учебный год 2023 / Op_tsiv_issled_3_blok

Интерес особого пристрастия

компенсационной природе, а лишь по-разному рассчитывает размер компенсации. Известно, что нарушение договора или деликт могут повлечь для потерпевшего самый разнообразный вред. Для ограничения ответственности должника разумными пределами существуют правила о причинно-следственной связи. Помимо этого, как стороны своим соглашением могут ограничить или расширить пределы возможной ответственности, так и должник своими конклюдентными действиями и злостным характером нарушения может согласиться отвечать на повышенных основаниях1.

певшего. Поэтому с толкованием Л.Ж. Морандьера мы не можем согласиться: иначе ничтожность соглашений об исключении ответственности за умысел, невозможность для недобросовестного приобретателя стать собственником, лишение его доходов от вещи с самого момента приобретения и многие другие правила тоже надо признавать наказанием, для чего нет никаких оснований. О том, что дифференцированные правила французской гражданско-правовой ответственности не должны колебать ее компенсационную природу, писал, например, М. Пляниоль: Пляниоль М. Курс французского гражданского права. С. 39.

1  Здесь имеется в виду, что умысел и грубая неосторожность нередко проявляются

вконкретных действиях (бездействии) нарушителя, в том числе посторонних – не направленных непосредственно на нарушение. Конечно, с точки зрения теории одно и то же действие может быть совершено как умышленно, так и неосторожно. Но заглянуть

вголову к нарушителю и выяснить его психическое отношение к деянию мы, конечно, не можем, поэтому оцениваем всю совокупность его поведения. См., например: п. 7 постановления Пленума ВС РФ от 24.03.2016 № 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств» (СПС «Консультант Плюс»): «В обоснование отсутствия умысла должником, ответственность которого устранена или ограничена соглашением сторон, могут быть представлены доказательства того, что им проявлена хотя бы минимальная степень заботливости и осмотрительности при исполнении обязательства». Также интересна позиция ученых из Европейской группы по деликтному праву: «Некоторые объяснения необходимо дать по вопросу значения вины делинквента (для присуждения компенсации неимущественного вреда). Некоторые правопорядки дозволяют присуждение штрафных убытков; большинство же выступает против, поэтому последние исключены

вArt. 10:101 (Принципов европейского деликтного права). Однако среди большинства членов группы существует заметная тенденция принимать во внимание степень вины нарушителя в целях определения справедливого размера компенсации за причинение неимущественного вреда. Несмотря на то, что часто это может быть вполне оправданно, существует большой риск скатиться к карательному элементу. На наш взгляд, чтобы принимать степень вины во внимание и при этом остаться верным компенсационному началу гражданской ответственности, нужно установить, что образ поведения нарушителя становится определяющим фактором тогда, когда его виновные действия сами по себе усиливают причиняемый неимущественный вред». В этом отрывке замечательно то, что в оригинальном тексте автор смешивает строго различаемые в отечественном праве категории вины и деяния в единый термин conduct (поведение, образ действий). Нам этот подход представляется совершенно верным. Подробнее см.: European Group on Tort Law. Principles of European Tort Law. Text and Commentary. P. 175.

191

М.И. Лухманов

Во-вторых, утверждение о том, что если должнику вообще может быть вменено его нарушение, то должен быть возмещен весь нарушенный интерес кредитора (в том числе неимущественный), не учитывает того обстоятельства, что за словосочетанием «нарушенный интерес» скрываются разнородные явления – убытки и неимущественный вред (в том числе ценность особого пристрастия). При нарушении имущественного интереса определяющее значение имеет количественный признак, поскольку размер убытков с разумной степенью достоверности может быть определен объективно – путем обращения к рыночной (меновой) стоимости вещей и другого имущества. Напротив, «вред обсуждается при нарушении неимущественного интереса не с количественной, но с качественной стороны и имеет

