Лицо тоталитаризма

окончательностью бралась там на вооружение и возводи­ лась в догму революционная сторона учения Маркса. В рабочем движении зарождалось и крепло революционное крыло. Марксизм при этом играл основополагающую роль, становясь после победы революционной партии го­ сподствующей идеологией.

Там же, где политический и экономический прогресс устранял саму потребность в революции (в Германии, например), приоритет получала вторая, то есть демокра­ тическая, обращенная к реформам сторона учения Марк­ са. А с ней — антидогматические тенденции в идеологии и политике. Роль марксизма снижалась. В рабочем движе­ нии возникало и крепло реформистское крыло.

В первом случае связь с Марксом, хотя бы внешняя, становилась все неразрывнее, во втором — все быстрее шло отдаление от него.

Прежде всего общественное развитие, а лишь затем отношение к идеям привели европейское социалистиче­ ское движение к бескомпромиссному и непреодолимому расколу. Грубо говоря, перемены политико-экономи­ ческих условий совладают с переменами в умах социали­ стических теоретиков, с тем, насколько, «редятивно»>. тЬ есть неполно и односторонне.,, подошли они к_восприятию и объяснению самой действительности.

Ленин в России,. Бернштейн в Германии — вот..две крайности, выразившие полную разницу реального разви­ тия как в сфере общественно-экономической, так и в том, что относится к рабочему движению.

От «первозданного» марксизма почти ничего не оста­ лось: на Западе он либо забыт окончательно, либо близок к этому, на Востоке же с.установлением господства ком-; мунистов от его диалектики и материализма остались голая формалистика и догматика, призванные укреплять власть, оправдывать принуждение и насилие над челове­ ческим сознанием. С нарастающей силой марксизм, фак­ тически заброшенный и на Востоке, стал проявлять себя только в виде окостеневшей догмы. Для этой части мира он сделался не идеей лишь в том или ином ее выражении, а новой властью, новой экономикой, новой общественной системой.

Независимо от меры, в какой сам Маркс и его теория способствовали такому повороту событий, подобного он не задумывал, даже не предполагал. Как и всякого другого, история «обманула» этого великого толкователя законов.

Ведь как все шло после Маркса?

В совершивших промышленную революцию странах (Германия, Англия, США и т. д.) уже в 70-х годах прошло­ го столетия начался процесс формирования акционерных обществ и монополий, пик которого приходится на начало XX века. С научной точки зрения это было исследовано Гильфердингом, Гобсоном и другими, что, по существу, легло в основу политического анализа, проведенного Ле­ ниным в «Империализме, как высшей стадии капитализ­ ма» и оказавшегося по части прогнозов главным образом ошибочным.

Развитие как раз тех стран, чья действительность дала Марксу повод предполагать все большее абсолютное и относительное обнищание рабочего класса, этого не под­ твердило. В общих чертах тезисы Маркса подтвердились в аграрной Восточной Европе, что констатирует также Хью Ситон-Уотсон. («От Ленина до Маленкова». Нью-Йорк. 1953)* Если Западная Европа во все большей мере Марк­ са оценивала с точки зрения его исторической роли и научных заслуг, то на Востоке он стал пророком новой эры, а его учение — «опиумом», подобием новой религий.

«Когда Энгельс в 1842 году приехал в Манчестер, он обнаружил там 350 тысяч рабочих, кучами втиснутых во влажные и грязные дыры самодельных трущоб, вдыхаю­ щих воздух, более похожий на смесь воды с углем. В шахтах он видел полуголых женщин, которых использова­ ли как самый бросовый тягловый скот. Тут же дети, не вылезавшие из мрачных рвов и занятые тем, что открыва­ ли и закрывали примитивные вентиляционные окошки. Делали они и более тяжелую работу. На кружевных фа­ бриках эксплуатация доходила до того, что за мизерное вознаграждение здесь постоянно трудились даже малют­ ки лет четырех от роду»*

Энгельс узнал и другую Великобританию, но еще страшнее и, что особенно важно, еще беспросветнее была нищета в России и на Балканах, не говоря уж об Азии, Африке.

