1. Общие черты

Переход от эпохи революций к эпохе империи, происшедший в Европе на рубеже XVIII и XIX веков, породил не похожие одно на другое течения философской мысли. С одной стороны, либералы пытались противостоять авторитарной политике Наполеона, неся знамя Просвещения. С другой стороны, традиционалисты под влиянием романтизма, обвиняя «коррумпированный разум», встали на защиту «законной» абсолютной власти. Вторая линия представлена французским спиритуализмом, наиболее видные представители которого Виктор Кузен (1792—1867), Антуан-Луи-Клод Деспот де Траси (1754-1836), Пьер Жан Жорж Кабанис (1757-1808), Мари Франсуа Пьер Мен де Биран (1766—1824), Жозеф де Местр (1753—1821), Луи де Бональд (1754—1840), Робер де Ламенне (1782-1854) и др.

В Италии, хотя и в другом историческом и политическом контексте, идеологи реставрации сводили счеты с культурой Просвещения. Если такие мыслители, как Романьози, Каттанео и Феррари, продолжили традицию Просвещения, то Галлугаш, Розмини и Джоберти, не принимая просветительского сенсуализма, предлагали вернуться к традиции спиритуализма и философской метафизике.

Сразу же отметим, что деятельность Романьози, Каттанео и Феррари, а также Розмини, и особенно Джоберти, тесно переплетена с социальными и политическими событиями Рисорджименто. Нельзя не упомянуть имена крупных представителей этой эпохи: Джузеппе Маццини (1805—1872), Винченцо Куоко (1770—1823), Мелькиорре Джойя (1767—1829) и отца Франческо Соаве (1743—1806). Соаве, профессор Пармского университета, имел огромный успех благодаря своим работам по схоластической философии. Он использовал концепцию Локка (ее акцент на внутреннюю рефлексию), чтобы смягчить резкость сенсуализма Кондильяка. Винченцо Куоко, критикуя универсально-абстрактный характер революционной идеологии, поставил вопрос о совместимости особой, исторически обусловленной ментальности и типа революции.

167

Франческо Марио Пагано (1748—1799) составил проект конституции для Партенопейской республики, пытавшейся реализовать просветительские идеалы в малоподходящей для этого исторической ситуации. В. Куоко по этому поводу писал Винченцо Руссо (казненному в 1799 г. вместе с М. Пагано): «Конституции — как одежды: надобно каждому иметь собственную, ведь платье, отданное другому, вряд ли ему подойдет... Хороша ли для всех французская конституция 1795 года? Скорее всего, она не подойдет никому».

2. «ГРАЖДАНСКАЯ ФИЛОСОФИЯ»: ДЖАН ДОМЕНИКО РОМАНЬОЗИ

Романьози (1761—1835) учился в Пьяченце, затем преподавал право в университетах Пармы и Павии. После поражения Наполеона он попал под преследования австрийцев и, втянутый в дело Пеллико — Маронкелли, был брошен в тюрьму. Несмотря на нужду, он много и плодотворно работал, оставив после себя такие сочинения, как «Что такое здоровый ум?» (1827), «Основные точки зрения на искусство логики» (1832), «Происхождение уголовного права» (1791), «Введение в общее публичное право» (1805), «Об особенностях и факторах внедрения цивилизации» (1832).

Мораль, право и политика, по мнению Романьози, не могут существовать без прочного фундамента в виде обоснованных законов человеческой природы, подобно тому как биология и механика опираются на законы физики. Чтобы найти такие законы, мы должны наконец прекратить быть «визионерами» и покончить с философскими химерами. «Больше пользы от брошюры, объясняющей, как возникают верования, как действует аналогия, рождается сострадание, чем от всех трактатов о категоремах Аристотеля и всей критической философии Канта и теорий других модных ныне философов», — писал он.

Нужен эмпирический метод, и, чтобы не потеряться в хаосе ощущений, следует двигаться от понимания тотальности к анализу особых частей целого. Познание не пассивно: активность субъекта разрабатывает и координирует чувственные данные, делая «чувства логичными». Чувства суть инструменты познания. «Здоровый ум — это способность понимать, квалифицировать и подтверждать наши идеи так, что, будучи приспособленными к нашему пониманию, они бы давали возможность действовать с опережением, как большая часть умелых людей и делает».

