Семен Абрамович Беляцкин*(1110) (1874-1944)

Семен Абрамович Беляцкин родился 1 октября 1875 года в Могилевской губернии. Юридическое образование он получил на юридическом факультете Императорского Новороссийского университета. После завершения в 1899 году университетского курса обучения молодой правовед в течение почти двух десятилетий работал присяжным поверенным в Москве и Санкт-Петербурге, занимаясь одновременно научными исследованиями правовых проблем. Как и многие столичные адвокаты, он участвовал в деятельности Санкт-Петербургского Юридического общества, неоднократно выступал на его заседаниях с докладами, которые затем публиковал в юридических журналах или выпускал в свет в виде отдельных брошюр.

О характере научных интересов С.А. Беляцкина в этот период жизни свидетельствуют названия опубликованных им работ. Так, в 1912 году в Санкт-Петербурге он выпустил в свет книгу "Новое авторское право в его основных принципах"*(1111). В 1913 году - брошюру "Возмещение морального (неимущественного) вреда". В журнале "Вестник гражданского права", который начал выходить с января 1913 года, были в первый же год его издания напечатаны статьи С.А. Беляцкина: "Устранение наследника в завещательном распоряжении" (N 2. С. 52-68), "Авторское право и несостоятельность" (N 5. С. 54-72), "Иск об утверждении духовного завещания" (N 7. С. 76-101). В 1914 году в Москве была издана брошюра С.А. Беляцкина "Война и правосудие (к вопросу о правовом положении на суде подданных воюющих держав)". В 1915 году в Петрограде была опубликована его книжка (объемом 80 стр.) "Гражданский оборот и война". В том же году "Вестник гражданского права" напечатал его довольно обширную статью "Война, непреодолимая сила и гражданский оборот" (N 3. С. 47-86). В сборнике статей по гражданскому и торговому праву "Памяти Габриеля Феликсовича Шершеневича", изданном в 1915 году в Москве, была опубликована работа Беляцкина "Душеприказчик и суд" (с. 93-104).

Кроме того, С.А. Беляцкин выступал в качестве автора комментариев к тем или иным нормам действующего гражданского права. Один из таких комментариев, сделанных авторским коллективом в составе правоведов С.А. Беляцкина, С.И. Добрина, С.В. Завадского, П.С. Кравцова, А.Э. и Б.Э. Нольде, Д.С. Розенблюма и других, вышел в свет в 1914 году*(1112).

После февральской революции 1917 года С.А. Беляцкин был включен в состав Особой комиссии при Совете присяжных поверенных, образованной для оказания содействия Министерству юстиции в деле реформирования ведомства и создания "правильного правосудия".

В 1922 году Семен Абрамович покинул Советскую Россию и обосновался в Литве. До середины 1940 года он преподавал на юридическом факультете Каунасского университета гражданское право. При этом Семен Абрамович продолжал свою научную деятельность, писал статьи и книги. В 1926 году он опубликовал в каунасском журнале "Право и хозяйство" (N 1) статью "Гражданское право Литвы", в 1928 году в Каунасе был издан его объемный, девятисотстраничный, учебник "Частное право в основных принципах (Курс гражданского права)". В 1930 году в каунасском журнале "Закон и суд" (N 9) была опубликована его статья "Проблемы суда", в 1931 году в Каунасе вышла в свет его книга "Защита по уголовным делам".

Оккупация Прибалтики немецкими фашистами сопровождалась жестокими репрессиями оккупационных властей в отношении еврейского населения. Поддержка этих репрессий значительной частью прибалтийских туземцев оставляла местным евреям мало шансов на выживание. Существовавшие в Прибалтике накануне Второй мировой войны довольно многочисленные еврейские общины были во время немецко-фашистской оккупации почти целиком уничтожены.

Не избежал печальной участи евреев Прибалтики и Семен Абрамович Беляцкин. Последние три года своей жизни он провел в еврейском гетто города Каунаса и в концентрационном лагере Освенцима. Эта "фабрика смерти" и стала местом его гибели в 1944 году.

***

Круг научных интересов С.А. Беляцкина был весьма широк. Он размышлял в своих трудах о сущности права вообще, о его соотношении с моралью. Он писал книги о защите по уголовным делам, публиковал статьи по проблемам судопроизводства. Однако главным объектом его научных исследований были проблемы гражданского права. Обращаясь к последним, он особое внимание уделял авторскому праву, наследственному праву, вопросу возмещения морального ущерба, особенностям правового регулирования гражданского оборота во время войны, в частности, случаям, когда вступает в действие так называемая непреодолимая сила или vis major.