значение лишь до тех пор, пока он вызван виной действующего субъекта. Одним словом, при нашем институте [убытков] центр тяжести заключается в объеме вреда, а при нарушении неимущественного интереса – в вине того лица, действие которого вызвало этот вред. <…> Обязательство возмещения убытков в тесном смысле слова должно быть обсуждаемо главным образом на основании объективного момента. Стремиться во что бы то ни стало сохранить единство между случаями имущественного и неимущественного вреда составляет трудно исполнимую задачу, так как для обеих категорий случаев существуют весьма различные по своему характеру юридические нормы»1. Таким образом, при решении вопроса о компенсации неимущественного вреда на первый план выходит размер вины нарушителя2. Поэтому некоторые обсуждаемые далее законодательства решили, что только при злостном (умышленном или по грубой неосторожности) нарушении обязательства (деликте) можно вменить нарушителю обязанность компенсировать интерес особого пристрастия3. Размер этого интереса определяется затем в виде денежной компенсации за

1  Кривцов А.С. Общее учение об убытках. С. 6.

2  См., например: абз. 2 ст. 151 ГК РФ: «При определении размеров компенсации морального вреда суд принимает во внимание степень вины нарушителя (курсив мой. – М.Л.) и иные заслуживающие внимания обстоятельства».

3  Это решение критикует С.А. Беляцкин, который по рассматриваемому вопросу занимает пограничную точку зрения, а именно: форма вины не должна определять само право требовать компенсации неимущественного вреда – она должна лишь влиять на размер этой компенсации. То есть за умышленный деликт присуждается бо́льшая компенсация неимущественного вреда, чем за неосторожный. Подробнее см.: Беляцкин С.А. Возмещение морального (неимущественного) вреда. С. 59–60. Нам этот подход не кажется верным, поскольку он противоречит основным началам и условиям гражданской ответственности (выше это уже описывалось, см. подход разработчиков Проекта ГУ).

192

Интерес особого пристрастия

понесенные страдания исходя из личной значимости утраченного или поврежденного блага для потерпевшего.

2. Умышленное или по грубой неосторожности нарушение договора

Приступая теперь к рассмотрению отдельных случаев компенсации интереса особого пристрастия, начинать будем с анализа подхода, которого держался применительно к каждому из этих случаев наш Проект ГУ, поскольку его составители постарались отразить в тексте Кодекса все передовые тенденции своего времени с изложением подробных мотивов избранных правовых подходов.

Статья 117 кн. 5 т. 1 Проекта ГУ ред. 1899 г. гласит: «Верителю должны быть возмещены убытки, которые непосредственно вытекают из неисполнения должником обязательства и которые могли быть предвидены при заключении договора. Должник, умышленно или по грубой неосторожности не исполнивший обязательства, может быть присужден к возмещению и других, кроме указанных выше, убытков, хотя бы они заключались не в имущественном, а нравственном вреде, и не подлежали оценке».

На первый взгляд эта статья лишь воспроизводит закрепившийся в романских (испытавших влияние Кодекса Наполеона) законодательствах принцип предвидимости убытков: по общему правилу должник отвечает в размере реального ущерба и упущенной выгоды (которая чаще всего выражается в разнице между рыночной стоимостью и договорной ценой), но в случае умысла или грубой неосторожности пределы ответственности должника расширяются и захватывают также косвенные убытки, непосредственно не вытекающие из нарушения должника, но которые бы кредитор не понес, буде обязательство исполнено надлежащим образом (conditio sine qua non, BUT FOR test). Такие убытки, даже косвенные, все равно по определению своему остаются имущественными потерями. Однако Проект ГУ в ст. 117 идет далее общепринятого подхода и делает злостного нарушителя ответственным также и за неимущественный вред от нарушения, который не может иметь рыночной оценки. И разработчики в мотивах к ст. 117 приводят соответствующие примеры: неизготовление заказанного платья, торжественного обеда к определенному сроку и другие случаи, «которые хотя и не причиняют убытка, но доставляют верителям беспокойство, неприятности и т.п.»1

1  Проект ГУ ред. 1899 г. Кн. 5. Т. 1. С. 262.

