
Малявин В. - Конфуций (ЖЗЛ) - 1992-1
.pdfЛишь тот, кто, дожив до сорока или пятидесяти лет, ни
чего в жиzни не добился, не заслуживаm' УЕЮRенпя».
И еще один случай, сохранившийся в памяти его уче
ников:
В nонюшне случился nО:JlCар. Учитель, придя домой, осведОJ1tился: ((Кто-нибудь пострадал?») А о лошадях даже
nе спросил.
Невеликое, казалось бы, событие, но зде,сь, как и почти
во всех свидетельствах о жизни Конфуция, В :малом про
свечивает великое.
На этом мимолетном эпизоде можно было бы поста вить точку в рассказе о манерах и характере Учителя
Н'уиа, е-сли бы ие необходимость еще раз вернуться к
оцонке «феномена Конфуцию>. Что же все-таки за чело век был Н'онфуций? Каким образом сочетались в нем
необьпшовенное самообладание и совершенно ненаигран ная безмятежность, педантизм и способность бе,з опасе ний п тревог наслаждаться жизнью? В литературе о I\онфуции мы не найдем ясного ответа на этот вопрос. Большинство современных исследователей склонны счи тать портрет Rонфуцня-педанта делом рук не в меру
ретивых поклонников Конфуциевой апологии «жизни по
ритуалу» или карикатурой, созданной идейными против
никами Учителя Куна в древнем Китае. Они стремятся
очистить исторический образ Конфуция от наслоений по
зднейших легенд и заново увидеть в нем всего лишь обьш
новенного человека. Сделать это, конечно, возможно.
Только вот сможем ли мы потом понять, почему Конфуций
стал «Учителем Десяти тысяч поколений»? КонФуций,
конечно, не был ни рутинером, ни начетчиком, но все-таки
педантом в известном смысле он, без сомнения, был. Из того, что нам известно о манерах Конфуция, склады вается впечатление, что он как будто намеренно при
влекал внимание окружающих к ритуальной аккуратности каждого жеста, что манерам его свойственна неис
требимая, передко почти гротескная театральность. Каж дым своим поступком Учитель Нун словно говорит:
«Смотри, как я делаю. Смотри, нак надо делать!» Пове
дение Конфуция, его слова и даже облик всегда подчер кивают своеобразие момента, I\ачество переживания.
В нем часто ощущается элемент игры, но игры неизмен но нравоучительной и потому предполагающей полную серьезность и искренность. Вспомним, как вел себя Кун
Цю, попав в родной храм луских правителей: он «спра~ шивал обо всем подряд».
8* |
115 |
Помимо всех практических соображений, будь то лю
бознательность или стремление снрыть свое незнанис, Нонфуций еще и по!\азывал, как нужно вести себя: он и действовал, и созерцал свое действие, и вот та!\ое проду
манное, воистину осмысленное поведение и соответствова
ло, по Конфуцию, «истинному ритуалу}).
Конфуциев завет «умудренного педантизма}) не сразу
становится доступным стороннему iнаблюдателю, но он не
остался незамеченным в самом Китае. "У'поминавшийся
выше ученый Чэн И в ХI веке писал о поведении Кон
фуция:
«Мудрый подобен Небу, и безмерно дале!\ он от обык
новенных людей. Будучи близкими ему, учени!\и знали, сколь возвышен и широк он был. Но если бы он !\азался недосягаемым, у людей пропало бы желание ему подра жать. Вот почему, наставляя окружающих, мудрец всегда заботился о том, чтобы его поучеlНИЯ соответствовали ожиданиям JIюдеЙ. Служа старшим и соблюдая траур, он
не допус!\ал малейшей небрежности. Когда же речь за ходила о том, чтобы (<Не выпить чересчур много вина», он был до предела прост в обращении. Но он поступал
так для того, чтобы люди с малень!\ими способностями
попытались взять с него пример, а люди талантливые не
пренебрегали простым и малым в своей жизню>.
