Чжуан-цзы

Чжуан-цзы (ок. 369—286 до н. э.) — виднейший представи­тель даосизма. Лаконичные изречения и афоризмы Лао-цзы, которые мы находим в сочинении «Даодэцзин», нашли свое развитие в ряде глубоких рассуждений, диалогов и притч Чжуан-цзы. Им присуще богатство поэтической фантазии, образность языка. Это делает Чжуан-цзы философом-поэтом Древнего Китая. С его именем связана книга «Чжуан-цзы», из Которой до нас дошли 33 главы. Наряду с «Даодэцаином» эта книга — основной философский памятник даосизма. Оперируя теми же категориями, которые мы находим в «Даодэцзине», прежде всего дао и дэ, Чжуан-цзы усилил их идеалистическое истолкование. В его учении о познании μηοϊο элементов реля­тивизма, а также мистицизма.

210

[Учение о дао и дэ и о естественности]

Состояние Вселенной неуловимо, ее изменения бес­конечны. Умирает или живет человек в этих бесконеч­ных изменениях? Действительно ли слились воедино жизнь и смерть, небо и земля? Или же погибает только тело, а дух бродит в одиночестве? К сожалению, об этом нельзя сказать ничего определенного. Дух бродит в одиночестве, но где он бродит? Хотя перед нашими глазами мелькает все сущее, однако можно с уверенно­стью сказать, что нет ничего, что действительно могло бы стать местонахождением [души] человека после смерти. Как же быть в таком случае? Чжуан-цзы усерд­но размышлял об этом (гл. «Об управлении Поднебес­ной»).

Это дэ — наивысшая истина (гл. «Долженствование императоров и правителей»).

Дэ — это то, благодаря чему существуют вещи (гл. «Небо и земля»).

От единого начала происходят все вещи, которые сменяют друг друга в самых различных формах. Их на­чало и конец вертятся, как колесо, и нельзя установить, где они находятся. Это и есть естественное изменение (гл. «Притчи»).

Все сущее выходит из пылинки (гл. «О высшей ра­дости» ).

Все сущее, появляясь подобно молнии, в один миг претерпевает бесчисленные изменения.

Вследствие изменений возник человек. Человек в годы, отведенные ему природой, подвержен переменам, как и все сущее, однако перемены эти происходят так быстро, что нет возможности противостоять им. Не при­скорбно ли это? Разве не вызывает скорбь мысль о том, к какому неизвестному состоянию приведут непрерыв­ные изменения, где будет конец? (гл. «Однородность вещей и учений»).

Дао присущи стремления и искренность. Оно нахо­дится в состоянии бездействия и лишено формы. О дао можно рассуждать, но его нельзя потрогать. Дао можно постигать, но его нельзя видеть. Дао — корень и осно­ва самого себя. Оно было прежде неба и земли и

211

существует извечно. Дао движет духом и одухотворяет владыку, порождает небо и землю (гл. «Великий пра­отец и учитель»).

Небо и земля существуют вместе со мной, все сущее составляет со мной единое целое (там же).

Дун Го-цзы спрашивает Чжуан-цзы: «Где находится ояо?» Чжуан-цзы отвечает: «Нет такого места, где бы не находилось дао». Дун Го-цзы настаивает: «В конце концов, где же оно находится? Ты должен указать!» Чжуан-цзы отвечает: «В телах червя и муравья». Дун Го-цзы спрашивает: «Почему же дао находится в телах таких ничтожных тварей?» Чжуан-цзы продолжает: «В маленьком зернышке». Дун Го-цзы спрашивает: «Почему же [дао находится] в еще более ничтожном предмете?» Чжуан-цзы... продолжает: «В испражнениях и моче». Услышав это, Дун Го-цзы отчаялся и перестал спрашивать. Заметив недовольство Дун Го-цзы, Чжу­ан-цзы сказал: «Ты спросил меня, чтобы я тебе ясно указал, где находится дао; естественно, я стремился идти по нисходящей линии, ведь только так можно уяс­нить местонахождение дао. Чем же ты недоволен?» (гл. «Чжибэйю»).

Без дао тела не рождаются, а без дэ не проявляется их жизнь (гл. «Небо и земля»).

[Этические и политические идеи]

Наказание — это плоть власти, обряды — ее крылья, знания — ее опора, добродетель — средство привлечь к себе людей (гл. «Великий праотец и учитель»).

В Поднебесной есть две великие заповеди: одна — судьба, другая — справедливость (гл. «В мире лю­дей»).