Конкретные перемены на Западе, заложенные техниче­ ским подъемом производства, были беспрецедентны со всех точек зрения. Они привели к образованию монопо­ лий, разделили мир на сферы влияния этих монополий и

*Андре Моро. История английской политики. Загреб. 1940.

С.557— 558.

развитых государств, вызвали первую мировую войну и Октябрьскую революцию.

Промышленный бум, освоение новых колониальных рынков, источников сырья и рабочей силы существен­ но изменили положение рабочего класса. Революци­ онные идеалы уступили место более жизненным, бо­ лее действенным — прежде всего парламентским — ме­ тодам борьбы за реформы и лучшие материальные усло­ вия. Революция становилась там бессмысленной, не­ реальной.

В совершенно непохожей ситуации оказались страны с отсталой промышленностью, прежде других — Россия. У них выбор был такой: либо совершить индустриализацию, либо сойти с исторической сцены в качестве активных действующих лиц и сделаться добычей развитых госу­ дарств и монополий. Тогда в итоге — неминуемая дегра­ дация. Местный капитал, а также класс и партии, его представлявшие, были во всех отношениях слишком сла­ бы для решения проблемы индустриализации. Революция здесь стала неизбежностью, жизненной потребностью на­ ции. Осуществить же ее мог лишь иной класс — пролета­ риат его революционная партия.

Участие в совершенствовании и расширении произ­ водства есть имманентный — если не единственный — закон для любого человеческого сообщества, любого ин­ дивида. Дабы не отстать, они конфликтуют с другими сообществами, переживают трения в собственной среде. Подъем и расширение производства непрестанно натал­ киваются на преграды как естественного порядка, так и присущие данному конкретному периоду развития об­ щества. Это формы собственности, политические, право­ вые, межгосударственные и другие отношения. Общество вынуждено заниматься устранением естественных пре­ град. Точно так же оно, то есть те его силы, которые в дан­ ный момент представляют упомянутые тенденции подъе­ ма и расширения производства, должны устранять, ви­ доизменять, разрушать рожденные внутри или занесен­ ные из других сообществ преграды. Классы, партии, поли­ тические системы, политические идеи — все это выразите­ ли беспрерывного движения и застоя.

Нет сообществ, нет наций, согласных на застой в раз­ витии производства, угрожающий самому их существова­ нию. Отставать — значит умирать. Народы никогда добро­ вольно не умирают, во имя устранения препятствий, ме-

лающих производству, то есть их существованию, они способны на любые жертвы.

От обстоятельств, от материальных и духовных факто­ ров зависит, как, какими силами и средствами будет осу­ ществляться развитие и расширение производства, каковы социальные последствия этого процесса. Но то, что про­ изводство должно совершенствоваться и расширяться — под теми или иными знаменами, при участии тех или иных социальных сил, — столь же (мало) зависимо от людей, сколько зависимо от них само наличие сообществ и на­ ций. Во имя самосохранения последние находят вождей, в данный момент максимально соответствующих цели, ко­ торой они обязаны, а значит, и смогут достичь. С идеями так же.

Революционный марксизм, возникший на развитом Западе во времена так называемого либерального капита­ лизма, «переселился» в эпоху капитализма монополисти­ ческого на слаборазвитый Восток — в Россию, Китай и т.д. Принципиально это соответствует тогдашнему уров­ ню развития Востока и Запада, состоянию, в котором пребывало социалистическое движение. Путь социалисти­ ческого движения начался его сосредоточением и упоря­ дочением (II Интернационал), а завершился расщепле­ нием на социал-демократическое (реформистское) и коммунистическое (революционное) крыло, революцией

вРоссии, созданием III Интернационала.

