laviss_ernest_ocherki_po_istorii_prussii
.pdfЛежа на северном склоне Карпат между Чехией и Польшей и, подобно им, заселенная славянами, Силезия в средние века была связана с этими обоими государствами; в 1526 году, когда Габсбурги сделались чешскими королями, она тоже вошла в состав владений Австрийского дома. Как изменились бы судьбы Германии, если бы Австрия вместо того, чтобы увлекаться космополитическим честолюбием и сражаться за приобретение владений в Испании и Италии, Нидерландах и Венгрии, запутывая при этом все свои отношения и истощая силы на этой слишком обширной арене, просто постаралась упростить свое владычество над Чехией и Силезией! Германский элемент был уже настолько силен в этих странах, что Австрия могла бы с таким же успехом провести дело онемечение верхнего течения Эльбы и Одера, с каким бранденбургские маркграфы провели его на низовьях этих некогда славянских, а теперь немецких рек. А раз Габсбурги утвердились бы прочно во всей юговосточной Германии, то никакая сила не могла бы остановить их успехов на западе. Пруссия не помешала бы им присоединить к себе Баварию, как она сделала это в 1779 году, ибо Пруссии не стать бы тогда великой державой; Силезия — этот австрийский авангард в нижней Германии, бравший во фланг Бранденбург и врезавшийся своим северным концом между Берлином и Познанью — сделала бы невозможным всякое
дальнейшее расширение прусской монархии по направлению к востоку .Вот почему Фридрих в самый год своего вступления на престол, при первом известии о смерти Карла VI, открывавшей вопрос об австрийском наследстве, вскочил с постели, к которой его приковывала лихорадка, и, предоставив министрам сочинять приличествовавшую случаю дипломатическую ложь, сам со всей армией кинулся на Силезию . Завоевание этой провинции в 600 квадратных миль с 1200000 жителей, увеличившее на целую треть размеры Пруссии, было делом нескольких месяцев. Во всей провинции немедленно закипела поразительная деятельность. Первой заботой Фридриха было утвердиться в своем приобретении: он нашел крепости в полном разрушении; в короткое время он сделал их годными к обороне. Провинция получила особого губернатора, подчиненного непосредственно королю. Искусная финансовая администрация увеличила налоги, не возбуждая протеста, потому что они были лучше распределены. Да, кроме того, деньги теперь не отсылались, как прежде, в императорский дворец в Вене, а оставались в стране и шли на ее оборону и на введение всякого рода улучшений: из 3300000 тал. Фридрих для себя брал только 17000. Умственное освобождена Силезии началось на другой же день по завоевании. Тюки книг были привезены в страну, где прежде почти нечего было читать: так велик был список книг, запрещенных венской цензурой,
которая оказывалась строже самой римской конгрегации, составлявшей Index. Жители Силезии не верили глазам, читая брошюры, позволявшие себе подвергать разбору, и иногда очень смелому, даже действие их нового государя. Религиозные распри между двумя вероисповеданиями, стоявшими там лицом к лицу были довольно сильны, и натерпевшиеся притеснений протестанты вообразили, что теперь пришел их черед; но Фридрих не дал католиков в обиду. Он сократил слишком большое число праздников, на которых, по вычислению одного современника, терялось 5100000 рабочих дней. Но во всех других отношениях он крайне почтительно обходился с католическим духовенством, до того, что оставил даже за бреславльским епископом неслыханную в его государстве привилегию чеканить монету. Он не терпел ни малейшего посягательства на свободу совести. Однажды, как раз на другой день после битвы при Стригау, когда король находился в Ландсгуте, 2000 крестьян явились к нему и, обступив его, просили дать им всего на всего его всемилостивейшее разрешение перебить всех католиков в округе. На короля философа снизошло тогда внезапное вдохновение: «Любите врагов ваших,
— воскликнул он, — благословляйте проклинающих вас, платите добром за зло, молитесь за оскорбляющих и гонящих вас, если хотите быть истинными сынами Отца моего, который на небесах». Крестьяне, никак не
ожидавшие услышать такую ссылку на Нагорную проповедь, приняли наставлена к сердцу и тихо удалились.