Кто чрезмерно нравствен, тот затемняет природу ве­щей, дабы сделаться таким знаменитым, чтобы во всей Поднебесной под звуки флейт и барабанов превозносили его как недосягаемый образец. Это ли не фальшь? (гл. «Бянъму»).

Когда в Поднебесной было дао, мудрецы бездейст­вовали. Когда же Поднебесная отрешилась от предна­чертаний дао, мудрецы стали усердствовать и люди на-

212

чали прислушиваться к их поучениям. А в настоящее время все стараются лишь избежать наказаний.

Когда ищут выгоды, забывают об искренности (гл. «Тянь-цзы-фан»).

Не следует искать выгоды в вещах и ценностях (гл. «Небо и земля»).

Высшее человеколюбие не принимает во внимание родственных связей (гл. «Движение неба»).

Не почитай мудрецов, не используй дарований (гл. «Небо и земля»).

Разве всеобщая любовь не ограничена? Показное безразличие к личной выгоде скрывает стремление к ней (гл. «Небесное дао»).

Если исходить из обычаев, то представления о бла­городных и неблагородных создаются окружающими, а вовсе не прирождены человеку (гл. «Цюшуй»).

Возьмем, к примеру, дерево, разросшееся за сотни лет своей жизни. В один прекрасный день его рубят то­пором, и это портит его природные качества. С по­мощью пилы, молотка и долота из него выделывают жертвенные чаши. Ты полагаешь, что для превращен­ного в жертвенные чаши дерева это более сообразно с его природой, чем для выброшенных в ров обрубков дерева? На самом же деле превращение дерева в жерт­венные чаши противно его природе, так как оно утра­чивает свои естественные качества.

То же происходит и с людьми (гл. «Небо и земля»).

Человек низкий для неба, но благородный среди лю­дей. Человек благородный для неба, но низкий среди людей (гл. «Великий праотец и учитель»).

Мешать человеку радостно жить, отнять у него воз­можность ткать и одеваться, обрабатывать землю и кор­миться, украсить его так называемыми добродетелью и справедливостью — в этом преступление мудрецов (гл. «Мати»).

Если с помощью веревок и крючков, циркулей и угломеров исправить все вещи, то это принесет вред их естественным качествам; если связывать вещи верев­ками или покрывать лаком, то они станут твердыми, и это также будет разрушением их изначальных ка­честв. Нечто подобное происходит и среди людей. Если

213

позволить мудрецам, прикрывающимся человеколюбием и справедливостью, давать людям правила поведения и исполнения обрядовой музыки, то разве не будет пол­ностью разрушена изначальная природа людей? (гл. «Бяньму»).

Того, кто крадет крючок с пояса, казнят, а тот, кто крадет царство, становится правителем (гл. «Цецюй»).

В настоящее время трупы осужденных по различ­ным причинам на смерть лежат наваленными друг на друга, а закованные в кандалы толкают один другого на дорогах. Куда ни посмотришь — всюду можно видеть приговоренных к различным наказаниям. А конфуци-анцы и последователи Мо Ди почтительно ходят на цы­почках, пробираясь среди толп заключенных с колод­ками на шее. О! Сколь велико их бесстыдство и криво­душие (гл. «Быть в уединении»).

Если мудрецы не умрут, то большие разбойники не исчезнут (гл. «Цюйце»).

Разве неизвестно, что то, что называю небом, есть человек, а то, что называю человеком, есть небо? (гл. «Великий праотец и учитель»).

Небо и человек не превосходят друг друга (там же).

Природу человека нельзя переделать, судьбу нельзя изменить (гл. «Движение неба»).

[Релятивизм. Отрицание возможности познания мира]

Допустим, что вы спорите со мной и я терплю пора­жение в споре, ибо не могу переспорить вас. Значит ли это, что я на самом деле не прав, а вы на самом деле правы? Допустим, что вы споритехо мной и терпите по­ражение в споре, ибо не можете переспорить меня. Значит ли это, что вы на самом деле не правы, а я на самом деле прав? А может быть, один из нас полностью прав, а другой частично не прав?.. Сие невозможно знать ни вам, ни мне, ни любому другому человеку, ищущему [истину] подобно нам в потемках. Кого бы я мог пригласить быть судьей — посредником в нашем споре? (гл. «Однородность вещей и учений»).