С.А. Беляцкин придерживался распространенного в его время среди российских правоведов мнения, согласно которому право в качестве "вещи в себе" не может быть постигнуто в своем существе и происхождении человеческим разумом. Тем не менее в книге "Частное право в основных принципах" он попытался сформулировать свое представление о сущности права. По его словам, право и мораль "даны обществу людей как предопределение и условие самого существования коллектива". Данное высказывание, казалось бы, должно было продолжиться мыслью, что многие важнейшие общественные отношения могут существовать только как правоотношения. Однако Беляцкин имел здесь в виду другое. "В частности, если некоторые утверждают, - замечал он, - что право вырабатывается, как явление вторичного свойства, в обществе, в процессе организации последнего, то, ведь, самое бытие общества мыслимо только потому, что в нас затаено правовое чувство солидарности - солидарности живущего человеческой жизнью". На первый план им выпячивался, таким образом, психологический аспект права. Беляцкин признавал, что право обладает силой принудительности, но, по его мнению, эта сила "более мощь психическая, чем физическая, ибо она есть сознание необходимости известного поведения, правосознание".

При этом он считал ошибочной модную в его время психологическую теорию права Л.И. Петражицкого. По словам С.А. Беляцкина, учение последнего "о том, что только правовые обязанности суть обязанности не свободные, т.е. закрепленные активно за другими и образующие таким образом двустороннюю связь, можно считать в настоящее время окончательно опровергнутым". При этом Семен Абрамович ссылался на исследования проф. Палиенко, который пришел к выводу, что для превращения нравственной нормы в правовую необходимо, чтобы норма эта была не свободным самоопределением субъекта, а обязывала его независимо от его собственного отношения к ней.

Беляцкин полагал, что право и мораль взаимно проникают одно в другое. "Несомненно, - утверждал он, - право обладает своей собственной сферой и независимым существованием, но оно стремится к достижению вечной морали и в этом стремлении к слиянию права с моралью - залог правильного общественного развития и надежда культурного человека". По словам Беляцкина, "каждое требование морали заключает в себе в той или иной мере in potentia черты, свойственные праву, в том числе притязание, обязанность и даже принудительность! С другой стороны, в любой норме права сокрыты элементы этики, характеризующей quand meme внутреннюю связь между людьми". Отсюда вывод - "в конце концов все предписания поведения в обществе сливаются в однородную массу обязанностей, с одной стороны, и притязаний, с другой, ассимилируются в единый цемент общественности. То, что некоторые из этих предписаний особо закрепляются внешним образом в виде строгих требований права - а в этой особой внешней закрепленности вся суть права - вовсе не представляется для этой группы предписаний предопределяющим их значение как специального класса, а только является практическим отражением эмпирических нужд в данной стадии развития общества. Насколько же речь идет о вмешательстве особого закрепляющего органа - "власти", то оно не определяет самой сущности права, а лишь дает конкретный признак распознавания последнего".

Психологический подход к сущности права заставлял Беляцкина смотреть на различные правовые институты прежде всего через призму интересов личности. Так, одной из главных задач адвоката в судебном процессе он считал заботу "о праве и личности человека, на которого обрушивается всесильное государство со своим обвинением". Сущность же частного права он видел прежде всего "в развитии правовой личности индивидуума".

По его словам, "вещное право надлежит отличать тем, что в нем корреспондирующим субъектом обязанностей является всякое мыслимое лицо, между тем как в обязательственном праве в качестве такого субъекта фигурирует определенное лицо". То есть и здесь во главу угла ставилась им личность.

В свете такой направленности юридического мышления С.А Беляцкина вполне закономерным кажется тот повышенный интерес, который он проявлял к институту авторского права. "В авторском праве, - писал он, - элементы личный, имущественный, общественный выступают с одинаковой рельефностью, имеют каждый свое собственное, независимое значение. Именно на таком исключительном соединении различных моментов основаны главные особенности института авторского права. Последнее есть право имущественно-лично-общественного свойства".