Между тем началась иммиграция. Прежде всего явилась армия прусских чиновников: таможенные надсмотрщики, по большей части отставные старики унтер-офицеры, с вечной трубкой в зубах, уселись у ворот городов, не сходя с своего поста с утра до ночи и довольствуясь за это самым ничтожным жалованьем; сборщики податей открыли свои конторы, где единственным убранством служил деревянный сундук, куда они запирали собранные деньги и который они берегли, как зеницу ока. Суровые, исполнительные, неподкупные, они внушили силезцам высокое понятие о государстве, у которого были такие ревностные слуги. Вместе с чиновниками явились и прусские солдаты. Австрия держала в Силезии только 2000 человек; Фридрих поставил их 40000. Их снаряжение, их выправка, их прусская дисциплина, их ежеминутная готовность к походу — все представляло резкую противоположность той гарнизонной распущенности, которую местные жители привыкли видеть у австрийцев, и невольно наводило население на сравнение, клонившиеся не в пользу Австрии. Не успела Пруссия вступить во владение завоеванной областью, как новые ее подданные уже почувствовали, что это было навсегда.
Затем наступила очередь колонистов. В первый год после завоевания Фридрих отказался заниматься колонизацией. «Прежде всего крепости! — говорил он;
— с одного вола двух шкур не дерут!» У прусского короля были очень основательные причины воздерживаться от двойных расходов: после завоевания Силезии у него осталось в казначействе всего на всего 150000 талеров. Но как только у него явились кое-какие свободные средства, он тотчас пустил их на осуществление своей любимой мысли. Провинция находилась в плачевнейшем положении. Благодаря полной нерадивости австрийской администрации, в ней по многим местам встречались еще следы опустошений, причиненных сто лет тому назад Тридцатилетнею войною: в деревнях виднелись покинутые фермы, а в городах целые кварталы покрыты были развалившимися, закопченными пожаром домами. В самый год Дрезденского мира два королевские указа призвали сюда колонистов, и в скором времени деревушки в горах населились прядильщиками, которые полоскали в воде горных речек свои полотна, а в базарные дни наполняли площади маленьких городков, как Гиршберг, Ландсгут или Вальденбург, принося для них благосостояние. В 1759 и 1762 г. новые указы были особо даны для Силезии и привлекли в нее целые толпы поселенцев.
Здесь, как и в Бранденбурге, дело было прервано Семилетней войной. Эта упорная война, покрывшая Фридриха такою славою, и велась главным образом изза Силезии, в утрате которой не могла утешиться венгерская королева. Мария-Терезия, как известно, до того любила Силезию, что не могла без слез видеть силезца! Фридрих тоже любил эту провинцию, но у него это была не сантиментальная привязанность, а страсть скупца, который добыл себе бесценное сокровище и одно время дрожал перед тем, как бы его не вырвали у него из рук. Лишь только опасность миновала, он снова принялся за работу. Являясь наградой победителю, Силезия явилась и главным театром войны, — иначе говоря, ее после войны нельзя было узнать. Против такого сильного расстройства Фридрих счел необходимым прибегнуть и к сильным лекарствам. Он сам отправился навестить это, по его собственному выражению, «рожденное им в болезни чадо».
Ничто не могло ускользнуть от этого широкого и в то же время пронзительно-ясного королевского взгляда, стремившегося всюду проникнуть и наделенного от природы даром все схватывать. Король, так сказать, чутьем узнавал качество земель с верностью, которая сделала бы честь самому опытному сельскому хозяину. Его переписку с силезским губернатором можно принять за переписку помещика с своим
управляющими «Посмотрите, пишет он как-то, нельзя ли предпринять где-нибудь крупных работ, которые дали бы хороший доход, как, например, осушку болот...
