Назаретян - Hелинейное будущее 2013
.pdfXXI век: градиент нелинейности |
31 |
стов. Официально – «по личной просьбе». Но на закрытых партсобраниях к числу его прегрешений причисляли недостаточную твёрдость в Кубинских событиях и «сдачу» военных секретов: американцам позволили фотографировать с воздуха демонтаж и вывоз советских ракет. А в последующих мемуарах бывший Первый секретарь счёл своей главной заслугой «перед партией и советским народом» вовсе не спасение мировой цивилизации, а гораздо более сомнительные подвиги (например, то, что в 1953 году он пресёк попытку Л.П. Берия ввести в СССР элементы рыночного хозяйства и тем самым «восстановить капитализм»).
Разве не выглядит чудом то, что при таких настроениях человечество выкарабкалось-таки из-под завалов середины века?..
Конечно, психиатрические аналогии – только гротеск, заставляющий лишний раз задуматься об эффекте периодических массовых прозрений, обеспечивших долгосрочную жизнеспособность общества. А задуматься об это не лишне, потому что с интенсификацией эволюционного процесса частота и напряжение антропогенных обострений возрастают. Между тем многие учёные и политики остаются под гипнозом ушедшего века, продолжая «готовиться к прошлой войне».
Из современной «футурологии» про будущее можно узнать всё. Или почти всё. Сколько людей будет на Земле, сколько из них какую религию будут исповедовать, сколько останется нефти, пресной воды и даже атмосферного кислорода, каков будет экономический потенциал России, США, Китая и Зимбабве – показатели рассчитаны вперёд на сотню лет и больше. Мне знакома монография, в которой ход мировых событий прописан до 3000-го года.
При этом само собой разумеется, что и спустя столетия мир будет разделён на страны и нации, расы и конфессии, а физические и прочие потребности людей будут идентичны нынешним. Под стать и задачи – ограничивать рождаемость, минимизировать потребление природных ресурсов, предотвращать ядерную войну… Будущее видится как хорошо знакомый мир, немного подкорректированный в лучшую или (чаще) в худшую сторону.
Прогнозные модели, публикуемые серьёзными глобалистами, нельзя назвать в буквальном смысле слова линейными, поскольку предлагаются альтернативные варианты и сценарии – старый детерминизм уже не в моде. Однако, раскрывая нелинейную состав-
32 |
Введение |
ляющую в любом реальном процессе, важно также различать градиенты нелинейности. Эта дифференциация составляет решающую особенность моделей, предназначенных для фиксации режимов с обострением, би- и полифуркационных фаз. Модель, в кото-
рой градиент нелинейности описываемого процесса недооценён, можно считать ситуативно линейной, и именно этот недостаток характеризует сегодня большинство глобальных прогнозов.
…Передо мной книга, подготовленная едва ли не самой именитой группой глобальных аналитиков – учёных, чья идея «пределов роста» сыграла неоценимую роль в экологическом просвещении государственных деятелей, предпринимателей и широкой публики [Медоуз и др. 2007]. Развивая модели, впервые обнародованные в 1972 году, они двадцать лет спустя заявили, что «человечество уже вышло за пределы самоподдержания Земли», и в 2004 году (год английского издания книги) подтвердили свой вывод: «В последний раз человечество находилось на уровне самоподдержания в 80-х годах ХХ века. В настоящее время мы за пределами на 20%». В частности, «общемировое производство зерна больше не в состоянии поддерживать рост населения» (по сведениям из других источников, зерна производится так много, что для поддержания цены некоторые компании бессовестно перерабатывают его в биотопливо – но это к слову). Пока, правда, «понимание проблемы во всём мире удручающе слабое», но «примерно через 10 лет (т.е. в 2014 году – А.Н.) последствия выхода за пределы будут уже хорошо заметны, а через 20 лет общество открыто признает факт выхода за пределы» (с.18-28).