Встранах, где иные способы проведения индустриали­ зации отсутствовали, коммунистическую революцию вы­ зывали также специфические национальные причины. И без них революция невозможна. В полуфеодальной Рос­ сии революционное движение существовало уже свыше полувека до того, как в конце XIX столетия появились марксисты. Для революционного взрыва необходимы к тому же особые конкретные обстоятельства — междуна­ родные, экономические, политические. Но повсюду, где революции произошли (Россия, Китай, Югославия), еди­ ным было их основное побудительное начало — насущная потребность в промышленных преобразованиях.

Исторической неизбежностью являлось то, что соцдвижение в Европе после Маркса было не только материали­ стическим и марксистским, но и, исходя из таких основ, в значительной мере развило сознание своей идеологиче­ ской исключительности. Ведь вражеский табор собрал все силы старого общества: духовенство и ученых, имущих и

власть предержащих, а самое важное — мощный силовой аппарат, который европейские державы вследствие посто­ янных континентальных войн всегда готовили загодя.

Если кто-то не чужд намерения «перевернуть вверх дном» весь мир, то мир этот перво-наперво надо фунда­ ментально — и «безошибочно» — объяснить. Любому новому движению должна быть присуща идеологическая исключительность, тем более если революция — единст­ венный для него способ достичь победы. Ну а коли такое движение добивается успехов, тогда указанное обстоя­ тельство может лишь укрепить его веру в себя и свои идеи. Подобно тому как «головокружительные» парла­ ментские и забастовочные победы придавали сил рефор­ мистским течениям в немецкой и другой социалдемократии, рабочим России, которым не стоило даже мечтать об улучшении «хоть на копейку» своей участи без кровавых битв, жизнь могла дать только одну подсказку: беспощадные бои, и только они одни ведут к избавлению от отчаяния и голодной смерти.

Остальные страны Восточной Европы — Польша, Чехо­ словакия, Венгрия, Румыния, Болгария — под это правило не подпадают. Три первые во всяком случае. Они не про­ шли через революцию, коммунистическая, система навя­ зана им силой Советской Армии, Они не нуждались — тем более с применением коммунистической «методики» — в индустриальных преобразованиях, к тому же некоторые из них такие преобразования уже совершили. Революцию им насадили извне и сверху с помощью чужих штыков и силового аппарата, этими штыками поставленного. Комг мунистическое движение там было чаще всего слабым, за исключением наиболее развитой Чехословакии, где вплоть до советской интервенции во время войны и фев­ ральского переворота 1948 года немногим отличалось от соцдвижений левого и парламентского образца. Внутрен­ не слабый, коммунизм в этих странах и сутью, и обликом должен был соответствовать коммунизму в СССР. СССР

навязывал им свою систему, а местные коммунисты с восторгом принимали ее. И чем слабосильнее был каж­ дый из этих «локальных коммунизмов», тем скрупулезнее обязан он был подражать «старшему брату» — гёгемонистскому русскому коммунизму.

Относительно же крупный вес коммунизма в таких странах, как Франция и Италия, прошедших через про­ мышленную революцию, объясняется, кроме прочего,

трудной ситуацией, в которую они попали, стремясь не отстать от развитых государств и сталкиваясь при этом с социальными неурядицами. Но именно потому, что они прошли через демократизацию и индустриализацию и что коммунистическое движение в них значительно отличает­ ся от российского, югославского или китайского, у рево­ люции там не было и нет никаких реальных шансов на успех. И само руководство этих компартий, живя и борясь в условиях политической демократии, не было в состоя­ нии избавиться от парламентских «иллюзий», а, размыш­ ляя о революции, стоило вопросу о ней возникнуть, всегда больше полагалось на международное движение и по­ мощь СССР, нежели на собственные революционные си­ лы. Избиратели же находили эти партии выразительница­ ми своих чаяний, бед и обид, принимая их по наивности за поборниц еще более широкой и конкретной демократии.

Возникнув как идея при начале процесса становления передовой промышленности, современный коммунизм уходил со сцены либо постепенно угасал там, где процесс этот фактически завершался, а расцветал и в виде реаль­ ной практики усиливался там, где его только еще предсто­ яло осуществить.

