derzanie_duha

кое огонь у Гераклита и у других греческих авторов, и что такое испарение, и что такое душа, и что такое гераклитовский «логос души», ведущий нас к ее глубинам. Не может быть, чтобы после такого рода исследований вы не поставили перед собой вопроса о том, что же такое в конце концов греческий огонь, и что такое греческая душа, да и вообще материаль­ ные стихии, и что такое вообще душа.

—Но правильно ли будет сводить историю философии к исторической терминологии?

—А я и не свожу философию к системе терминов. Философия есть мировоззрение, а термины, без достаточно хорошего освоения ко­ торых всякая философия просто непонятна, яв­ ляются выражением только отдельных момен­ тов мировоззрения. И еще вопрос, что у нас по­ лучится, если мы все отдельные термины дан­ ного философа сведем к одной его основной проблеме и к методу ее решения. Вы вот ду­ маете, что учение об идеях впервые ввел Пла­ тон. А я считаю, что не Платон, а Демокрит, живший одновременно с Платоном и называв­ ший свои атомы тоже идеями. Да и вообще это остается весьма трудным вопросом, кто у кого

ичто именно тут заимствовал, Платон у Демо­ крита или Демокрит у Платона. По Демокриту, атомы — это тоже боги; и они у него настолько вечны и неизменны, что отличаются от обыкно­ венных богов только отсутствием сознания. Но на деле они даже выше всякого сознания, ибо именно они его порождают. Вы говорите, что Аристотель критикует Платона за введение им

вфилософию такого ненужного и вредного

предмета, как изолированная от вещей идея. А я вам скажу, что впервые вовсе не Аристо-

201

тель, а именно Платон счел полной бессмысли­ цей утверждение идей, существующих незави­ симо от вещей. Так кто же у кого заимствовал учение о бесполезности изолированных идей, Платон у Аристотеля или Аристотель у Плато­ на? Судите сами. Разрешить такого рода вопрос можно только при условии точного установле­ ния разницы между Платоном и Аристотелем, то есть в первую очередь разницы в употребляе­ мой ими терминологии. Об Эпикуре многие го­ ворят так, что остается непонятным, признает ли он богов или отрицает. Многие просто счи­ тают его принципиальным атеистом. Действи­ тельно, боги Эпикура не вмешиваются в мир­ ские дела. Но они не только существуют. Они даже состоят из атомов, только более тонких, чем атомы, из которых состоит мир. Они и едят, и выпивают, и даже говорят между собой погречески. А то, что они ничего не делают для мира, так это только признак их барства. И во­ обще это идеальные эпикурейцы, для которых на первом плане удовольствие. К. Маркс прямо говорит, что эпикурейские боги — это самые на­ стоящие «пластические боги греческого искус­ ства» '. И вообще, точное терминологическое исследование эпикурейских текстов дает такие неожиданные результаты, что остается только развести руками при мысли о множестве дис­ сертаций по Эпикуру, не имеющих ничего об­ щего с подлинными эпикурейскими текстами.

— Вы уже углубляетесь в историю филосо­ фии. А нас с вами в этом разговоре интересует не сама история философии, но то, что после критического ее освоения она дает для построе-

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 40, с. 174.

202

ния нашей собственной философии. Поэтому вы лучше скажите, какой мы для себя-то должны сделать вывод из всей этой путаницы между Платоном, Демокритом, Аристотелем и Эпику­ ром?

—Я вам скажу, что это дает для нас самих или, по крайней мере, для меня самого. Я ис­ следовал термин «идея» в греческой философии систематически и даже статистически. Найдя несколько десятков смысловых оттенков этого термина, я пришел к выводу, что за всеми эти­ ми вековыми спорами греческих философов об идеях кроется одно, самое простое незатейливое, самое здравомыслящее и обывательское пред­ ставление, а именно, что вода замерзает и ки­ пит, а идея воды не замерзает и не кипит. Кто больше всего сделал по этому вопросу из на­ званных вами греческих философов, это дейст­ вительно вопрос чисто исторический, а я еще не настолько проник в историю, чтобы состя­ заться с этими философами. Я только забочусь

онашем теперешнем моменте. А для нашего теперешнего момента важен тот вывод, что идея воды не замерзает и не кипит. И когда я, рас­ толковавши это своему собеседнику, спрашиваю его, как же он может отрицать существование идеи, он сразу становится чистым платони­ ком и начинает клясться и божиться, что он никогда и не думал отрицать существование идеи и что идея, им проповедуемая, конечно, тоже обладает объективной значимостью или, по крайней мере, объективной целенаправлен­ ностью и что, не имея никаких объективно на­ правленных идей, нельзя было бы и планиро­ вать действительность. Так прав я или нет?

—Ну, насчет воды и ее идеи я тоже с вами

203

согласен. Но дело ведь не в этом. Дело в том, какое отношение существует между идеей и материей, что тут именно действует и па что именно действует.