169

Цель «гражданской философии» — изучить «фактического человека», т. е. человека социального в контексте «интеллектуальной культуры народа». Не абстрактные духовные способности, не возвышенные платонические видения, не перипатетические штудии, не трансцендентальный туман, а точный анализ истории в полноте ее культурных продуктов. Зная продукты, мы узнаем производителя. Именно в изучении человека и его дел состоит суть цивилизации как процесса. Культура — это способ бытия, в котором реализуются высокие или удовлетворительные условия сосуществования людей. «Законы факта» описывают достигнутый уровень цивилизации, «законы долга» указывают на способ продвижения в этом направлении. Право Романьози понимает как набор технических норм для достижения совершенно конкретных целей: «пользы», «интереса» и «самоуважения». Разум сконструирован так, что в конечном счете личный интерес совпадает с социальным. «Поэтому состояние подлинной и естественной независимости — как с фактической, так и с правовой точки зрения, — человеческого рода подтверждается только в таком обществе, где присутствует моральный порядок». Что касается уголовного права, то философ отстаивает природное право человека на жизнь и счастье. Эти права следует защищать всеми доступными средствами, если необходимо, то и силой. Страдание, рабство, неправедная обида, смерть — этому человек должен сопротивляться в силу своей человеческой природы и для сохранения общества.

3. КАРЛО КАТТАНЕО: ФИЛОСОФИЯ КАК НАУКА «АССОЦИИРОВАННЫХ УМОВ» И ПОЛИТИКА ФЕДЕРАЛИЗМА

3.1. Карло Каттанео: философия как «милиция»

Из школы Романьози вышел и Карло Каттанео (1801—1869). Он закончил юридический факультет университета Павии в 1824 г. После нескольких лет преподавания в Милане он решил посвятить себя публицистике. После миланских волнений 1848 г., выразив свое несогласие с присоединением Ломбардии к Пьемонте, Каттанео эмигрировал в Швейцарию. В лицее Лугано он преподавал философию. Из его сочинений назовем такие: «Рассуждения о начале философии» (1844), «Настоящее положение в Ирландии» (1844), «Введение в природные и гражданские новости Ломбардии» (1844), «Возрождение Милана» (1848), «Психология ассоциированных умов» (1859— 1866).

170

Философия, по мнению Катганео, есть род «милиции», т. е. военного искусства. Она должна быть восприимчивой к проблемам века, чтобы «изменить лицо земли». Отсюда и презрение философа к идеалистам. «Какую ценность, я спрашиваю, могут иметь сегодня врожденные идеи и предустановленная гармония, точно как и физические гипотезы вихрей или боязни пустоты?» Метафизика «чистых априорных идей», лишенная контакта с опытом, — фантазийная гипотеза. Защищая Романьози от критики Розмини, Каттанео писал: «Мы, в силу экономии, статистики (или чего похуже), стали слегка деревянными, по-медвежьи стоим за прогресс и абсолютно не хотим никакого возврата к прошлому. Даже если речь идет о простофиле, который в гневе хочет доказать, что святой Фома — учитель Канта. Мы великодушно прощаем невинные амбиции того, кто надеется продать как философскую реставрацию то, что на самом деле — старая элейская похлебка».

«Простофиля» — это Розмини, «дьявол, по своей вине упавший на землю». Он упал, ибо его философия бесполезна, метафизична и оторвана от наук. Науки едины, а метафизика разделена: есть только метафизические секты. Поэтому необходимо отказаться от «науки об абсолюте», чтобы вернуться в мирские пределы. «Чтобы вырваться из замкнутого сектантства и завоевать общественное доверие, философия скромно и терпеливо должна занять свое место среди наук».

3.2. Философия как «наука ассоциированных умов»

«Чтобы найти в философии ту плодотворность, которой отличаются все науки, не нужно витать в воображаемых пространствах, достаточно, чтобы философия разделила судьбу самых удачных наук». С одной стороны, философия позитивистски представляется как общая связь всех наук, с другой — ее задача видится историческим и экспериментальным изучением развития человеческой мысли. Не в философских спекуляциях, а в истории языков, религий, искусств философская наука найдет суть человеческого духа. Именно в истории, лингвистике и экономике Каттанео проявил себя как исследователь. Поведение отдельно взятого человека непонятно — в этом причина, почему следует изучать не «изолированный ум», а «ум ассоциированный».

171

«Большая часть наших идей проистекает не из индивидуального интеллекта, а из чувств и умов людей, объединенных общей традицией, общими навыками и общими ошибками». Грандиозная идея федерализма Каттанео была основана именно на истории отдельных народов. Каттанео, писал Н. Боббио, был просветителем, родившимся в век историцизма, — в каком-то смысле наивным просветителем, в силу безусловной веры в цивилизующую силу разума, изгоняющего мрак невежества и предрассудков и разрушающего примитивного человека-варвара. Это оптимистическая концепция человека и истории, открытая научным и техническим новациям. Каттанео был убежден, что гражданский и технический прогресс не могут не быть синхронизированы, что свобода должна быть связана с реформированием социальных институтов. Если он и был позитивистом, то в том смысле, что пошел дальше трансцендентального идеализма и онтологического спиритуализма.