Впрочем, отчаиваться не стоит, так как «последствия выхода за пределы поправимы». Надо только «вернуть мир в область самоподдержания» (с.19), «в рамки разумного» (с.22) и «резко уменьшить численность населения до уровней, которые способна выдержать окружающая среда» (с.18). Однако «переход к устойчивому развитию должен быть естественным и постепенным», и на него «уйдут века» (с.290). Действительно, если, например, в каждой семье будут рождаться «не более двух детей» (с.287), то потребуются века, чтобы население Земли сократилось с нынешних 7 миллиардов до облюбованного многими демографамиглобалистами 1 миллиарда. Тем более что пока численность населения продолжает расти.
XXI век: градиент нелинейности |
33 |
Но откуда века в запасе у человечества, уже вышедшего далеко за пределы возможностей планеты и пока не догадывающегося об этом? И что это за пределы, которые допустимо пересекать и через века в них возвращаться? Не логичнее ли было бы признать без обиняков, что цивилизация окончательно катится в пропасть? Или речь всё-таки идёт лишь о ситуативных ограничениях, которые зависят от ряда переменных параметров, и модель, принимающая эти переменные за константы, даёт на выходе недостоверный прогноз?
Авторы обещали опубликовать четвёртое издание в 2012 году, в сороковую годовщину выхода книги, и было любопытно узнать, на сколько процентов теперь перекрыта несущая способность планеты. Однако профессор Д. Медоуз сообщил в личной переписке (и позволил мне обнародовать эту информацию), что нового издания не будет, и одна из причин в том, что картина вырисовывается слишком мрачная, а приемлемого решения не видно.
Профессор разочарован в неразумном человечестве, а по моему убеждению, принципиальное отсутствие конструктивной перспективы заложено в самих основах модели. Дело в том, что Медоуз и его многочисленные единомышленники упорно придерживаются экологической философии, сформированной в середине прошлого века и выражаемой простым постулатом: человечество – элемент биосферы. Далее посылки и выводы следуют с неумолимостью арифмометра, прикрываемой более или менее застенчивыми оговорками. Не обойтись без намёка на то, что «элемент» этот аномальный, что эффекты его активности исключительно деструктивны и коль скоро люди не желают «жить по законам природы» (эта шальная формулировка десятилетиями кочует по экологическим текстам), им нет места на планете.
По законам природы – значит, биологически «некондиционные» младенцы, больные, покалеченные и стареющие «особи» должны быстро погибать, а между «популяциями» должна вестись бескомпромиссная конкуренция за экологическую нишу. И, разумеется, нас должно быть несравненно меньше. Самые снисходительные «гуманисты» остановились на пресловутом миллиарде. Но, например, в учебном пособии, подготовленном группой ведущих российских экологов [Арский и др. 1997], общество сравнивалось с «взбесившимся муравейником» и оптимальная численность
34 |
Введение |
населения мира доведена до 10 млн. (каковой она была, по мнению авторов, в верхнем палеолите). Хотя это тоже полумера. Мы в своём месте вернёмся к тому, что планетарная популяция животных, сопоставимых с человеком по размерам и типу питания, должна исчисляться вовсе не миллионами, а десятками тысяч особей. Такова вместимость естественной экологической ниши, но она почему-то давно уже не устраивает род людской. И если говорить без обиняков, в биоцентрическом контексте человек является таким же элементом биосферы, как раковые клетки – элементом поражённого ими организма. А кто-то полагает, что агент Смит из фильма «Матрица» сам додумался до зловещей идеи: «Человечество – раковая опухоль на теле планеты»?
Конечно, это ария из той же оперы, что «Ребёнок – угроза миру» и прочие гимны мизантропии, о которых рассказано во Вступительных заметках. Оттуда же и мысль об окончательных пределах роста, читай: прогрессирующего разрушения природы человеком. Мрачные образы типа космического корабля с кончающимися запасами, простые, понятные и широко растиражированные, послужили своевременной острасткой для общества потребления, а ситуативно линейные экстраполяции методом шоковой терапии способствовали распространению того, что теперь называется экологическим сознанием и глобальным мышлением. Кстати, об отрезвляющей роли, какую сыграли их экстраполяционные модели, Медоуз с соавторами скромно умалчивают, продолжая жаловаться на человеческую непонятливость.