—Вот-вот, прекрасно. Ваш вопрос как раз

исвидетельствует о том, что вы хорошо усвои­ ли мою мысль об истории философии на служ­ бе нашей собственной философии и продолжае­ те двигаться в той плоскости, которую я вам предложил. Только я думаю, что последний из заданных вами вопросов повлечет за собой еще много других, тоже необходимых и тоже насущ­ ных, вопросов. Ставить и решать эти вопросы в нашей краткой беседе нет ни возможности, ни необходимости. А вот что история философии есть школа для нашей собственной философии, в этом мы с вами вполне согласились.

—В этом — действительно. Однако мне все же остается не совсем понятной ваша квалифи­ кация истории философии как истории фило­ софских терминов. Не оторвемся ли мы здесь от изучения того или иного философа в целом и не потеряем ли то, что он дает для нашей собст­ венной философии?

—Размышления о терминологии — только начало. Если его продолжить, то я сейчас же предложу вам три необходимые характеристики историко-терминологического метода.

Во-первых, историки философии очень час­ то грешат большой поспешностью в получении общего вывода. Возьмите греческий философ­ ский термин «докса». Обычно переводится у нас ничего не говорящим словом «мнение». В учебниках пишут, что это есть та область че­ ловеческих представлений, которая весьма не­ определенна и текуча в сравнении с чистым

204

мышлением, но она уже есть некоторого рода обобщение в сравнении с неопределенной теку­ честью чувственных данных. Мне не раз прихо­ дилось сталкиваться с необходимостью устанав­ ливать точное значение этого термина. И вот даже на текстах одного Платона (о других фи­ лософах я уже и не говорю) я убедился, что решающим принципом в данном случае являет­ ся только контекст. В одних случаях «докса» трактуется настолько близко к чистому мышле­ нию, что делается от него почти неотличимым.

Ав других случаях этот термин настолько бли­ зок к области самого элементарного чувствен­ ного ощущения, что вполне разделяет его теку­ честь, его неопределенность и невозможность выразить с его помощью какое-либо логически явное суждение. Я вас спрашиваю: как прика­ жете понимать такую «доксу» и как переводить этот термин на русский и другие современные нам языки? Но «докса» здесь только пример.

Авот на том, что контекст для каждого терми­ на есть решительно все, я буду настаивать. Правда, это будет значить лишь то, что люди, не знающие древнегреческого языка, не имеют никакого права заниматься древнегреческой философией.

Во-вторых, решительно невозможно, бес­ цельно и бессмысленно заниматься историкотерминологическим исследованием для тех, кто тут же не ставит еще и другую проблему, а именно проблему соотношения данного термина с основной философской моделью данного мыс­ лителя. Вы должны согласиться со мной, что эти философские модели слишком часто тракту­ ются у нас некритически, на основании ходовых ярлыков и непроверенных предрассудков. При-

205

веду один поразительный пример. Что Платон идеалист, это верно, и об этом знают все. Но кто знает то уже филологическое обстоятельст­ во, что сам термин «идея» у Платона встреча­ ется очень редко и для него совсем не характе­ рен, что под «идеями» он почти всегда понимает не что-нибудь трансцендентное, потустороннее, запредельное, а нечто такое, что к этому не имеет никакого отношения. Это у него и фигура человеческого тела, и внутреннее состояние че­ ловеческой психики, и категория натурфилосо­ фии, и просто формально-логическая общность. Самое оригинальное свойство платоновского текста заключается в том, что термин «идея» Платон понимает просто как метод осмысления вещи, или, точнее, метод смыслового конструи­ рования вещи. Правда, свои «идеи» Платон от­ носит и к мифологической действительности. Но ведь тогда это уже означает, что Платон вы­ шел за пределы философского определения тер­ мина. Вот теперь и судите сами, как же нам понимать основоположника мирового идеализ­ ма, у которого философский термин «идея» поч­ ти отсутствует. Вы мне не возражайте, пото­ му что все соответствующие тексты из Платона я выписал в исчерпывающем виде и произвел их статистический анализ. Вы лучше скажите, можно ли изучать терминологию философа без учета всей его философской системы, как по­ рождающей необходимость того или иного по­ нимания данного термина?

—Но что вы понимаете под философской системой, которая является порождающей мо­ делью для каждого термина?

—Только не сумму отдельно взятых терми­ нов. Я, например, нашел, что такая философ-

206

ская модель у Платона отличается необычайной напряженностью, даже драматизмом, что его «идеи» обладают и трагическим, и комическим характером и что исследование «идей» подобно охоте за зверем, что их социально-историческая значимость отражает в себе кризисную социаль­ но-политическую обстановку идущего к паде­ нию классического полиса. Другими словами, философская система любого мыслителя прош­ лых времен должна рассматриваться нами не только систематически-понятийно, но и стили­ стически-художественно, если не прямо мифо­ логически или символико-мифологически, а так­ же исходя из социально-политических предпо­ сылок. Вот тогда-то и будет чему поучиться у философов прошлых времен. Вот тогда-то и нам самим захочется тоже создавать определенный стиль нашей собственной философии, а не толь­ ко ее понятийную систематику. Другими слова­ ми, для нашего собственного философского раз­ вития необходимо изучать точную терминоло­ гию главнейших философских систем прошлого, находить в ней то единство, которое возникает как результат уже единой и неделимой фило­ софской системы, и, наконец, изучать эту фи- лософско-систематическую модель как отраже­ ние еще более высокой и общей модели, а именно модели социально-политического, куль­ турно-исторического и вообще народного раз­ вития. Только тогда мы сумеем осознать свою собственную философскую потребность в ее от­ личии от прежних времен и только тогда суме­ ем дать этой потребности необходимое для нее логическое оформление. А иначе мы окажемся в изолированном положении, нам не с чем бу­ дет себя сравнивать.