193

М.И. Лухманов

Можно было бы предположить, что сама статья и ее разработчики, вводя соответствующее регулирование, имеют в виду необходимость компенсации современного морального вреда, а не некоей особенной для кредитора ценности, содержавшейся в объекте обязательства. Действительно, содержание ст. 117 Проекта ГУ охватывает в том числе

иморальный вред, как его понимает ГК РФ. Но не только его. Сомнения развеивает следующая ст. 118 и мотивы к ней. Статья гласит: «Убытки определяются по тому месту и времени, где и когда обязательство подлежало исполнению. При определении стоимости имущества принимается во внимание не только рыночная или биржевая цена его, но и та ценность, какую имущество имело для верителя по своей особой пользе или по своему особому назначению в составе отдельного его имущества».

Вкомментарии разработчиков к статье содержатся интересные снабженные примерами рассуждения о том, что длительное использование вещи может как понизить, так и повысить ее стоимость в сравнении с рыночной, и тогда эта последняя отступает на задний план, а также главное: «Цена, придаваемая верителем по одной привычке

ивообще по исключительно субъективному его пристрастию к данному предмету (pretium affectionis), обыкновенно не принимается в уважение, как не подлежащая проверке, за исключением, конечно, того случая, когда должник умышленно или по грубой неосторожности (курсив составителей. – М.Л.) не исполнил обязательства и когда он, в силу правила ст. 117 ч. 2 проекта, обязан возместить верителю и цену вещи, основанную на личном пристрастии к ней верителя»1. Далее идет отсылка к § 305, 335 и 1331 ABGB, которые, видимо, легли в основу ст. 117–118 Проекта ГУ, но не более чем концептуально2.

1  Проект ГУ ред. 1899 г. Кн. 5. Т. 1. С. 263.

2  § 1331 ABGB присуждает должника к возмещению ценности особого пристрастия только в ситуации, когда «вред возник вследствие запрещенного уголовным законом деяния или из озорства или удовольствия к причинению вреда»; в случае умышленного или по грубой неосторожности нарушения должник возмещает кредитору не только реальный ущерб, но и упущенную выгоду. По нашему же праву упущенная выгода (по общему правилу) возмещается в составе убытков всегда. Подход отечественных ученых видится более предпочтительным, поскольку, во-первых, разграничить умысел и «явное удовольствие к причинению вреда» подчас невозможно, поскольку умысел подразумевает все то же злостное причинение вреда, а во-вторых, тот факт, что вред имуществу кредитора возникает из уголовного преступления, еще не должен сам по себе влечь повышенную гражданско-правовую ответственность. Если приведенная норма нацелена на кражи, тогда выбор законодателя объясним. Но из текста § 1331 ABGB это прямо не вытекает. Допустим, убийство совершено умышленно, а вред имуществу потерпевшего или третьих лиц был причинен по неосторожности или вообще

194

Интерес особого пристрастия

Таким образом, ст. 117 во взаимосвязи со ст. 118 делает злостного нарушителя обязанным компенсировать кредитору не только его нравственные и физические страдания, причиненные нарушением (моральный вред), но и ту ценность объекта обязательства, которая вытекает из личного отношения кредитора к нему.

Статья 119 Проекта ГУ предписывает суду устанавливать размер убытков по своему усмотрению, но с учетом всех обстоятельств дела. Власть суда в таком процессе не может быть произвольной: ст. 117–118 не направлены на вознаграждение кредитора за «капризы», так что интерес особого пристрастия к объекту должен быть заслуживающим защиты с учетом общих представлений о морали и справедливости,