Такая (<назидательная игра» многое объясняет в на следии Конфуци:я. Она делает это наследие стеной, орна
ментом, скрывающим внутреннее постижение. И она же,
:ка:к вся:кая игра, внушает людям опыт живого, интимного,
безмолвного понимания, !\оторое приходит !\а:к раз таllI, где кончается все понятое и понятное. Обаяние Конфу
ция - в его способности убедить в необходимости принять условия этой игры. Ибо мы взращиваем в себе свободу
духа лишь через совершенствование формы. Чтобы взл\)
теть, нужно суметь от чего-то оттолкнуться: мастерство
приходит через ис:кусство, но само предстает безыс:кусно
стью. Чем строже в своем поведении Конфуций, тем он свободнее: вот се:крет жизненности его дела. А заодно ис
ток его мягкой иронии и юмора, не всегда заметных по
ш!\олярсни поверхностному взгляду его позднейших ПОЧII
тателей. Чего стоит, к примеру, следующий эпизод, отно сящийся, по-видимому, К тому времени, :когда Конфуций
был еще сравнительно молодым челове!\ом. Какой-то че л()век, жинший по соседству с будущим великим Учите лем, подтрунивал над ним, говоря: «Воистину велю{ кон-
116
фуций! Он обладает широчайшими по;шаниями, но нет
занятия, в котором он составил бы себе имя! &
А Конфуций в ответ:
«(И правда, в каком бы деле .~ne nрославитьсяР Может,
в управлении колесницей? Или в стрельбе из луnaJ Да,
да! 3аймусь-ка я ездой на колеснице... »
Позднейшие комментаторы находят в этих словах
Учителя всего лишь очередное свидетельство его извечной
ек-ромности, а в словах его безвестного соседа - все того
же неизбежного почтения к знаменитому мудрецу. Воз l'лас «Велик :КонФуций!» и в самом деле стал популярней
шим дифирамбом «"Учителю Десяти Тысяч поколений»:
с него начинались официальные славословия Конфуцию,
его несчетное число раз писали в своих ученических тет
раДRах будущие китайские книжники, он украшал стены
императорских дворцов и склоны священных гор. И никто
уже не задумывался над изпачально таившейся в
нем иронией, как никто уже не МОг оценить юмор Кон фуция, пожелавшего прославиться СВОИМ искусством воз
ницы.
Но почему в нас рождается желание быть ироничны ми? Дело в том, что ирония устанавливает безмолвную
общительность человечеСRИХ сердец, делает возможным н~высказанное и, быть может, вовсе неизъяснимое пони
мание - понимание, которое вырывает из механически
бездумного существования. Но она же защищает личность от натиска извне, дарит уверенность в себе и силу быть выше обстоятельств. Она учит жить легко и позв~яет
учителю быть безмятежно радушным с учеником, сполна
выдерживая строгость, потребную в воспитании.
Конечно, Конфуций - не древнегреческий Сократ. Оп нз считает себя вправе пренебречь обычаем или ЛЮДСКИl\i «мнением», не увлекается «свободным философствова нием». Даже ирония его условна и заключена в довольно жеСТRие рамки. Внутренняя дистанция, которую она уста
навливает между человеком и миром, может и должна
быть преодолена ради искренности переживания. В Китае «мудрый живет сердцем народа». И Конфуций - тоже
частица народной души, человек среди людей. Порой и он
дает увлечь себя душевным порывом, скорбя, гневаясь п даже радуясъ не тах, ках требует этикEYl'. Однажды Кон
фуций увидел, как один из его учеНИRОВ, в нарушениз
элементарных приличий, сидел на полу, широко раскинув
ноги. «Быть нескромным и грубым в молодости, не со здать ничего достойного в зрелом возрасте и бояться
07
смерти в старости - вот что я называю ничтожеством!» -
ВОСIШИКНУЛ ~'читель и с размаху ударил юношу посохом.
Несдержанность, недостойная мудрого? Может быть. Но в
мудром даже несдержанность заставляет других заду
маться.
ПЕРВЫЕ УЧЕНИIiИ
Теперь, когда мы немного знаем о характере и образе жизни тридцатилетнего Кун Цю, настало время спросить: кем был этот человек в глазах его современнИIЮВ? Какую роль в обществе уготовила ему судьба? С детства Кун Цю
мечтал о славе государстве,нного мужа - во все време.на
единственно достойной талантливого и образованного че ловека в Китае. Его способности, благонравное поведение
и поразительная эрудиция рано принесли ему известность.
Он был еще очень молод, когда правитель царства само лично выказал ему благоволение. Еще юношей он посту пил на службу и прекрасно справлялся со своими обязан ностями чиновника. Его ценили при дворе. Но уходили
годы, а назначения на высокую, дающую реальную власть
должность он так и не получил. И его возвышенные меч
ты оставались, как и в юности, только мечтами.
