Лицо тоталитаризма

или уменьшена до такой степени, что роль ее незначитель­ на, полное же ее исчезновение есть для новых правителей лишь вопрос подходящего момента.

В сознании коммунистов и части масс это ассоции­ руется с полным уничтожением классов, реализацией идеи бесклассового общества. И правда, с завершением индустриализации и коллективизации старых, дореволю­ ционных классов больше нет. В глазах самих коммуни­ стов иллюзия воплощенной великой мечты об обещанном бесклассовом обществе становится полнейшей. И это на­ перекор очевидному, спонтанному и стихийному негодо­ ванию, которое, несмотря на «социализм», ложь и са­ мообман коммунистических утверждений, что речь, мол, идет по-прежнему о «пережитках», о «происках классово­ го врага», прорывается из глубин народа.

Иллюзии рождает каждая революция, каждая война даже. Но ведутся они во имя .неосуществимых -идеалов, мнящихся борцам в пылу битв столь реальными. Конча­ ются битвы, и с ними, как правило, испаряются иллюзии, бледнеют идеалы. В коммунистической реврлюции не так. Иллюзии, ею рожденные, очень долго еще живут и в тех, кто за нее боролся, и в массах., Насилие, произвол, откры­ тый грабеж, привилегированность правителей — даже все это не в силах освободить часть народа, не говоря уже о коммунистах, от слепой веры в революционные лозунги. Какой-никакой, «а все-таки социализм»; жестоко й неожи­ данно, но «все равно продвигаемся к бесклассовому об­ ществу»... Вера и надежда человеческие долго еще живут и после завершения индустриализации.

Средоточие абсолютнейших и возвышеннейших идеа­ лов, действо, прекрасное в своем героизме, воистину ти­ таническое по напряжению, коммунистическая революция сеет и самые проникающие, самые стойкие иллюзии.

Через революцию так или иначе должны были пройти все нации. Не частые, революции тем не менее — неизбе­ жность в жизни наций. Они приводят к деспотизму, но и выводят народы на дорогу, которой до той поры они еще не отваживались идти. Коммунистическая революция не осуществляет, не в состоянии осуществить ни один из идеалов, провозглашенных ею в борьбе. Но она вывела огромные области Европы и Азии на путь современной цивилизации. Этим созданы материальные предпосылки будущего более свободного общества. Если коммунисти­ ческая революция и привела к абсолютнейшему деспотиз­

му, то она же создала предпосылки для его устранения. Если XIX век дал современную промышленность Западу, XX век то же сделает с Востоком. Гигантская тень Ленина вот уже целое столетие покрывает огромные пространства Евразии. Так или иначе — с деспотизмом, как в Китае, или с демократией, как в Бирме и Индии, — все отсталые азиатские, и не только азиатские нации неотвратимо дви­ жутся к промышленной революции. Русская революция начала этот процесс, что и дает право говорить о ее непреходящем историческом значении.

5

Результатом всего сказанного может быть впечатле­ ние, что коммунистическая революция всегда — величай­ ший обман и историческая случайность. В известном смы­ сле это верно: ни одной революции не требовалось столь­ ко особых обстоятельств и ни одна не сулила так много, а выполнила так мело из обещанного.

Демагогия, уклончивость, непоследовательность ха­ рактерны для коммунистических вождей, а тем более ког­ да им приходится обещать сверхидеальное общество и «отмену всякой эксплуатации».

И все-таки нельзя сказать, что коммунисты просто обманули народ: что-то намеренно, сознательно «наобе­ щали», а потом — не выполнили. Дело тут вот в чем: они не могли выполнить того, во что сами фанатично верили. Они, понятно, не признаются, нет у них сил в этом при­ знаться даже тогда, когда вынуждены действовать практи­ чески прямо противоположно обещанному в революции, притом обещанному принципиально. Признаться означа­ ло бы, по их мнению, признать и саму революцию излиш­ ней. А это, в свою очередь, стало бы признанием и их собственной ненужности. Что невозможно — даже для них, особенно для них.

Конечные результаты некоей общественной коллизии никогда не бывают и не могут быть такими, какими их наперед задумывают ее участники, ибо зависят они от труднопредсказуемого стечения бескрайнего количества обстоятельств, которые мысль человеческая и опыт пред­ видеть и подчинить себе могут лишь частично. Это тем более относится к революциям, требующим сверхчелове­ ческих усилий, вершащим в обществе крутые радикальные

Между тем, хотя коммунистические цели сами по себе и оказались нереальными, коммунисты, в отличие от ре­ волюционеров прошлого; продемонстрировали макси­ мальный реализм при осуществлении того, на что у них хватило сил и к чему, в конце концов, сводилась их исто­ рическая роль. Они осуществили промышленную револю­ цию, притом единственно возможным способом: устано­ вив свое абсолютное тоталитарное господство.