При этом имущественный элемент авторского права Беляцкин совсем не считал самым характерным для этого правового института. Авторское право, подчеркивал он, получает имущественный оттенок лишь тогда и постольку, когда и поскольку автор делает произведение своего творчества предметом имущественного оборота. "Произведение искусства, - отмечал он, - может существовать как общественное достояние, оно может существовать как личное достояние автора, но оно совершенно немыслимо как некий самостоятельный имущественный объект, оторванный от лица автора, подобный вещам и ценностям, переходящим из рук в руки с полным устранением зависимости их от прежних обладателей". По мнению ученого, если необходимо дать определение авторскому праву, то в состав данного определения должно войти: 1) господство лица над выраженными во внешней форме произведениями его индивидуального духовного творчества, 2) известная степень господства общества над произведением искусства своего сочлена. Господство автора над своим произведением заключается, считал Беляцкин, прежде всего во власти творчески выражать свои мысли и чувства. "В этом смысле право автора имеет аналогию с такими правами, как право на честь или имя".

Интерес С.А. Беляцкина к проблемам авторского права был стимулирован также принятием в 1911 году "Положением об авторском праве", выразившим новый взгляд на эту отрасль права. В заметке "Общий взгляд на закон об авторском праве 20 марта 1911 г.", помещенной им в начале своей книги "Новое авторское право в его основных принципах", правовед писал, что данный закон явился "в области нашей гражданско-правовой жизни событием первостепенной важности. На смену отжившим постановлениям X т. 1 ч.*(1113) о праве собственности на произведения науки, словесности, художества и искусств (прил. к. ст. 420), вышедшим из цензурного устава, смешивавшим начала полицейские с началами цивильными, отражавшим старинные взгляды на существо авторского права и защиту последнего, казуистичным, дробным, формальным и схематичным, стал закон, впитавший в себя современные принципы права вообще и авторского права в частности, блещущий цветами новейших правовоззрений Запада. Все области авторского права преобразованы, объединены и подчинены общим принципам. Права автора, моральные и материальные, признаются новым законом и вместе с тем согласуются с интересами и правами общества и общественными требованиями. Но не в этом одном достоинство Положения. В целях наилучшего ограждения интересов духовного творчества Положение использовало новейшие приемы регламентации гражданско-правовых отношений, уделило должное место справедливому судейскому усмотрению, предоставило надлежащий простор судейской совести. Без преувеличения можно сказать, что закон об авторском праве представляет собою значительный и яркий феномен на горизонте нашей правовой жизни, долженствующий сбросить свет не только в сферу юридических отношений между писателями, художниками, издателями и публикой, но и в прочие области частного права, которые не останутся в данном случае без влияния. После издания нового закона отношение к авторскому праву должно у нас существенно измениться: в то время, как прежде внимание обращалось на творческую работу, в виду предстоявшей реформы, ныне первой задачей представляется изучение изданного закона с точки зрения положенных в него принципов для практического и целесообразного согласования закона с требованиями жизни".

По мнению С.А. Беляцкина, наука русского гражданского права не выработала стройной системы личных прав. Одну из причин этого ученый усматривал в том, что русское гражданское право, как и вся почти западноевропейская юриспруденция, все время питалось "традициями римского права, которое знало только несколько определений личных прав, рассеянных по обширному морю прав и правомочий экономического свойства". С.А. Беляцкин считал, что старый взгляд на гражданское право как на средоточие имущественных отношений с развитием представления о личности и ее правах должен подвергнуться "значительным изменениям", должно измениться "понятие гражданского права, охватывающее ныне не только отношения к вещи и к имуществу, но и к собственной индивидуальности"*(1114).

Начало Первой мировой войны заставило С.А. Беляцкина обратиться к проблемам правового регулирования гражданского оборота в чрезвычайных условиях. В работе "Гражданский оборот и война" он предпринял попытку переосмыслить понятие "непреодолимой силы" как фактора, освобождающего от ответственности за неисполнение договорных обязательств.

Беляцкин заметил здесь, в частности, что термин "непреодолимая сила", используемый в русском гражданском праве, представляет собой недостаточно полный и точный перевод таких терминов гражданского права Англии, Франции, Германии, как "vis major", "force majeur", "hohere Gewalt". Последние термины означают, по словам Беляцкина, "воздействие от силы, превышающей обыкновенные случайности и происшествия. Она сравнивается не с силами данного лица, а с интенсивностью нормальных приключений. Это скорее - "высшая сила".