207

—Я вас понимаю. Но в ваших словах на­ мечены такие большие требования, которые мо­ гут смутить любого непосвященного и которые необходимо было бы выразить как-то кратко и ясно. Как вы советуете поступить в данном случае?

—Вы сейчас коснулись действительно очень важного и необходимого вопроса, без от­ вета на который трудно будет вообще пользо­ ваться историей философии для выработки соб­ ственного мировоззрения. Здесь я вам должен сказать об одном моем постоянном методиче­ ском правиле, а именно: пока я не сумел выра­ зить сложнейшую философскую систему в од­ ной фразе, до тех пор я считаю изучение дан­ ной системы недостаточным. Приведу два-три примера. Всю досократовскую философию я по­ нимаю так: нет ничего кроме материальных стихий, и потому нет ничего такого, что могло бы ими двигать; следовательно, они движутся сами собой, то есть являются живыми. Всего мно­ готрудного и бесконечно разнообразного Плато­ на я выражаю в одной фразе, которую уже при­ вел выше: вода замерзает и кипит, а идея воды не замерзает и не кипит, то есть вообще не яв­ ляется вещественной. Всего Аристотеля свожу

кследующему принципу: идея вещи отлична от самой вещи, но она есть динамически-энергий- ная, и притом ставшая в результате ее опреде­ ленного творческого развития «чтойность». Ведь идея вещи у Аристотеля есть то, что отвечает на наш вопрос: что это такое? А так как это «что» он сопровождает грамматическим артик­ лем, то это значит, что здесь речь идет именно

о«чтойности», причем остановившейся в резуль­ тате своего развития, чтобы можно было сфор-

208

мулировать ее смысл. Указанное мною методи­ ческое правило можно применять не только к философским системам, взятым в целом, но и к отдельным моментам, так как иначе историкофилософский предмет окажется слишком слож­ ным и недоступным для наших теоретических выводов. Да и вообще к ясности, выраженной в одной фразе, должны стремиться изучающие историю философии на каждой самой малой ступени этой науки.

В заключение могу привести пример, как переживается ясность трудной философской теории в нагляднейшей и конкретнейшей фор­ ме. Как известно, диалог «Парменид» Платона относится к числу самых сложных текстов во всей мировой философской литературе. Здесь дается диалектика «одного» и «иного» с точки зрения восьми логических позиций. Однажды две аспирантки Московского университета, дол­ го изучавшие текст «Парменида» и в конце концов овладевшие им, захотели «протанцевать» всю эту диалектику, причем одна аспирантка изображала «одно», а другая — «иное». И эти восемь логических позиций «Парменида» дейст­ вительно являются сюжетом для самого настоя­ щего танца. Вот как я понимаю историко-фило­ софскую ясность, вот как делаю для себя из этого теоретические и практические выводы.

—Это мне ясно. Но теперь сам собою воз­ никает вопрос о значении историко-философ­ ской науки для выработки нашего собственного мировоззрения. Если можно, пожалуйста, рас­ скажите об этом поподробнее.

—Могу вам рассказать об этом не только поподробнее, но и с формулировкой относящих­ ся сюда тезисов в систематическом виде.

209

1.Школа мысли. Школа мысли заключается не в умении оперировать внутренними элемен­ тами мысли, но в умении осмыслять и оформ­ лять ту или иную внемыслительную реальность, то есть такую предметность, которая была бы вне самой мысли. Аналогично: математикой владеет не тот, кто знает лишь ее аксиомы и теоремы, но тот, кто с их помощью может ре­ шать математические задачи.

2.Школа философии. Школа философии то­ же не есть только умение оперировать внутрен­ ними элементами самой философии, то есть поня­ тиями, суждениями и умозаключениями, но умение применять весь этот мыслительный ап­ парат к той предметности, которая находится за пределами мысли. А так как последнее есть умение делать предельные обобщения и форму­ лировать предельно данные единичности, то и предмет философии должен представлять собою картину перехода от одного обобщения к дру­ гому между предельно общим и предельно еди­ ничным предметом.

3.Природа, общество, культура. Предметом мысли и философии являются природа, общест­ во и человеческое мышление. Однако, будучи предметом философии, они должны быть пред­ метом как предельно общего, так и особенного,

атакже единичного. Но природа и общество, взятые в своей предельной данности, сливаются в то целое, которое нужно назвать культурой. Культура есть не просто природа, но такая при­ рода, которая обрабатывается и развивается общественно. И культура есть не просто обще­ ство, но такое общество, которое развивается в определенных природных условиях.

4.История философии на службе истории

210