При коммунистической революции впервые в истории сами революционеры после своей победы не только не исчезают с политической сцены, но с предельной практич­ ностью, хотя и не освободившись от революционных ил­ люзий, приступают к строительству общественных отно­ шений, совершенно противоположных тем, в которые ве­ рили и которые обещали создать. По ходу своего даль­ нейшего — индустриального — продолжения и преобра­ жения коммунистическая революция самих революционе­ ров обращает в творцов и хозяев новой общественной ситуации.

На поверку неточными оказались конкретные предви­ дения Маркса, но в еще большей степени это относится к ленинским замыслам строительства свободного, бесклас­ сового общества с помощью диктатуры. Между тем то, что сделало революцию неизбежной — промышленное пере­ устройство на базе современной технологии, воплощено в жизнь.

В отличие от объективного закона, подтвердившего, как обычно, свою универсальность и, следовательно, если можно так выразиться, — свою непогрешимость, роли людей вновь предстали лишь частично и относительно надежными, а их предвидения — лишь частично и относи­ тельно точными.

6

Делая заключения не по тому, что демонстрирует действительность, а только по законам формальной логи­ ки, можно сказать: поскольку коммунистическая револю­ ция в особых условиях и с опорой на государственное принуждение совершила аналогичное проделанному ин­ дустриальной революцией, капитализмом, на Западе, то она и есть не что иное, как революция государственно­ капиталистическая, а отношения, к которым приводит ее

победа, являются государственно-капиталистическими от­ ношениями. Это выглядит тем более верным потому, что новая власть занимается регулированием всех политиче­ ских, трудовых и иных отношений, а также, сие особенно важно, распределяет национальный доход, использует и распределяет формально превращенные в государствен­ ную собственность материальные ресурсы.

Тяжба вокруг того, являются ли отношения в СССР и других социалистических странах государственно-капи­ талистическими, социалистическими или, может быть, еще какими-то третьими, кажется подчас чистой догмати­ кой. Она и на самом деле в немалой степени догматична.

Но это вопрос фундаментальной важности.

Даже если допустить справедливость ленинского ут­ верждения, по которому государственный капитализм есть не что иное, как «преддверие социализма», то есть что это первая фаза социализма, все равно людям, живущим под коммунистической деспотией, легче не станет. Но если, хотя бы с приблизительной точностью, распознать, распу­ тать хитросплетения характера собственности и обществен­ ных отношений, к которым в конечном итоге приходит коммунистическая революция, то перспективы освобожде­ ния людей от их оков становятся все же более реальными. Если люди не осознают природы общественных отноше­ ний, в которых существуют, не видят способа, которым могут эти отношения изменить, — борьба их безнадежна.

Итак, ежели встать на точку зрения, что коммунистиче­ ская революция, вопреки всем ее посулам и иллюзиям, по сути является государственно-капиталистической, довед­ шей до государственно-капиталистических отношений, то мы вскоре заметим, что наиболее реальным и справедли­ вым было бы действие, направленное на совершенствова­ ние деятельности госадминистрации, на ослабление гнета и произвола с ее стороны. Коммунистические вожди так и поступают: беспрестанно ратуют за совершенствование административной работы и воюют «против бюрократиз­ ма», хотя в теории и не признают, что у них государствен­ ный капитализм.

Между тем как отношения тут не являются в действи­ тельности государственно-капиталистическими, так и вы­ хода из них не отыскать, систему ощутимо не «улучшить» простым совершенствованием деятельности госадминистраций, превращением ее в более «справедливую адми­ нистрацию».

Общественные отношения в коммунизме наиболее схожи с государственно-капиталистическими ввиду фор­ мальной и всеобъемлющей роли государства. Под этой маской, без которой коммунизм не может, на самом деле прячется и — вне всяких писаных законов, противостоя им, — узаконивается некая иная суть.

Для выяснения природы отношений, возникших еще при коммунистической революции и окончательно упро­ ченных индустриализаций и коллективизацией, нужно внимательно присмотреться к роли и способам функцио­ нирования государства в коммунизме. Здесь пока будет достаточным подчеркнуть, что государственная машина в коммунизме не есть главный инструмент, формирующий отношения собственности и общественные отношения, она таковые лишь защищает. Правда, все вершится от имени государства и в согласии с его установлениями. Но над ними и за спиной любого государственного акта стоит коммунистическая партия. Причем даже не она в целом, а профессиональная партийная бюрократия. Это факты общеизвёстные. Именно эта бюрократия пользуется, управ­ ляет и распоряжается в конечном итоге огосударствлен­ ным и обобществленным имуществом, как и всей жизнью общества. Бюрократию эту сама ее роль в обществе — монопольное управление и распоряжение национальным доходом и национальными богатствами — превращает в особый закрытый привилегированный слой. Обществен­ ные отношения с формальной стороны и извне выглядят похожими на государственный капитализм. Тем более что подходящим выглядит и их историческое происхождение

— индустриализация не с помощью капитала, а методами государственного принуждения. На самом деле функцию сию вершит означенный привилегированный слой, использующий государственную машину как инструмент своей политики и как правовое ее прикрытие. Это также общеизвестные факты.