Нельзя не удивляться парадоксальному в своем роде положению Кун Цю на сцене современной ему обществен ной жизни. Он, как никто другой, осознал и даже соб
ственным примером явил воочию глубочайшие основы
государственной политики чжоусцев, политики, по сути
своей ритуалистической, зиждившейся на безмолвном,
символическом единении людей. Он, как никто дрyrой,
был опорой и защитником современной ему государствен
ности. Но насколько привлекателен и даже необходим обществу был Кун Цю в его ролп охранителя чжоуской традиции, настолько же он был непригоде'Н для реальиой политики. Последняя в те времена, как мы уже знаем,
очень далеко отстояла от идеалов, завещанных первыми
чжоускими царями. Политика вокруг Конфуция делалась силой, хитростью и безжалостным расчетом. Карьера удач ливых политиков писалась кровью. Как раз когда Кун Цю
исполнилось тридцать лет, пришло известие об очередной
кровавой драме в далеком южном уделе. В тех землях
два брата спорили между собой за престол, и претендент
на трон пригласил государя на пир. Зная о замыслах хо
зяина пира, тот принял все меры предосторожности: окру
жил себя отрядом телохранителей и даже приказал своим ЛЮДЯМ тщательно обыскивать всех слуг, вносивших на пир
кушанья. Но один ИЗ этих слуг спрятал нож в брюхе огромной рыбы, поднес ее на блюде правителю, а потом выхватил нож и заколол его. В тот же l\ШГ «два меча сошлись в сердце» убийцы, добавляет летописец. Такан
вот картинка дворцовых иравов тех времен.
:Кун Цю был слишком честен II прямодушен, слншnом презирал интриги, лицемерие, пустословие и лесть, чтобы
пользоваться успехом среди царедворцев. Мог ли рассчи
тывать на благосклонность царей и вельмож тот, кто (<Не
навидел хитрых говорунов» И считал постыдным для себя
«скрывать свое недовольство другими и поддерживать с
ними видимость дружеских отношений»? :Кун Цю полагал
ниже своего достоинства искать иокровительства сильных
мира сего и тем более заискивать перед ними. Свой долг подданного он видел в том, чтобы говорить правителIO правду в лицо. И без колебаний исполнял этот долг, ни
когда, впрочем, не нарушая приличиЙ. Вся жнзнь :Конфу
ция предстает цепью его встреч справителями - встреч
каждый раз многообещающих и всегда оканчивающихсл безрезультатно. Многие И3 власть имущих, кажется, ис
кренне хотели бы привлечь этого мудреца к себе на служ бу, внять его советам, но каждый раз :Конфуций, явив
шись на аудиенцию, как нарочно, выговаривал CBOel\IY
предполагаемому патрону самую горькую, самую болез
ненную для него правду. И оставался не у дел. Непреодо лимая стена отделяла меч'ты :Конфуция от действитель
ности.
Нельзя сказать, впрочем, что планы· :Кун Цю были только беспочвенными, заведомо не,сбыточными мечтания ми. У будущего учителя были перед глазами вдохновляю щие образцы для подражания. :Как раз в его молодые годы сразу в нескольких царствах Срединной страны в
должности первого советника государя окаэались энергич
ные ПОЛИ'9Iки-реформаторы, не принадлежавшие к олигар хии, подобной «трем семействам» в Лу. Их возвышение
стало возможньгм благодаря острым противоречиям среди
аристократов, скорее согласных поставить у власти посто
роннего человека, чем кого-то из своих давних коллю'
соперников. Наибольшую известность из этой плеяды го
сударственных деятелей приобрел первый советник цар
ства Чжэн Цзы-Чапь, умерший в 522 I'оду |
дО Н. э., |
КОI'да :Кун Цю исполнился тридцать один год. |
Цзы-Чань |
был достойным представителем нового поколе,ния служи
лых людей, полагавших, что в управлении государством
I'лавное - не обряды и небесные знаменья, а интересы
119
народа. Он вел удачную внешнюю политику, осуществил
административную и налоговую реформы, но более всего
прославился тем, что отлил бронзовые сосуды, на которых был начертан свод государственных законов. Это новше ство всколыхнуло весь Поднебесный мир, ведь прежде
жизненный уклад чжоусцев целиком регулировался «ри
туало:ю>, то есть, говоря широно, обычаем. Кун Цю высоно
ценил в Цзы-Чане талант государственного деятеля и по
зднее отозвался о нем в следующих словах: «в поведении
был учтив, в служении господину уважителен, в управ
лении народом мудр, в отношениях с людьми справедлив»,
Однако сам он был убежден, что исправление общества
надо начинать с исправления людей, а исправление лю
дей с усовершенствования caMOl'oсебя. Он верил в неот разимую силу нравственного воздействия. Он не сомне··
вался в том, что тот, кто уповает на действие ЗaIюна, не
заботясь о воспитании и нравственных качествах людеii,
будет строить на песке.