без вины. Неясно, почему в этом случае ценность особого пристрастия также должна быть компенсирована. Все эти противоречия, видимо, должен исправить проект изменений в ABGB 2007 г., разработанный австрийским министерством юстиции, который в п. 4 § 1316 говорит просто: «В случае умышленного причинения вреда чужому имуществу должна быть компенсирована ценность особого пристрастия». Точно так же построена специальная норма применительно к деликтной ответственности (п. 1 § 1324): «Если делинквент уничтожает чужую вещь, он должен возместить ее рыночную стоимость (п. 4 § 1315), а в случае умысла – также ценность особого пристрастия». Об удовольствии к причинению вреда и уголовном преступлении больше не упоминается. Приведенный п. 4 § 1316 далее гласит, что «в случае нарушения договора неимущественный вред должен быть компенсирован, если договор по своей цели направлен, помимо прочего, на удовлетворение неимущественных интересов и эти последние оказались существенно нарушенными, так что надлежащее удовлетворение не может быть получено иначе как путем отмены заключенной сделки». В этой последней норме чувствуется влияние англосаксонской судебной практики, подробнее см. далее настоящий Раздел данной статьи. Английский текст приводимых поправок к ABGB подробнее см.: Koziol H. Basic Questions of Tort Law from a Germanic Perspective. Wien: Jan Sramek Verlag, 2012. P. 336, 338. Помимо этого, § 335 ABGB, устанавливающий обязанности недобросовестного владельца при возврате чужого имущества, гласит: «Недобросовестный владелец обязан возвратить не только полученную вследствие владения чужой вещью выгоду, но и ту выгоду, которую получило бы лицо, лишенное владения, а также возместить ущерб, причиненный его владением. В случае, если недобросовестный владелец получил свое владение путем совершения запрещенного уголовным законом деяния, возмещение распространяется также и на стоимость особых предпочтений (лица, лишенного владения, которые он находил в вещи)». Статья 162 Кн. 3 т. 1 Проекта ГУ ред. 1899 г. обязывает недобросовестного владельца к возмещению убытков, причиненных лишением владения, но о ценности особого пристрастия не упоминает (мотивы о ней также умалчивают). Подробнее см.: Гражданское уложение. Кн. 3. Т. 1. С объяснениями. СПб., 1902. С. 537–538. Вероятно, отечественные ученые полагали, что поскольку вещь возвращается законному владельцу в натуре, она возвращается вместе со своей субъективной ценностью, так что повторно компенсировать ее не нужно (все равно, что возвращать вещь и возмещать ее же рыночную стоимость – получается двойная компенсация). Поэтому снова отечественный подход видится более продуманным.

195

М.И. Лухманов

и доказать наличие этого интереса должен потерпевший в рамках общего бремени доказывания размера убытков, которое он несет1.

Французская доктрина долгое время выступала решительно против компенсации какого-либо неимущественного вреда от нарушения договора, однако уже М. Пляниоль подметил, что судебная практика занимает совершенно противоположный подход: потерпевшему кредитору присуждаются денежные компенсации при нарушении самых разных неимущественных интересов, руководствуясь общим принципом предвидимости вреда2.

В странах общего права равным образом потерпевшему предоставляется право на компенсацию неимущественного вреда от нарушения договора другой стороной, в том числе когда объект обязательства обладал для потерпевшего особой нематериальной ценностью. Но пришли к этому, как и во Франции, не сразу. Еще в работах и судебных решениях первой половины XX в. можно было встретить суждения о том, что ценность вещи определяется ее рыночной стоимостью и обращение к интересу особого пристрастия (pretium affectionis) для целей оценки вреда не допускается3. Но выше уже было отмечено,

1  Сами разработчики в мотивах к ст. 119 (Проект ГУ ред. 1899 г. Кн. 5. Т. 1. С. 264– 265) занимаются примерно тем же, чем и современное научное сообщество, а именно, пытаются снизить стандарт доказывания размера убытков: «Наш процесс об убытках, как известно, страдает тем существенным недостатком, что суды <…> могут присуждать лишь такие убытки, цифры которых вполне доказаны». Статья 119 Проекта ГУ должна была получить то же значение, какое сегодня имеет п. 5 ст. 393 ГК РФ.