Между тем предельные модели мальтузианского типа шли вразрез с реалиями развивающихся технологий и опровергались системными расчётами, учитывающими большее число параметров. Теория самоорганизации подсказала, что внешние пределы не заданы раз и навсегда, но опосредованы переменными факторами, которые, в свою очередь, определяются творческими возможностями эволюции. Экономисты научились тоньше различать понятия и показали, как качественный рост потребления может сопровождаться снижением ресурсных затрат. Наконец, обнаружилось, что в истории общества, а задолго до появления людей в истории природы «пределы самоподдержания Земли» пересекались многократно и безвозвратно.
Обсуждая, когда и как это происходило, мы покажем также, что
XXI век: градиент нелинейности |
35 |
ядерная война, глобальное исчерпание ресурсов и «демографическая бомба» – вызовы ХХ века, с которыми планетарная цивилизация в целом справилась. Благодаря чему и смогла плавно перейти в новое столетие.
Но XXI век принёс с собой новые угрозы, которых глобалисты часто не замечают, по инерции концентрируя внимание на вчерашних проблемах. Считать новые угрозы просто продолжением прежних можно лишь постольку, поскольку история вообще является преемственным процессом. Назвать же их «ещё более» острыми и животрепещущими было бы пустой риторикой. Трудно представить себе напряжение острее, чем тот же Карибский кризис, более животрепещущие проблемы, чем радиоактивное заражение атмосферы, почвы и океана в результате ядерных испытаний или разрушение биосферы из-за экологически бездумного сельскохозяйственного и промышленного производства в том виде, в каком оно сложилось к 1960-м годам.
Наличие «в анамнезе» человечества успешно преодолённых обострений обнадёживает, но не сулит спокойствия в будущем. Серия независимых расчётов показала, что глобальная эволюция вступает в режим беспримерного по крутизне ускорения, которое должно достигнуть математического предела («сингулярной точки») около середины XXI века. На горизонте вырисовывается фазовый переход такого масштаба и значения, какого ни человечество, ни биосфера в прежней истории не переживали. Что же дальше? Смена четырёхмиллиардолетней эволюции более или менее интенсивной деградацией общества и природы? Включение какого-либо механизма, обеспечивающего консервацию системы на пике достигнутой сложности? Прорыв к качественно новым и пока трудновообразимым реальностям?
Отслеживая аттракторы дальнейшего развития событий, условия, от которых может зависеть выход планетарной цивилизации на тот или иной аттрактор, мы используем три взаимодополняющих инструмента. Во-первых, модель Универсальной истории (мегаистории), которая охватывает максимально доступную сегодня ретроспективную дистанцию от образования атомных ядер, галактик и звёзд до постиндустриальной цивилизации. Во-вторых, синергетический метод, обеспечивающий междисциплинарное видение предмета и помогающий раскрыть
36 |
Введение |
комплексный механизм обострения и разрешения эволюционных кризисов на разных стадиях универсальной эволюции. В- третьих, эволюционную психологию, демонстрирующую, как неуклонно возрастала роль субъективной реальности («ментальных факторов») в причинно-следственных связях материального мира.
Сменив, таким образом, биоцентрическую призму на последовательно эволюционную, мы увидим на Земле не только искалеченную биосферу, но и развивающуюся (через издержки и кризисы роста) антропосферу1 – систему качественно более сложную, в которой биота составляет одну из несущих подструктур. Мы убедимся, что экологические проблемы (включая кризисы и катастрофы) не просто выражают противоречия между обществом и природой – они всегда становились проекцией внутренних диссонансов в духовной культуре, а точнее, рассогласований в развитии человеческого разума. И что на данном этапе эволюции, как и прежде, качества разума более чем любой иной параметр системы определяют объективные пределы роста. Поэтому итоговым предметом нашего исследования станут перспективы и возможные границы сознания, мотивационных ориентиров и жизненных смыслов.