На" может управлять другими тот, 1'>то н,есnособеn
управлять собой?
- Если сам nрям, то люди все исполнят и беа nри "ааан,ий. А если сам н,е nрям, то слушаться н,е будут,
даже если им nри"ажешь.
Трудно оспорить эти истины, хотя, возможно, не менее трудно вывести из них какие~нибудь практические праlllI JIa для политики. В них говорит жизненная мудрость, которую не так-то просто облечь в отвлеченные формулы. Подлинная стихия Конфуция - не публичность законов, не «общие выводы», а всегда коннретные, изменчивыо, несводимые К абстрактным правилам отношения между людьми. Отношения между ЛИЧНОСl'ЯМИ, которые держат
ся интимным пониманием и не нуждаются ни в каЮIХ
внешних свидетельствованиях: Конфуций - убежденный
противник принуждепия и споров. Он не ищет истину,
ибо носит ее в себе. В сущности, он должен жить в КРУ]'У
близких, доверенных людей, захваченных общей целью,
общим отношением к жизни. Его среда - это Не обще
ство, даже не та или иная община, а сама социальность,
сообщительность людей. Его занятие - не деятельность,
аотдохновение, возвышенная праздностъ, приучающая
внимать затаенному ритму жизни. Настоящая мудрость,
говорил Конфуций, - это «знание людей». Конфуциii
учитель, живет в этом сокровенном пространстве доверп
тельного общения, интимного сообщества сердец.
Как обрести этот круг сочувствующих, событийствую-
120
щих душ? Им могла бы стать семья - самая естествен.,.
ная среда интим'ного общения людей. НО семья явно не занимала большого места в духовной жизни Конфуция.
О жене своей Конфуций, !,ажется, не говорил вовое. По
ложим, это инеудивительно, та1l: как обычаи древних ки
тайцев строго предписывали женщинам коротать свои век на женской, или (<Внутренней», половине дома и еще CTPO~
же |
запрещали всякое |
публичное изъявление |
симпатии |
(а |
равно и антипатий) |
между мужчиной и |
женщиной. |
Конфуций же приличия соблюдал строго. Чувствует'сл,
однако, что за умолчанием :Конфуция о своих домашних
скрывалась не только дань эти}(ету, но и не очень утеши
тельный личный опыт и даже, возможно, особая убежден ность. Недаром он обронил фразу, }(а}( бы подводящую
итог его размышлений о семейной ЖИ3НИ:
Всобствеюю.м до.ме тяжело u.мeTb дело с женщинами
иниз,;и.ми людь.ми. Если nриблизить их - оnи стапут раз
вязnы.ми, если удалить их от себя - возпенавидят.
Такое впечатление, что :Конфуций знал, о чем он го
ворил. Но все' ж,е кажется несколь}(о неожиданньш or-
кровенно прохладное отношение Учителя :Куна к един
ственному сыну Боюю, которому он, по-видимому, не оказывал предпочтения перед прочими учеНИI{ами. ВО вс,...