2  Пляниоль М. Курс французского гражданского права. С. 41–42. Помимо этого, различные свидетельства широкого распространения во французских судах компенсации неимущественного вреда см.: Пестржецкий А. Процесс об убытках // Журнал гражданского и уголовного права. 1873. Кн. 2. С. 123–128; Флейшиц Е.А. Обязательства из причинения вреда и неосновательного обогащения // Избр. труды по гражданскому праву. В 2 т. Т. 2. С. 353–354; Годэмэ Е. Общая теория обязательств. С. 314–315; Морандьер Л.Ж. Гражданское право Франции. Т. 2. С. 186–187; David R. Measure of Damages in the French Law of Contract // Journal of Comparative Legislation and International Law. Third Series. 1935. Vol. 17. No. 1. P. 64; Nicholas B. The French Law of Contract. 2nd Edition. New York: Oxford University Press, 2003. P. 227–228.

3  «Оценка убытков за потерю [перевозчиком] коробки, в которой находились большие портреты покойной жены потерпевшего, ее отца, матери и сестры и которые невозможно вновь воспроизвести, а также Библия с семейными записями о рождениях, браках, смертях и т.д., производится исходя из реальных денежных потерь, которые потерпевший понес в связи с лишением его этих вещей, и не принимается во внимание субъективная ценность (fanciful price – дословно «цена капризов». – М.Л.), которую для потерпевшего они имели по каким-то сентиментальным причинам. Убытки за утрату вещей складываются из их рыночной стоимости в данной местности или расходов на приобретение вещей того же рода и вида. <…> Но там, где вещь вовсе не имеет рыночной стоимости и утраченная вещь не может быть заменена на аналогичную, су-

196

Интерес особого пристрастия

что разностороннее развитие человеческой личности и общественной культуры, повышение общего уровня жизни и благосостояния, рост идеальных потребностей у населения привели к тому, что все чаще и чаще право становится перед необходимостью дать защиту тому или иному неимущественному интересу. И уже современная литература по английскому договорному праву признает, что у правила о некомпенсации неимущественного вреда при нарушении договора отсутствует внятное и непротиворечивое политико-правовое основание1. Высказано обоснованное предположение, что ключевое решение по делу Addis v. Gramophone Co Ltd. (1909), на долгие годы заблокировавшее возможность компенсации неимущественного вреда от нарушения договора, стало результатом ошибки судей, которые не смогли провести различие между штрафными убытками с целью наказать нарушителя (которые по общему правилу за нарушение договора действительно не присуждаются) и компенсацией неимущественного вреда (которая не преследует цели наказания, а служит компенсацией реально понесенного кредитором вреда с той лишь особенностью, что вред этот не имеет имущественного характера)2. Отмечается, что «правовая система, которая сосредоточена только на охранении интересов материальной выгоды и исключает из своей защиты, например, ценности приятного досуга или общественного блага, неспособна соответствовать устремлениям современного мира. <…> Право должно охватывать своей защитой и те случаи, когда ценность обязательства для кредитора простирается далее получения им простой имущественной выгоды»3. Применительно к неимущественному интересу в современном английском договорном праве появился термин consumer surplus4, проявивший себя во многих знаковых

ды оказываются в большом смятении перед необходимостью выработки надлежащего правового решения, которое было бы определенным и удовлетворительным. <…> Суды занимают такую позицию, что интерес особого пристрастия (pretium affectionis) не может быть компенсирован». Подробнее см.: Carriers. Measure of Damages. Loss of Articles of No Market Value Which Cannot Be Replaced. Missouri, K. & T. Ry. Co of Texas v. Dement, 115 S. W. 635 (Tex.) // The Yale Law Journal. Vol. 18. No. 8. June. 1909. P. 643.

1  Holmes R. Mental Distress Damages for Breach of Contract // Victoria University Wellington Law Review. 2004. Vol. 35. P. 688–689.