Настоящая книга продолжает исследования универсальной эволюции и её этапов, над которыми я работаю более двадцати лет [Назаретян 1991, 2001, 2008], и в ряде случаев материал прежних публикаций воспроизводится с учётом новейших достижений в различных областях науки. В Первой части рассмотрены векторы (мега-тренды), стадии и механизмы эволюции – социокультурной, биологической и космофизической, – сформулирован ряд общезначимых системно-синергетических закономерностей. Особое внимание уделено тому, как из бесконечных космических и геологических катаклизмов, затем из свободных действий, трагических ошибок и творческих прозрений складывалась удивительно строгая последовательность революционных скачков. На основании междисциплинарного обзора во Второй части обсуждаются потенциальные перспективы и пределы сознательного управления массой и энергией, пространством и временем, а главное – собственными агрессивными импульсами. Прослежены вероятные сценарии последующего развития событий, включая распространяющееся влияние разума за пределы Земли. Показано, как и какие именно сдвиги в
XXI век: градиент нелинейности |
37 |
общественном сознании могли бы стать решающим фактором продолжения не только планетарной, нои космической эволюции.
Хотя долгосрочные векторы развития, фиксируемые на протяжении тысячелетий (например, сокращение физического насилия при росте разрушительной мощи технологий), категорически опровергают расхожие сентенции о безнадёжной кровожадности человека и цивилизации, меньше всего я намерен рисовать идиллии или «дороги, ведущие к Храму»: синергетический метод требует всегда отслеживать цену успеха. Знакомясь с текстом, читатель убедится, что автор и сам испытывал эмоциональное сопротивление даже по отношению к оптимальным поворотам, вытекающим из логики эволюционного сюжета. Потому что, хотим мы того или нет, действительная история – это всегда отказ от привычного и родного, и это всегда больно. И, чтобы преодолеть барьер личного пристрастия, приходится неизменно повторять (прежде всего, самому себе) максиму Гераклита: «Не мне, но Логосу внимая»…
Но в переплетении сценариев, неизбежных жертв и возможных прорывов я ищу пространство для стратегических смысложизненных ориентаций. В книге показано, что это сегодня уже не требует мистических откровений, религий и идеологий. Что современная междисциплинарная наука, в отличие от классической, более не безразлична к ценностям, смыслам и горизонтам человеческого бытия. В естествознании, пронизанном эволюционными представлениями, разум, культура и мораль – не побочные эффекты веще- ственно-энергетических процессов: духовная реальность видится фундаментальным феноменом, который, сыграв решающую роль в эволюции Земли, принципиально способен стать фактором дальнейшего развития Метагалактики.
***
Автор один несёт ответственность за содержание этой книги. Но российские и зарубежные друзья, коллеги (многие из которых с моими выводами в том или ином аспекте не согласны) поддерживали меня в работе, регулярно снабжали новейшей литературой, критиковали черновой текст, помогая избежать концептуальных, фактических неточностей, редакционных и логических лакун.
38 |
Введение |
Кроме официальных рецензентов, выражаю глубокую благодарность активно участвовавшим в неформальных обсуждениях А.С. Акопяну, Л.Б. Алаеву, С.И. Алексухину, Н.А. АсатурФеклисовой, Н.Г. Багдасарьян, С.М. Богуславской, А.А. Воронцовой, В.С. Голубеву, Н.С. Горбуновой, Л.Е. Гринину, С.Н. Ениколопову, М.И. Веллеру, Д.И. Дубровскому, К.А. Зуеву, Д.И. Ицкову, А.В. Кацуре, Л.А. Карнацкой, Д. Кристиану (David Christian), И.И. Копыловой, Н.Ю. Кувшиновой, В.А. Литвиненко, Ю.В. Любимову, Е.С. Молчановой, К.А. Назаретян, Т.Р. Ованесяну, И.И. Осадчевой, Б. Родригу (Barry Rodrigue), В.В. Удаловой (Валерии Прайд), Р.И. Хаирову, Э. Чайсону (Eric Chaisson), А.Н. Чумакову, К.А. Щадиловой, Т.Н. Щукину и Сан Ю (Sun Yue).
