидентам, будут ли то отдельные лица или целые народы. Она постоянно стремится подавить всякое индивидуальное сопротивление в среде отдельной нации и привести к общему уровню слишком самобытные племена. Быстрое в эпохи быстрого обращение идей дело ее в средние века шло медленно, но не останавливалось. Она двигалась тогда с запада на восток: с родины своей, Италии и Франции, она проникла в Германию, в северные страны, в Польшу и на отдаленные берега Балтийского моря, так что в XIII в. Пруссия была уже охвачена ею со всех сторон и являлась исключением, которое дольше не могло быть терпимо.

В начале XIII ст. сделана была новая попытка обращение пруссов. Монах Христиан, выйдя из померанского монастыря Оливы, этого христианского аванпоста, расположенного всего в нескольких верстах от языческой земли, перешел Вислу и построил на правом ее берегу несколько церквей. Этого было довольно, чтобы папа принял всю страну под покровительство св. Петра и Павла и поставил Христиана епископом Пруссии. Но новую епархию нужно было еще завоевать, и, чтобы доставить

епископу солдат, папа велел проповедывать крестовый поход против северных сарацинов. Прежний крестоносный пыл уже стих к этому времени, и рыцари не раз уже успели показать, что им больше нравятся крестовые походы поближе. Хотя папы и жалели об этом, но им волей неволей приходилось соображаться с условиями времени и так же щедро давать индульгенции бургундским рыцарям-крестоносцам, шедшим на Альбигойцев, или саксонским рыцарям, поднявшим крест против пруссов, как прежде Готфриду Бульонскому или Фридриху Барбароссе. «Путь недлинен и нетруден», говорили проповедники альбигойских походов, а «добыча богата». Также говорили и проповедники крестового похода против пруссов.

Несколько ополчений ходили против северных сарацинов, но походы эти ни к чему не приводили: крестоносцы являлись, жгли и грабили все, что встречали на пути, и затем удалялись, предоставляя христианские церкви мести доведенных до отчаяние пруссов. В 1224 г. дикари избивают христиан, разрушают церкви и переходят за Вислу, чтобы сжечь монастырь Оливу, и за Древенцу, чтобы грабить Польшу. Польское королевство было тогда разделено между двумя сыновьями короля Казимира; один из них, Конрад, владел Мазовией и, как сосед Пруссии, должен был вынести на себе всю тяжесть самой ужасной из

войн, какие только Польше приходилось против нее вести. Не полагаясь более на не правильную и опасную помощь со стороны приходивших издалека крестоносцев, он вспомнил, что епископ ливонский, основав у себя рыцарский орден, получил таким образом в свое распоряжение постоянную крестоносную армию, и послал просить помощи у гроссмейстера тевтонских рыцарей.

Призвание немецких рыцарей польским князем было событием чрезвычайной важности в истории Польши. На этой стране, очевидно, лежала обязанность передать христианство народам по Одеру и Висле, да чтобы и самой ей можно было прожить сполна свой век, в своих естественных пределах, между Богемскими горами и морем, Польша должна была крепко держать в руках Силезию и Померанию и отнюдь не допускать немцев утвердиться в Пруссии, как в крепости, среди славянофинского население. Но Польша ни в один из моментов своей историй не делала того, что ей нужно было бы делать. В средние века у нее есть свои часы величие и блеска; но у нее никогда не хватало терпение ни на то, чтобы научиться управлять собою, ни на то, чтобы держаться долго одного плана в своих завоевательных стремлениях. Ее феодальная конница, стоявшая лагерем на открытой всем ветрам равнин между Вислой и Одером, то и дело вылетает из своих пределов и носится то на Эльбу, то на Днепр, то на Двину. Но

гораздо лучше было бы, если бы она вместо этого сосредоточила все свои силы на покорении одной Пруссии: ибо тот день, когда Конрад Мазовецкий, признавая свое бессилие, призвал тевтонских рыцарей против Пруссии, подготовил падение Польши.

Гроссмейстер, к которому обратился Конрад, был Герман фон-Зальца, искуснейший политик XIII ст., без участие которого не обходилось ни одно крупное событие. В эту эпоху беспощадной борьбы между Империей и папством, когда две главы христианского мира так жестоко ненавидели друг друга, когда папа отлучал императора, а император низлагал папу, когда и тот и другой не щадили оскорблений, сравнивая своего противника то с Антихристом, то с самыми гнусными апокалипсическими тварями, Герман сумел остаться не только другом, но даже доверенным человеком и Фридриха, и Григория IX. Такого человека всегда опасно приглашать к участию в каком-нибудь политическом предприятии из-за доли в выгодах: он всегда постарается щедрой рукой отмерить себе эту долю; иначе на что же бы ему была его ловкость? Конрад Мазовецкий и Христиан Оливский надеялись, без сомнение, что тевтонские рыцари за свои услуги удовольствуются уступкой им какого-нибудь клочка земли, который можно будет при случае у них и отобрать; но вскоре они заметили, что ошиблись в расчете. Конрад предлагал ордену Кульмскую область,

между Осой и Древенцой. Она была предметом вечного спора между поляками и пруссами, и ее тогда нужно было еще завоевать. Герман ее принимает, но просит императора, чтобы он дал свое разрешение на принятие этого дара, да кстати прибавил к нему и всю Пруссию. Император, в качестве владыки мира, уступает гроссмейстеру и его преемникам исконное право империи на горы, равнины, реки, леса и море in partibus Prussiae. Затем Герман просит согласия папы, и папа, в свою очередь, не только отдает ему эту землю, на которую, по его мнению, никто не имел до сих пор права, кроме Бога, но при этом еще снова приказывает проповедывать крестовый поход против неверных, повелевая рыцарям поднять на пруссов священное оружие и поражать их обеими руками до полного покорение всей их страны, а князьям — всячески помогать ордену. После первых побед папа снова объявит Пруссию собственностью св. Петра и снова передаст ее ордену «в полную и ничем неограниченную собственность», угрожая всякому, кто осмелится посягнуть на это владение, «гневом Всемогущего и Его апостолов св. Петра и Павла» .

В 1230 г. все приготовления были окончены, и война началась. Когда пруссы в первый раз увидели в рядах поляков этих всадников, одетых в длинные белые плащи, на которых резко выделялся черный крест, они спросили у одного из пленников, что это за люди и