Упомянутая историческая роль коммунизма в неразви­ тых странах предопределяла также характер совершав­ шихся коммунистических революций.

ХАРАКТЕР РЕВОЛЮЦИИ

1

Кто хоть немного знаком с историей стран, в которых произошли коммунистические революции, отметит нали­ чие там целого ряда партий, которые также не устраивало существовавшее положение вещей. Наиболее показатель­ на тут Россия, где партия, свершившая революцию, даже не была до той поры единственной революционной орга­ низацией.

чОднако лишь коммунистические партии не просто по­ революционному относились к существующим порядкам, но и являлись непоколебимыми, последовательными но­ сителями идеи индустриального переустройства. Практи­ чески это означало радикальное разрушение сложивших­

ся отношений собственности — преграды на пути к ука­ занной цели. В неприятии сложившихся отношений собст­ венности ни одна ни другая партия не шла столь далеко, ни одна не была до такой степени индустриальной, если можно так выразиться.

Между тем не столь ясно, почему эти партии по своей программе должны были быть социалистическими.

В условиях всесторонне отсталой царской России ка­ питалистическая частная собственность не только оказа­ лась неспособной провести быстрые индустриальные пре­ образования, но и стала им помехой. Ибо существовала она в стране с еще очень заметными остатками феодаль­ ных отношений и в мире, где монополии из развитых государств отнюдь не горели желанием легко выпустить из рук такой обширный сырьевой район и такой емкий рынок.

Сообразно своему историческому прошлому царская Россия должна была запоздать с промышленной револю­ цией. Россия — единственная в Европе держава, не ведав­ шая Реформации и Возрождения, не имевшая средневе­ ковых европейских городов. И именно такая — отсталая, полукрепостная, с абсолютистской монархией и бюрокра­ тическим централизмом, с бурно растущим в нескольких центрах пролетариатом — она оказалась буквально бро­ шенной в водоворот современного мирового капитали­ стического хозяйства, в сети финансовых интересов ги­ гантских банковских центров.

Ленин в работе «Империализм, как высшая стадия ка­ питализма» приводит данные о том, что три четверти достояния крупных российских банков контролировал иностранный капитал. Троцкий в «Истории русской рево­ люции» подчеркивает, что иностранцы держали в своих руках 40 процентов акций российской промышленности, причем по ведущим отраслям этот процент был еще боль­ шим. О Югославии доподлинно известно, что в важней­ ших отраслях ее хозяйства тоже доминировали иностран­ цы. Сами по себе данные примеры ничего бы не доказыва­ ли, если бы не факт, что иностранный капитал, сохраняя за этими странами исключительную роль источников сырья и дешевой рабочей силы, немалую мощь свою направлял на замедление их развития. Речь практически шла об узаконении их отсталости и даже национальном вырожде­ нии.

Таким образом, партия, взявшая на себя в этих странах

историческую миссию свершения революции, должна бы­ ла следовать антикапитализму во внутреннем и антиимпе­ риализму во внешнем аспекте своей политики.

Местный капитал был слишком слаб, являясь по боль­ шей части ставленником, приводным ремнем политики капитала внешнего. В промышленной революции был кровно заинтересован не капиталистический, а иной класс — пролетариат, появившийся в результате все боль­ шей пауперизации крестьянства. И если устранение вар­ варской эксплуатации было вопросом жизни и смерти для людей, ставших уже пролетариями, то тем, кому еще только предстояло в таковых превратиться, выходом пред­ ставлялась индустриализация. Чтобы выражать интересы первых и вторых одновременно, движению следовало иметь антикапиталистическую, то есть социалистическую по своим идеям, лозунгам и обещаниям направленность. Кроме того, революционная партия не могла всерьез по­ мышлять о промышленной революции без концентрации в своих руках всех внутренних ресурсов, и прежде все­ го принадлежащих местным капиталистам; которых мас­ сы давно ненавйдели за суровость эксплуатации, бесчело­ вечное обращение й собственное бесправие. Аналогичным должно было быть отношение революционной партии и к иностранному капиталу.