3.3. Теория и полтика федерализма

«Упражнением разума» называет свободу Каттанео, сторонник реформ. От цепей варварства и невежества социальный человек освобождается не сразу. Викианский тезис об исторических циклах и возвращениях представляется философу отвечающим неопределенности прогресса. «Свободные умы — в вечном движении и могут быть согласны только в стремлении к истине». Защитник «свободной собственности», он против государственного протекционизма. Вопреки Сен-Симону и Прудону, Каттанео полагает, что в частной собственности залог здоровой экономики и общественного благополучия. Коммунизм, по его мнению, уничтожает богатство и свободу, но не в состоянии покончить с бедностью. Как либерал, он выступает за гражданский брак, призывает к религиозной терпимости и показывает преимущества республики перед монархией.

«Неисправимым федералистом» называет себя Каттанео. Если для некоторых неогвельфов федерализм был средством достижения независимости, для него федерализм («единственная форма единства, соответствующая свободе, природной спонтанности») был целью. «Федерализм есть теория свободы» людей, связанных языком, братством, интересами, особенно дружбой, где нет места «удушающим цепям».

«Свобода — это республика, республика — это плюрализм (много-гласье), т. е. федерация». Унитарное государство не может быть ни авторитарным, ни деспотическим. Множество политических центров, единство артикулированное, но небезразличное — единство в многообразии — это реальная гарантия свободы и продвижения общества к цивилизации. «Власть должна быть ограничена, но ее может ограничить не только власть». По поводу необходимости федерализма Каттанео пишет: «Какими бы общими ни были мысли

173

и чувства в рамках одного языка и близких сообществ, парижский парламент никогда не удовлетворит во всем Женеву; законы, обсужденные в Неаполе, никогда не будут реализованы в застойной Сицилии; большинство пьемонтцев вряд ли обязаны день и ночь думать о переменах на Сардинии или способы заставить уважать свои предписания в Венеции или Милане... В такой стране, как Италия, по-разному воспитанным народам можно дать одного монарха, одного президента или иного представителя внешнеполитических интересов; но все же нельзя не уважать институты каждого народа, даже в его тщеславии».

4. ДЖУЗЕППЕ ФЕРРАРИ И «ФИЛОСОФИЯ РЕВОЛЮЦИИ»

Другой ученик Романьози, Джузеппе Феррари (1811—1876), закончил юридический факультет университета Павии в 1832 г. Позже он занялся изданием полного собрания сочинений Вико. С 1848 г., переехав во Францию, преподавал в университете Страсбурга. Через одиннадцать лет Феррари вернулся в Италию, преподавал философию в Милане, Турине и Риме. Из его сочинений наиболее известны такие, как: «Разум Док. Вико» (1835—1837), «Революция и реформы в Италии» (1848, на фр. яз.), «Философия революции» (1851).

То, что не завершила французская революция 1848 г., может и должна доделать, по Феррари, позитивистская философия. Необходимо противостоять спиритуалистическому традиционализму, презирающему завоевания Локка, называющему «развращением народа лихорадочные» идеи Руссо и Вольтера и вопрошающему, «не была ли революция чем-то вроде несчастного случая». Против такого рода позиции Феррари берет на вооружение скептическое сомнение Юма, считая важным основываться только на фактах и не попадаться в «ловушку логики и онтологии» (под логикой он понимает абстрактный спекулятивный разум). Бесполезно искать «феномены по ту сторону феноменов», ибо факты самодостаточны.

Великую эпоху, начатую Просвещением и закрепленную позитивизмом, Феррари называет «эпохой революции» — не религии, не метафизики, а эпохой науки. Просвещение и Революция покончили с религией и привилегиями. Революция добилась свободы вероисповедания, но не освободила от гнета церкви. «Решительный момент эмансипации состоит в позитивном отрицании существования Бога». Революция хотела свободы для бедных и богатых, но очевидно, что, как более сильный, богатый угнетает

174

бедного. Поэтому правильно требование социализма бросить все силы на экономические преобразования, чтобы создать другую систему распределения. Революция вырвала власть из рук дворянства и вместо того, чтобы передать ее народу, наделила ею другой привилегированный класс — буржуазию. Революция должна пройти до конца свой путь, когда победит, наконец, философия, призванная воплотить человечность.

«Италия хочет очнуться от векового сна, — писал Феррари в очерке "Революция и реформы в Италии" (1848). — У нее есть два пути: путь реформ и путь революции. Первый ведет к административным улучшениям и материальному благосостоянию. Второй — к свободе и конституции... Реформы укрепляют абсолютизм, оставляя на произвол судьбы наш полуостров; революция сбрасывает авторитарное иго, чтобы доверить страну итальянскому гению».

5. ПАСКУАЛЕ ГАЛЛУППИ И «ФИЛОСОФИЯ ОПЫТА»