}(ом случае, на расспросы не}(оего любопытного приятеля,
желавшего узнать, не передал ли :Конфуций своему сыну каких-то неведомых другим: знаний, Боюй ответил, что
отец ничему не учил его втайне от других, и честно рас
сказал об отцовских наставлениях. «Однажды, когда и,
выражая почтение, УСl\оренным шагом шел мимо отца, он
спросил меня: «Изучил ли ты Книгу Песен?» - «Нет», ответил я. - «Если ты не выучишь Книгу Песен, ты не научишься хорошо говорить», - с}(азал мне отец. И тогда
я взялся за изучение Книги Песен. В другой раз, когда с
той же почтительностью я торопливо проходил мимо отца,
он спросил меня: «Изучил ли ты ритуалы?» - «Нет», ответил я. «Если ты не выучишь ритуалы, ты не сможешь
правильно держатьсю), - с}(азал мне отец. И тогда я прu НЯJIСЯ изучать ритуалы». Выслушав рассказ Боюя, его собеседник воскликнул: «Я задал один вопрос, а ПОЛУЧШI
сразу три ответаl Я узнал, для чего нужна Книга Песен, и узнал, для чего нужен ритуал, п я узнал, что благород
ный муж не оказывает особых милостей даже собствен
ному CblHyl»
I-{онечно, было бы нелепостью думать, что Конфуций
не придаваJJ значения семье, ведь почитание предков tl
121
щобовь К родственникам - основа основ добродетельной
жпзни в конфуцианской традиции. И разве не .конфуций
положил начало роду, который но пресекается вот уже
без малого посеыь Десятков поколоний? Известно, что в старом .китае многие традиции знания п ремесла переда
вались только от отца J' сыну, и в них не посвящали
даже дочерей пз опасенья, что те, выйдя замуж, раскроют
семейные секреты ЧУiIШМ людяи. НО для .конфуция раз
:и навсегда заданные узы I,POBHOrO родства, очевидно, оюl.
зывались слишком стеСНIIтельньп.ш для вольного общения людей, жпвущпх нравстsенныи совершенствованием. ОП
предпочитал РОДСТЕО по духу: ОТНОШ(~НШI между учителем
и учеником. Не преуспев в ПОJIИТIШС И не обретя свой
идеал в семье, он снискал славу «Учителя Десяти тысяч
поколений», а заодно сделал личность учителя, учение в
широком Сl'4ысле слова подлинным средоточием традицион
ного Уl{лада китайцев. В наставничестве он нашел способ осуществить свою I!росв~тительскую миссию, избегая
опасностей служебной карьеры, и тем подал пример всем позднейшим поколениям китайских ученых.
.конфуций вовсе не отделял учение от жизни и пе
ПРliТивопоставлял ШI<ОЛУ семье. Он называл учеНИI<ОВ
ICвопми детьми, да и сами понятия «семья» и «ШI\Ола» в
Нитае с древности сливались в одном слове - цая.
По существу, .конфуций стал основателем первой D Нгтае, а может быть, и во всем мире частной школы,
ипритом не просто Шl{ОЛЫ, где преподавались те или
иные науки и искусства, а школы воспитания человече
СJШХ характеров. События такого масштаба редко вме
щаются в сознание их непосредственных очевидцев.
ВО ВСЯI<ОМ случае, начало учитеJIЬСI<ОЙ деятельности .кун Цю осталось незамеченным современниками. Сыма Цянь
сообщает, что, возвратившись из поеЗдl\И в чжоускую
СТОЛИЦУ, Конфуций «стал брать больше учеников». Он же
упомипает о том, что знатный луский сановник Мэн Си цзы, когда-то допустивший промахи в устроении дворцо
вых ритуа.ТJОВ и с позором изгнанный с должности дворцо
вого церемониймейстера, перед смертью завещал двум
своим сыновьям взять своим наставником по части ритуа
лов Нун Цю. Правда, если верить Сыма Цяню, будущему nелико:му учителю в ту пору шел только восемнадцатый rод. И то, и другое сообщение явно относится к области ДО~'lыслов. Скорее всего точной даты превращения юноши
Нуп Цю в Учителя .куна никогда не существовало. .кон
фуций-учитель, кю{ и Конфуций-учащийся, начинался
122
исподволь, почти незаметно для окружающих - по мере
того, как росла его слава ученого мужа и все отчетливее
проявлялась могучая сила его обаяния.
Чем же привлекал Кун Цю своих первых учеников -
людей, которые были немногим его моложе, почти что
сверстники? Вряд ли перспеюпвой блестящей карьеры"
которую он не мог посулить, даже если бы желал. ДШ[ тех, кто хотел поскорее выбпться в чиновники, разумнее
было бы искать покровителей среди дворцовых велыюж.
Английский китаевед Г. Rрил, автор одной из самых по пулярных на Западе книг о Н:онфуции, пишот, что Куn
Цю привлекал учеюшоп своей «мечтой о мире, n которо)[
на смену войне, ненависти и нищете придут мир, доброта и счастье». Не похоже, однако, чтобы Кун Цю когда..