2  Treitel G. The Law of Contract. P. 1162; Cassels J., Adjin-Tettey E. Remedies: The Law of Damages. P. 241, 250.

3  McKendrick E. Contract Law. 11th Ed. London: Palgrave Macmillan, 2015. P. 343–344. 4  Дословно можно перевести как «излишек потребителя», что плохо отражает смысл. Термин был заимствован из экономической теории («потребитель» здесь также подразумевается в широком экономическом смысле, не правовом), и под ним понимается разница между ценой, которую потребитель готов заплатить за благо, и рыночной

197

М.И. Лухманов

делах. В деле Ruxley Electronics and Construction Ltd. v. Forsyth (1996) по договору подряда подрядчик должен был построить для заказчика бассейн во дворе его дома по заданным параметрам, среди которых была также обозначена глубина. По итогам выполненных работ оказалось, что глубина бассейна составляет 1,8 м вместо предусмотренных договором 2,3 м. Заказчик потребовал возмещения убытков в виде позитивного договорного интереса (expectation interest 1), который,

согласно классическим воззрениям, мог быть рассчитан двумя путями – через разницу между рыночной ценой бассейна с надлежащими характеристиками (2,3 м) и стоимостью фактически возведенного

(1,8 м) либо же через сумму расходов на восстановление нарушенного права (cost of cure), т.е. стоимость переделки проекта с нуля. В первом случае сумма убытков была мизерной и стремилась к нулю, поскольку незначительная разница в глубине бассейна почти не колебала его рыночной стоимости. Во втором случае сумма убытков равнялась 21 560 фунтов. Стало очевидно, что при первом варианте нарушенный интерес кредитора не будет компенсирован, а подрядчики перестанут бояться отклоняться от предусмотренных договором параметров; во втором же случае сумма убытков получилась явно несоразмерной допущенному нарушению (по всем остальным условиям договор был исполнен надлежащим образом). Палата лордов приняла соломоново решение: на довод о том, что существуют только два способа расчета компенсации лорд Mustill указал, что существует только один и называется он «действительно понесенный кредитором вред», который

ценой этого блага. Эта разница и отражает личную заинтересованность конкретного лица в данном благе, превышающую его общезначимую полезность (рыночную цену). См. приводившийся выше пример с пластинками и проигрывателем. В деле Wilson v. Sooter Studios Ltd. (1988) судья так описал понятие излишка потребителя: «Разница между ценой, которую потребитель в реальности платит за благо, и наивысшей ценой, которую он готов за него заплатить, составляет излишек потребителя. Исходя из этого, именно личная ценность блага для потребителя, а не его рыночная цена, является надлежащим мерилом истинной стоимости блага, и разница между этой стоимостью и рыночной ценой составляет размер понесенного неимущественного вреда». В решении по рассматриваемому далее делу Ruxley Electronics and Construction Ltd. v. Forsyth (1996) читаем: «Эту разницу, в литературе часто называемую излишком потребителя, обычно невозможно точно оценить в деньгах, поскольку она отражает личную, субъективную и неимущественную значимость данного блага для его обладателя. Тем не менее там, где она существует, право должно признать ее и дать потерпевшему компенсацию, если ненадлежащее исполнение обязательства лишает его этой ценности». Подробнее см.: Cassels J., Adjin-Tettey E. Remedies: The Law of Damages. P. 257, 259.

1  Ближайший аналог в нашем праве см. принцип полного возмещения убытков (п. 2 ст. 393 ГК РФ).

198

Интерес особого пристрастия

заключался в разочаровании заказчика от неполучения бассейна заявленных параметров. Ведь именно в бассейне глубиной 2,3 м был его неимущественный интерес – pretium affectionis (например, рост заказчика мог быть около 2 м, так что итоговая глубина 1,8 м его не удовлетворяла, и т.д.). На этом основании кредитору присудили loss of amenity damages («убытки от неудобства») в сумме 2 500 фунтов1.