Если собственность не является — а она-таки не являет­ ся — ^ ничем, кроме права пользования и распоряжения, и если таковое право доступно лишь одному определенно­ му слою, это означает, что в коммунистических государст­ вах речь в конечном счете идет исключительно о возни­ кновении некоей новой формы собственности, то есть нового правящего эксплуататорского класса.

Не на словах, а на деле коммунисты поступили точно так же, иначе поступить они не могли, как все правящие

классы и правители до них: веруя, что созидают новое идеальное общество, они строили свое, такое, какое толь­ ко и были в силах выстроить. Для него, кстати, обществен­ ные условия созрели, коль уж не суждено было им со­ зреть для обещанного и освященного их революционной верой идеального общества. Таким образом, можно сде­ лать вывод, касающийся, разумеется, определенных стран на определенном этапе развития, что ни их общест­ во, ни их революция не возникают случайно или проти­ воестественно. Вот почему это общество в течение извест­ ного периода времени — индустриализации — не только принуждалось, но и было в состоянии терпеть коммуни­ стическое насилие, каких бы ужасающих масштабов и вопиюще бесчеловечных форм оно ни приобретало. По­ сле чего насилие не приходит больше с неизбежностью, а применяется исключительно для обеспечения грабитель­ ских привилегий нового класса. Коммунистическая рево­ люция, совершавшаяся во имя уничтожения классов, при­ вела, не в пример прежним революциям, к сверхгосподст­ ву исключительно одного — н о в о г о класса.

Все остальное — сплошной мираж и иллюзии.

НОВЫЙ КЛАСС

1

Уже подчеркивалось, что в Советском Союзе и других коммунистических странах все вышло не так, как предпо­ лагали вожди, притом наиболее авторитетные: Ленин, Сталин, а также Троцкий и Бухарин. По их представлени­ ям, государственная машина в СССР должна была быстро ослабеть, а демократия окрепнуть. Случилось наоборот. В перспективе виделся быстрый подъем уровня жизни, но он вырос незначительно, а в покоренных восточноевро­ пейских государствах даже упал: во всяком случае, рост жизненного уровня не соответствовал поступи индустриа­ лизации, последняя ушла в отрыв. Бытовала уверенность, что противоречия между городом и деревней, умствен­ ным и физическим трудом станут постепенно нивелиро­ ваться, — они лишь углубились. Та же картина вырисовы­ валась в других областях, включая прогнозы развития окружающего некоммунистического мира.

Но величайшей из иллюзий являлось то, что с инду­ стриализацией и коллективизацией, то есть с уничтоже­ нием капиталистической собственности, Советский Союз превратится в бесклассовое общество. Когда в 1936 году Сталин, приурочив это к принятию новой советской Кон­ ституции, провозгласил, что в СССР нет больше эксплуа­ таторских классов, на самом детГе был завершен уже про­ цесс не только уничтожения капиталистов и других клас­ сов прежней системы, но и сформирован класс, не видан­ ный еще до той поры в истории.

И совершенно ясно, что этот класс, подобно любому до него, сам воспринял установление собственного го­ сподства и другим представил как окончательное тор­ жество всеобщего счастья и свободы. По сравнению с другими классами разница тут единственная: к оспарива­ нию насаждаемых иллюзий и своего права на господство этот класс относился более нетерпимо. Чем и доказывал, что господство его полновеснее любого из известных истории, а пропорционально этому велики и его классо­ вые иллюзии и предрассудки.

Этот новый класс, бюрократия, а точнее всего ска­ зать — политическая бюрократия, не только несет в себе все черты прежних классов из истории человеческого об­ щества, но и выделяется определенной самобытностью, новизной. Уже само его появление, схожее, по сути, с рождением других классов, имеет свои особенности.

Другие классы в большинстве случаев также приобре­ тали могущество и власть революционным путем, разру­ шая сложившиеся политические, общественные и другие отношения. Но все они, почти без исключений, добива­ лись власти уже после того, как в старом обществе брали верх новые формы экономики. Иное дело — новый класс в коммунистических системах: к власти он приходит не за тем, чтобы завершить преобразования, а с намерением заложить фундамент новых экономических отношений и собственного господства над обществом.