Я почти уверен, что дело найдется, напр., в Оппелене и его окрестностях». — «Тут нечего взять, отвечает губернатор: почва — торф, с нее не прокормиться ни одному поселенцу». — «Не упускайте же этого однако из вида, возражает король, и держите в запасе необходимую сумму денег». На следующий год новый нагоняй губернатору, новые жалобы последнего на плохую почву. «Да потрудитесь же наконец, пишет король, тщательно исследовать почву, вместо того, чтобы говорить так зря, и пригласите себе на помощь знающих людей». Оказалось, что Фридрих был прав: дело кончилось тем, что громадные пространства новых земель в Силезии пошли в обработку. Но Фридриху мало было заселить одни коронные земли: он хотел, чтобы и помещики заводили новые деревни в своих обширных, плохо возделывавшихся владениях. Чтобы одолеть всякое сопротивление, он принялся сам за пропаганду своих идей. Он вкладывал в нее много страсти и охотно воображал, что все с ним соглашаются. Довольно было малейшего намека на сочувствие, и он верил или притворялся, будто верит, что мнение его торжествует. Однажды в Козеле он стал убеждать графа Посадовского в необходимости отдать поселенцам силезские леса под расчистку. Граф, заведомый противник этого проекта, хранил
благоразумное молчание, изредка прерывая его, чисто из вежливости и почтительности, робкими «да». Но Фридриху больше ничего не было нужно; несколько дней спустя, принявшись убеждать другого собеседника, он сказал ему, что вел недавно интересную беседу с Посадовским, который теперь безусловно перешел на его сторону. Когда это было передано Посадовскому, то он очень испугался, зная наперед, что такой комплимент не пройдет ему даром. И, действительно, недолго пришлось ему ждать, как он получил официальное приглашение «представить доклад о своих дальнейших проектах колонизации».
Кто хотело угодить королю, тот строил на своей земле деревню. «Я не могу более служить моему королю солдатом, пишет один старый дворянин, выходя в отставку; но я хочу, как вассал, доказать ему свое усердие, ибо его воля будет для меня до самой гробовой доски священнейшим из законов»; и он основывает колонию. Призвать переселенцев было для съемщика коронных земель лучшим средством добиться возобновление выгодного контракта, и кому приходилось платить казне крупный штраф, тот мог от него избавиться теме же путем.
Являлось у кого-нибудь честолюбивое желание украсить свое имя громким титулом и превратиться из простого смертного в «Господина Тайного Советника»
— Фридрих говорил ему:
«Постройте деревню». Наконец, когда почва в обществе была хорошо подготовлена, он издал знаменитый в летописях Силезии указ под названием: высочайшая декларация, в силу которой должны быть построены новые деревни в удобных местах, при широкой помощи наличными деньгами, которую Его Величество всемилостивейше соизволил оказать землевладельцам».
«Такова наша Всемилостивейшая воля, что каждый из наших верных вассалов должен построить одну или несколько деревень на своей земле, если только он в состоянии это сделать». Так начинается указ, а чтобы судить самому, «в состоянии» ли верные вассалы ему повиноваться, король требовало справок о размерах и положении лесов, которые могли быть расчищены только колонистами, о встречающихся там полянах, о болотах, которые можно осушить посредством канав, о прудах, о полях, остающихся без обработки вследствие отдаленности от хуторов. Он установлял наименьший размер надела, который должны были отводить новым деревням землевладельцы, желавшие получить от казны ссуду, давал план домов и указывал материал для стройки. Он определял долю государства в издержках на обзаведение, объявлял всех колонистов лично свободными, приказывал позаботиться «о школьном
обучении, которое так необходимо», и иметь особое помещение для «хороших школьных учителей» и, наконец, требовал немедленно приняться за дело, чтобы в следующем году было готово уже «порядочное число деревень». Указ произвел чудеса. Местные управления так принялись за его противников, что те принуждены были сдаться. Король со своей стороны не жалел ни денег, ни милостей. По нескольку раз в год ему присылались отчеты об основании новых поселений; он хвалил, поздравлял, но вместе с тем напоминал, что этого еще недостаточно. К концу своего царствования он с гордостью увидал, что благодаря ему его провинция Силезия приобрела 60000 новых обитателей.
Не меньшую заботливость проявлял он и к Западной Пруссии. Как известно, эта область вместе с епископством Эрмландским и округом Нетце выпала на долю Фридриха при первом разделе Польши. Когда наступила минута осуществления этой давней его мечты, Фридрих был уже в полной готовности: без шума занял он эти земли, и дерзкий захват не стоил ни капли крови. Тридцать лет пронеслось над головою Фридриха с тех пор, как он добыл себе Силезию, но его пыл и неустрашимость перед труднейшими предприятиями остались все те же. Он сам поехал осмотреть этот перепавший ему «кусочек анархии», как он цинически выражается. Нельзя не признать, что он