Еще более интересным представляется дело Farley v. Skinner (2001), которое стало важнейшим прецедентом в новейшей истории защиты неимущественных интересов в договоре2. Истец договорился с ответчиком о проведении инвестиционной оценки большой загородной резиденции, которую он планировал приобрести. В частности, заказчик ясно поставил перед консультантом вопрос, не будет ли создавать проблем для комфортного проживания близость дома к аэропорту Гэтвик. Ответчик в своем исследовании заключил, что шум самолетов навряд ли станет проблемой, несмотря на то, что некоторые самолеты неизбежно будут пролетать в данном районе в зависимости от направления ветра и размещения воздушных путей. Заказчик приобрел резиденцию и вложил в ее улучшение около 100 000 фунтов. Постепенно обнаружилось, что шум пролетающих воздушных судов мешает комфортному проживанию и пользованию приобретенным имуществом. Заказчик обратился с иском к оценщику, и суд присудил в его пользу 10 000 фунтов за страдания и неудобства, причиненные шумом самолетов. Важно отметить, что уплаченная за дом цена равнялась его рыночной стоимости с учетом расположения, потому присужденная сумма являлась компенсацией именно неимущественного интереса кредитора. Палата Лордов поддержала это решение, указав следующее. Договорная ответственность не служит целью компенсировать кредитору простое разочарование или раздражение, причиненные нарушением обязательства должником3. Нарушение договора – это явление гражданского оборота, которое его участники должны воспринимать с необходимой стойкостью. Но из этого общего правила есть немало исключений (см., например, выше казус с бассейном), и в данном деле Палата лордов расширила критерии, по которым эти исключения должны устанавливаться. В обыкновенной деловой практике инвести-

1  Подробнее анализ дела, в том числе перетасовку фактических обстоятельств, при которых заказчик мог бы потребовать возмещения расходов на переделку проекта, см.: McKendrick E. Contract Law. P. 344–347.

2  Подробный анализ см.: McKendrick E. Contract Law. P. 365–367.

3  См. также на эту тему: Beatson J., Burrows A., Cartwright J. Anson’s Law of Contract. P. 536–537.

199

М.И. Лухманов

ционный консультант не обещает потенциальному покупателю душевное спокойствие без огорчений. Но в данном деле заказчик особливо попросил оценщика исследовать и сообщить уровень шума в данной местности: как указал лорд Clyde, «договор содержал специальное условие, касающееся спокойного пользования имуществом применительно к шуму пролетающих самолетов, что выбивает данное дело из общего ряда». Безусловно, решение получилось достаточно спорным – от ratio decidendi до размера компенсации (некоторым судьям Палаты лордов она показалась чрезмерной, хотя в итоге ее не уменьшили). В начале данной работы общим ориентиром, позволяющим определить подлежащий защите неимущественный интерес, был предложен критерий общественного сочувствия. Если применять его безоговорочно, то возникают сомнения, заслуживает ли рассмотренный интерес защиты или это всего лишь каприз человека с доходом явно выше среднего. С другой стороны, решение по данному делу приближает нас к предложенному И.А. Покровским идеалу защиты интересов конкретного, а не абстрактного человека. Можно было поставить на место истца воображаемого усредненного человека, но английское право пошло иным путем: «Признание судом того обстоятельства, что шум самолетов мешал истцу спокойно наслаждаться своим правом собственности, может показаться весьма маргинальным подходом, имея

ввиду, что многие другие люди на месте истца особого беспокойства не испытали бы. Но из установленных фактических обстоятельств следовало, что такой шум действительно расстроил привычный образ жизни истца, а именно его «тихий, вдумчивый завтрак», «утренние прогулки по саду», «отдых за напитком перед ужином на террасе». При этом ответчик на суде не пытался доказать, что такие последствия нарушения договора не могли быть им предвидены, поскольку истец при заключении договора прямо обозначил свою заинтересованность

воценке уровня шума и ответчик знал о намерениях истца проживать

втихом и спокойном доме»1.

Таким образом, общее правило англосаксонского права о том, что нарушенный неимущественный интерес в объекте договора не подлежит компенсации, постепенно слабеет и обрастает исключениями2. Все исключения можно уложить в две широко сформулированные группы:

(1) где неимущественный вред стал последствием физического неудоб-

1  McKendrick E. Contract Law. P. 360.

2  Подробнее о группах исключений см. также: Beale H. (ed.). Chitty on Contracts. 32nd Ed. Vol. 1. General Principles. London: Sweet & Maxwell, 2015. P. 1997–2000; Holmes R. Mental Distress Damages for Breach of Contract. P. 689–694.

200