нибудь рисовал перед своими последователями утопиче ские картины всеобщего процветания, да и ВЫСОI\Опарных разговоров он терпеть не мог. Обещаний он тоже не раз
давал, а скорее всего предлагал приходившим к пему за
советом начинать с малого. I{ примеру, быть верным
своему слову, в' поступках и мыслях своих не терять до
стоинства, твердо держаться избранных идеалов и не из
менять им даже перед лицом смерти. Вроде бы простые и
ясные требования, да только выполнить их совсем нелеr
ко... Но помогал и вел вперед сам Кун Цю - его неиз менное радушие и жизнелюбие, его могучая воля и непод дельная доброта. 3а таким человеком просто нельзя было
не пойти.
Если говорить по существу, учителем Кун Цю стал в
том возрасте, когда он почувствовал, что обрел в себе
(<прочную опору» И, значит, мог служить опорой для дру
гих. Наверное, в те самые тридцать лет...
Рассказывают, что Конфуций за свою жизнь обучил две тысячи ученИlЮВ, а семьдесят два (или просто ceMЬ~ деслт) из них (<Прославили:сь II мире». Обе эти цифры - часть легенды об Учителе Куне, и принимать их на веру вопсе не обязательно.
Ни Конфуций, нн кто-либо из его учеников не Ha~
звали ш-ина тех, кто первым пришел за наукой 1\ буду
щему «Учителю Десяти тысяч ПОКOJIенпЙ». Надо думать, :ло был },TO-НIIбудь из живущих ПО соседству с Кун Цю,
давних его знаIl:ОМЫХ, почти рове'СEIШОВ - обитателей Ta~
ЮIХ же глинобитных домишек, в KHI,O:'.I прошла молодость Учителя «уна, и таких же честошобпвых ПОRЛОННIШОВ
Доброго Пути. l\fожет быть, 3':'0 БЫ;I житеJIЬ {<З8днеii
улочкю) Янь Лу, КОТОРЫЙ родился йсего лишь на шесть
123
лет позже Конфуция и всю жизнь прожил в такой бед
ности, что даже не смог как подобает похоронить своего сына. Или Л,аю, ГЭН, рожденный от «человека подлого званию>, но надоленный благородным сердцем. Этот был
на семь лет моложе l\YH Цю. И почти наверняка среди
первых учеников был Цзы-Лу, почти ровесник Кун Цю -
рослый, вспыльчивый и наделенный чудовищным че~то
любисм парень, приехавший IIЗ IШКОЙ-ТО глухой деревуш ки в Цюйфу на поиски удачи и удививший столичных жителей своими грубымп манерами и несуразной шапкой с ПУI{ОМ петушиных перьев. Это был прирожденный воин, искавший JШШЬ повода помериться с кем-нибудь силой, -
лучше всего на мечах, а на худой конец на словах. А в
городе все подряд только и твердили ему об учености и
талантах «cьiнa человека из Цзоу», И Цзы-Лу решил, что
в лице Кун Цю он как раз найдет себе достойного сопер
вика. Недолто думая, этот грубпян ввалился в дом мир
ного ученого с оружием и «НaIШНУЛСЯ с бранью)} на хо зяина. Выхватив из ножен свой меч и, яростно размахи вая им в воздухе, он задиристо крикнул Кун Цю: «Не ме чом ли защищали себя благородные мужи древности?» «Благородные мужи древности были сделаны из пре
данности и обороняли себя человечностью. Не выходя из
своей комнаты, они знали о том, что происходит даже
за тысячи ли от них. Оттого они и не нуждались в ме чах», - ответил Кун Цю. Слегка смутившись, гость задал
хозяину главный вопрос: кому дается власть в этом ми ре? «Если вы так мудры, уважаемый, - закричал он.
то ответьте мне без ухищрений, как добиться повинове
ния людей, не заставляя их жить в страхе?» - «Своим
личным примером побуждай людей трудитьсЯ», - отвеТИJl Кун Цю. Цзы-Лу был немного смущен: ответ-то, оказы вается, скрыт в нем самом! Но он все еще не XOTeJI
уступить и спросил: «Положим, я добьюсь этого. А что
потом?» - «Не позволяй себе расслабляться», - после довал ответ. Цзы-Лу растерянно молчал, и тогда Кун Цю
продолжил:
-А теперь позволь м,не спросить тебя: любишь ли ты музыку?
-Я люблю свой длинный меч, - с вызовом ответил
Цзы-Лу.
- Ты не ответил на мой вопрос, сказал Кун Цю. - Я спрашиваю о том, не следует ли тебе к твоим способностям добавить еще и знания?
А от учения есть накой-то прибыток?
124