В прежние эпохи приход к власти нового класса, части класса или некоей партии являлся итоговым актом фор­ мирования их самих и их сознания. В СССР произошло обратное: новый класс окончательно сформировался, уже будучи у власти. Да и развитие его сознания продвига­ лось — и должно было продвигаться — именно как резуль­ тат того, что до тех пор он не успел прочно врасти в жизнь нации, — с опережением ее экономических и физических

возможностей, причем самой нации и ее роль, и картина мира преподносились в отретушированном, идеализиро­ ванном виде. Это не снижало его практических возможно­ стей. Напротив. Наряду с иллюзиями, и вопреки им, новый класс выступал носителем объективных тенденций инду­ стриализации. Отсюда его практичность. Вера в обещан­ ный им идеальный мир цементировала его ряды, сеяла иллюзии в массах, но и звала и вдохновляла их на гигант­ ские практические свершения.

В силу того что новый класс не вышел из недр реаль­ ных общественно-экономических процессов, его зачатки могли находиться только внутри организации особого рода, опирающейся на сверхдисциплинированность и не­ преложное идейно-философское единообразие в своих рядах. Свои объективно слабые позиции в экономической и других сферах жизни общества зачатки нового класса должны были на первых порах компенсировать субъекти­ вными факторами особого порядка, то есть единством сознания и железной дисциплиной.

Корни нового класса находятся в партии особого — большевистского — типа. Воистину прав был Ленин, счи­ тавший свою партию уникальной в истории человечества, хотя ему и в голову не приходило, что она — начало нового класса.

Вернее всего, зачатки нового класса не находятся в партии большевистского типа как целом, а только в слое профессиональных революционеров, составлявшем пар­ тийное ядро еще до завоевания власти. Не случайно Ленин после поражения революции 1905 года утверждал, что единственно профессиональные революционеры, то есть люди, для которых революционная деятельность есть за­ нятие, исключающее все прочие, в состоянии создать пар­ тию нового большевистского типа. Еще менее случайно то, что именно Сталин, будущий творец нового класса, ярчайше выражал собой тип такого — профессионально­ го — революционера. Эта крайне узкая прослойка рево­ люционеров и разовьется постепенно в новый правящий класс. Революционеры эти долгое время будут составлять его ядро. Троцкий заметил, что в предреволюционных профессиональных революционерах кроется зародыш бу­ дущего сталинистского бюрократизма. Он не понял лишь, что речь на деле шла о зародыше нового правящего экс­ плуататорского класса.

Но это не означает, что новая партия идентична новому

классу. Партия — его ядро и основание. Практически очень трудно, невозможно даже определить границы но­ вого класса и назвать всех, кто к нему принадлежит. Обобщая, к новому классу можно отнести тех, кто исклю­ чительно благодаря монополии на управление получает особые привилегии и материальные преимущества.

Вместе с тем поскольку управленченство есть вещь общественно необходимая, то случается, что в одной лич­ ности сочетаются полезные и паразитические функции. Очевидно, таким образом, что не каждый партиец вписы­ вается в класс, как и буржуем не является любой реме­ сленник или член буржуазной партии.

В широком контурном плане можно сказать следую­ щее: по мере укрепления нового класса, когда все отчет­ ливее вырисовывается его физиономия, роль самой пар­ тии неуклонно убывает. Внутри нее и на ее вершине, как и

вгосударственных политических органах, вызревает ядро

иоснова нового класса. Некогда инициативная, живая, компактная, партия с неизбежностью превращается для олигархов нового класса в аморфный привычный довесок, все сильнее втягивающий в свои ряды жаждущих пробить­ ся наверх, слиться с новым классом и отторгающий тех, кто по-прежнему верит в идеалы.

Партия рождает класс. Затем класс растет уже и соб­ ственными силами, используя партию — свое основание. Класс усиливается, партия слабеет — такова неотвратимая судьба каждой правящей коммунистической партии.

Никакая партия, не будучи материально заинтересо­ ванной в производстве, то есть потенциально и реально не неся в себе ни самого нового класса, ни его собственно­ сти,. не смогла бы заниматься такой идейной и моральной эквилибристикой, а тем более так долго оставаться у власти, как коммунистическая партия. По завершении первой пятилетки Сталин громогласно заявил, что, мол, не создай мы аппарат, мы бы провалились! А следовало сказать — «новый класс», и все было бы намного яснее.

То, что политическая партия может стать зародышем нового класса, выглядит не совсем стандартно. Обычно партии являются продуктом классов либо слоев, достиг­ ших духовного и экономического подъема. Но если ра­ зобраться в конкретике перипетий, с которыми столкну­ лась Россия, да и другие страны, где коммунизм победил главным образом внутринациональными силами, то выяс­ нится, что именно партия такого типа и есть продукт