Об истине и лжи разглагольствуют и конфуцианцы, и последователи Мо Ди. Конфуцианцы считают исти­ной то, что считают ложью последователи Мо Ди, а

214

ложью то, что последователи Мо Ди считают истиной. Последователи Мо Ди поступают таким же образом, ни в чем не соглашаясь с конфуцианцами. Однако тот, кто хочет утвердить как истину то, что считает ложью дру­гой, и отвергает как ложь то, что другой считает исти­ной, сможет лучше всего сделать это, лишь приобщив­шись к тайности сокровенного. В мире каждая вещь отрицает себя через другую вещь, составляющую ее противоположность. В мире каждая вещь утверждает себя через себя. Разглядеть в одной, отдельно взятой, вещи ее противоположность невозможно, ибо познать вещь можно только непосредственно. Поэтому говорят: «Отрицание исходит из утверждения, а утверждение существует лишь благодаря отрицанию». Таково учение об условности отрицания и утверждения. Коль скоро так, то все умирает, уже рождаясь, и все рождается, уже умирая, все возможно, уже будучи невозможным, и все невозможно, уже будучи возможным. Истина су­ществует лишь постольку, поскольку существует ложь, а ложь существует лишь постольку, поскольку сущест­вует истина. Сказанное не выдумка мудрого, а то, что наблюдается в природе, то есть то, что существует бла­годаря [заключенной в дао] истине. Утверждение есть в то же время отрицание, отрицание есть в то же время утверждение. Отрицание заключает в себе истину и ложь, утверждение также заключает в себе ложь и ис­тину. Существует ли после этого какое-либо различие между отрицанием и утверждением? Или же между от­рицанием и утверждением нет никакого различия? От­рицание и утверждение одного и того же не существует лишь в дао. Сфера дао — это замкнутый круг, в кото­рый вписано бесчисленное множество ему подобных. Истина, заключенная в дао, неисчерпаема, как неисчер­паема ложь,-лежащая вне дао. Поэтому я говорю: уста­новить действительную истину и действительную ложь лучше всего можно, лишь приобщившись к тайности сокровенного (там же).

Разве пространство внутри четырех морей не подоб­но муравьиной куче на болоте, если его сравнить с тем безграничным простором, который разделяет небо и землю? А разве все царства не похожи на маленькое

215

зернышко проса в амбаре, если мы сравним их со всем пространством внутри морей? Перечисляя все, что су­ществует, мы насчитываем десятки тысяч, а человек только одна из тварей. Люди, населяющие девять про­винций, живущие, питаясь зерном и рисом, и передви­гающиеся на лодках и телегах, составляют только не­большую часть всех людей (гл. «Цюшуй»).

Некто по имени Наньбо-цзы куй спросил Нюй Юя: «Ваш возраст очень велик, но почему внешностью вы похожи на маленького ребенка и ничто не говорит о ва­шем преклонном возрасте?» Нюй Юй ответил: «Я по­знал дао!» Наньбо-цзы куй спросил далее: «Можно ли изучить дао?» Нюй Юй ответил: «Только мудрый и спо­собный человек может сделать это. Если мудрый и способный человек захочет изучить дао, то, опасаюсь, ему нелегко будет учиться. Если он проучится три дня, то сможет опустошить свою душу и выйти за пределы Вселенной. Если же он выйдет за пределы Вселенной и будет продолжать учиться до седьмого дня, то посте­пенно отрешится от всего окружающего. Если же он сможет продолжать учиться до девятого дня, то достиг­нет наисовершенного состояния «забвения собствен­ного я»» (гл. «Великий праотец и учитель»).

Пять красок вводят в заблуждение глаза, и они пе­рестают ясно видеть; пять звуков вводят в заблуждение наши уши, и они перестают хорошо слышать (гл. «Небо и земля»).

Прогоните мудрецов и отрекитесь от знания, и толь­ко тогда крупный разбой прекратится; выкиньте яшму и уничтожьте жемчуг, и тогда мелкие воришки переве­дутся; сожгите все грамоты и разбейте яшмовые печа­ти, и народ станет простым и бесхитростным; унич­тожьте мерки и сломайте весы, и прекратятся раздоры среди людей; отмените в Поднебесной все законы муд­рецов и совершенномудрых, и тогда с народом можно будет разговаривать (гл. «Цюйце»).

Рождение и смерть, существование и гибель, неуда­ча и успех, бедность и богатство, достоинство и униже­ние, порицания и похвалы, голод и жажда, холод и жара — это все изменения обстоятельств, ход судьбы. Ночь и день сменяют друг друга у нас на глазах, но

216

наша мудрость не в состоянии определить их истины (гл. «О наполнении всего сущего дэ»).

Смерть и жизнь предопределены судьбой, они сме­няются, как день и ночь; все предопределено небом; люди не могут постичь этого (гл. «Великий праотец и учитель»).

В прошлом те, кто стремился достичь дао, исходили из положения «не уясняй истины и лжи» (гл. «Об управлении Поднебесной»).