С грустью вспоминаю Вадима Васильевича Казютинского, астрофизика и философа, который, будучи уже смертельно больным, регулярно обсуждал со мной естественнонаучные детали концепции. И Адольфа Ульяновича Хараша, выдающегося психолога гуманистической школы, который остроумно оппонировал чуть ли не по каждому пункту, побуждая оттачивать аргументацию.
Особая благодарность – Александру Пинкину: он оказывал мне постоянную помощь при подборе материала, а также при издательской подготовке и иллюстрации книги.
Если читатель найдёт в тексте что-либо заслуживающее внимания, то в этом неоценима заслуга моих рецензентов и критиков.
Часть I
Мегатренды и механизмы эволюции. Очерк Универсальной истории
Мы имеем сегодня многочисленные высокоспециализированные и проводимые независимо исследования эволюции конкретных сущностей – таких, как звёзды, бабочки, культуры или личности, но располагаем весьма немногими… истинно универсальными понятиями эволюции как фундаментального процесса.
Эрвин Ласло
Раздел 1.1 От Олдовайского ущелья до Кремниевой долины
Существует только одна культурная реальность, которая не сконструирована произвольно, – общечеловеческая культура, охватывающая все периоды и регионы.
Роберт Лоуи
Глава 1.1.1 Векторы социально-исторической эволюции
…Историю можно изучать только так: не отдельно историю каждой страны (для древности и Средневековья понятие «страны» довольно расплывчато), а историю человечества в целом.
Л.Б. Алаев
Чем далее подвигается человек по пути прогресса, тем более естественное заменяется искусственным.
К.Э. Циолковский
40 |
Часть I |
§1.1.1.1. Общечеловеческая история: реальности и идеологемы
Метель чертила на стекле кружки и стрелы…
Б.Л. Пастернак
Трудно определить, на какой именно стадии исторического и психического развития люди начали сознательно оценивать время как протяжённую цепь событий. Возможно, временнàя координата приобрела самостоятельную значимость с переходом к оседлому земледелию и скотоводству: неолитическому производителю, в отличие от первобытного охотника-собирателя, требовалось мыслить масштабом месяцев и годов, а не часов и дней. Расширявшиеся границы прошлого и будущего постепенно делались предметом осмысления.
С тех пор во всех культурах мира утвердились, так или иначе переплетаясь, три архетипа исторического времени. Первый представлен образом наклонной линии с золотым веком в ретроспективе: «Чего не портит пагубный бег времён? // Ведь хуже дедов наши родители, // Мы хуже их, а наши будут // Дети и внуки еще порочней» [Квинт 1970, с.140]. Второй – горизонтальная линия монотонно следующих друг за другом событий: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чём говорят: “Смотри, вот это новое”; но это было уже в веках, бывших прежде нас» (Еккл. 1: 9-10).
Наконец, третий архетип – одна (пифагорейская эра) или несколько вложенных окружностей различного, иногда невообразимого размера. Например, в индийской мифологии сутки Шивы складывались из «человеческих суток», годичных циклов и «кальп». По расчётам аль-Бируни, каждая кальпа состояла из 10значного числа лет, а максимальный цикл – из 56-значного числа кальп. Однако индийцы не утруждали себя арифметическими построениями, главным для них было наличие замкнутых циклов1.
Всегда полезно поискать примеры, выбивающиеся из общего контекста. Прорывами к эволюционному мировоззрению выглядят некоторые фрагменты в текстах Гераклита, Демокрита, Анаксагора, Эмпедокла, Эпикура и Лукреция. Однако при более полном про-