Рассматривая понятие vis major, Беляцкин отмечал, что в прежние времена под ним разумели преимущественно точно определенные, конкретные происшествия. "Это были, главным образом, силы природы, а затем действия врагов государства. Особенность этих факторов видели преимущественно во внешнем их происхождении, устранявшем мысль о касательстве к ним человека, бессильного для их преодоления". Новые времена заставляют, по мнению ученого, пересмотреть такой подход к понятию непреодолимой силы. Для Беляцкина очевидно, что "не силы природы и не внешность сами по себе определяют и исчерпывают понятие: вся суть в исключительности и в необыденности явлений, для которых внешность есть только один из второстепенных симптомов. Событие должно быть чрезвычайным не по происхождению своему, а по размерам... Чрезвычайное значит - совершенно чуждое, новое, не то, чего не предусмотрели или не знали, но чего нельзя было предупредить и учесть в нормальном ходе данного дела и всех подобных дел в том же положении"*(1115).

Мысль, которая прямо не была выражена Беляцкиным в книге "Гражданский оборот и война", но явно подразумевалась им, заключалась в том, что в условиях войны устойчивость гражданского оборота может быть обеспечена только в том случае, если для субъектов договорных отношений будет ограничена возможность избежать ответственности за неисполнение обязательств путем использования тех или иных чрезвычайных обстоятельств.

В этом же направлении Беляцкин мыслил и тогда, когда заявлял о том, что невозможность исполнения обязательства вследствие обстоятельств непреодолимой силы не должна влечь за собой его ликвидацию. "Конечно, - писал он, - "невозможность есть невозможность", отчего бы она ни произошла, - от случая, непреодолимой силы или чего-либо другого: домогаться невозможного не дозволит никакой закон, никакое чувство права. Но если немыслимо обусловленное исполнение, то возможна замена его чем-то другим, тем, что в юриспруденции называется "суррогатом исполнения", а именно возмещением кредитору вреда и интереса путем выдачи денежной суммы. Такое возмещение не есть создание нового обязательства, с погашением прежнего, как склонны думать некоторые, а является продолжением первого и экономическим только, а не юридическим видоизменением предмета требования"*(1116).

Одной из самых интересных работ С.А. Беляцкина является его книга "Возмещение морального (неимущественного) вреда"*(1117). Обращение ученого к анализу данного института неслучайно. Семен Абрамович увидел в распространении идеи возмещения морального вреда связь с развитием правового чувства и среды, "в которой личность и личные права пользуются достаточным уважением". По его словам, "там, где право отказалось от узкого взгляда гражданской защиты исключительно имущественных прав, где в гражданском праве видят средоточие интересов не материальных по преимуществу, а материальных и духовных в равной мере, там принцип вознаграждения за нематериальный вред получил самое широкое распространение"*(1118).

Беляцкин особо подчеркивал, что институт возмещения морального вреда есть институт чисто гражданский, при применении которого необходимо руководствоваться "интенсивностью вреда, а не злой волей нарушителя"*(1119). По его мнению, законодательная санкция возмещения морального вреда важна главным образом для бедных классов, "как способная внести некоторый корректив в не умирающую плутократическую систему гражданского права, которое дает защиту больше всего имуществу и имущественным правам, т.е. богатым"*(1120).

Задачу правовой науки С.А. Беляцкин видел в том, чтобы "исследовать принципы норм действующих - lex lata - и норм, долженствующих быть выработанными для будущего в качестве действующих - lex farenda". Как юрист-практик Беляцкин понимал условность многих научных конструкций, определений, классификаций. Говоря об институтах вещного и обязательственного права, он стремился провести между ними различие. "По содержанию своему, - отмечал ученый, - вещное право заключается в непосредственном и исключительном господстве над вещью, чем оно отличается от обязательственного права, в котором интерес к вещи осуществляется через посредство другого лица". По его словам, "вещное право надлежит отличать тем, что в нем корреспондирующим субъектом обязанностей является всякое мыслимое лицо, между тем как в обязательственном праве в качестве такого субъекта фигурирует определенное лицо". Вместе с тем Беляцкин констатировал, что "отличие вещных прав от обязательств не всегда возможно провести резко: существуют вещно-обязательственные права, как аренда. Поскольку в последней заключается элемент вещный - осуществленное пользование - она имеет первенство перед арендой, существующей в форме одного соглашения. Арендатор, фактически принявший имущество, не может быть устранен лицом, которое обладает только договором аренды, хотя бы и более раннего происхождения".

С другой стороны, Беляцкин замечал в науке права смешение таких явлений, которые в реальности строго различаются между собой. "Наши законы, - писал он, - смешивают понятия "договор" и "обязательство", между тем договор есть только источник обязательства, но не само обязательство. Такое же смешение допускает и Code civil, Кодекс Наполеона".