Другие партий не имели, да и не могли иметь подоб­ ной программы. Все они либо Тяготели к прошлому, к сохранению сложившихся захваченных стагнацией отно­ шений, либр, в лучшем случае, стремились к мирному и размеренному продвижению вперед. Партии антикапиталистического толка, эсеры в России например, звали к возвращению общества в идиллию примитивной деревен­ ской жизни. И социалисты, такие, как российские меньше­ вики, в конечном итоге не шли дальше насильственного разрушения препятствий свободному развитию капита­ лизма, считая, что только развитый капитализм даст воз­ можность потом перейти к социализму. Но проблема-то стояла по-иному: и возвращение назад и свободное капи­ талистическое развитие были для этих стран одинаково невозможны, неосуществимы.

Шансами на успех обладала лишь партия, выступавшая за антикапиталистическую революцию и быструю инду­ стриализацию. С очевидностью следует, что речь могла идти только о партии социалистической по своим принци­ пам. Будучи при этом вынужденной действовать в задан­

ных, сложившихся уже условиях — как в широком смысле, так и по линии рабочего или социалистического движе­ ния, — идейно такая партия в любом случае должна была опереться на учение, с одной стороны, лодчеркивавшее неотвратимость и прогрессивность индустриализации, а с другой — неминуемость революции. Такое учение сущест­ вовало, его нужно было лишь модифицировать. Таким учением был марксизм, притом революционная его сто­ рона. Опора на революционный марксизм, на европей­ ское социалистическое движение была для этой партии настолько же естественна, насколько позднее — с ходом революции и структурными переменами в развитых стра­ нах — неизбежным станет ее разрыв со все очевиднее встававшим на реформистский путь европейским социа­ лизмом. Для революции и быстрой индустриализации нужны были величайшие жертвоприношения, сверхжесто­ кое, за гранью всякого смысла, насилие, чем и диктова­ лась необходимость не просто обещать «царствие небес­ ное на земле», но и добиваться, чтобы люди этому повери­ ли. Двигаясь по общему правилу, по линии наименьшего сопротивления, отталкиваясь от принятых идейных марксистско-социалистических концепций, вершители ре­ волюции и индустриализации в угоду практике про эти концепции забывали, подменяли их противоположными, но так и не смогли избавиться от них полностью.

Победа коммунистов (большевиков) в России, по су­ ществу, никак не связана с большей или меньшей сте­ пенью научности их взглядов. Если за научность прини­ мается умение распознавать тенденции развития, направ­ ленного в сторону революции и индустриализации, тогда большевиков действительно следовало бы признать пар­ тией с исключительно научными взглядами. Но совершен­ но то же самое можно было бы сказать о любой другой партии, распознавшей тенденции развития.

Капитализм, капиталистические отношения являлись неизбежностью, такой же сообразной уровню достигнуто­ го формой, как всякая иная, посредством которой находи­ ли выражение имманентные потребности общества, его стремление к расширению и совершенствованию произ­ водства. В России капитализм препятствовал действию этого закона, тогда как в Великобритании первой полови­ ны XIX века тот же капитализм был его основным гаран­ том. Так что, если в Британии промышленник во имя достижения более высокого уровня производства должен

был уничтожить крестьянина, то в России ему самому, промышленнику (т.е. «буржую»), была уготована участь жертвы промышленной революции. При неодинаковых действующих лицах и формах проявления закон сохра­ нялся.

Социализм — в идеологии лозунг и обещание, вера и окрыленность, а в действительности — особая форма власти и собственности, призванная на данной ступени развития и в данных конкретных условиях облегчить и сделать возможной промышленную революцию, совер­ шенствование и расширение производства, — был также неизбежен.

2

Все прежние революции были результатом того, что в обществе, где возобладали новые экономические и иные отношения, старая политическая система мешала продви­ жению вперед.

Ни одна из таких революций не претендовала ни на что, кроме разрушения старых политических структур и расчистки путей для новых общественных сил и отноше­ ний, вызревших в чреве старого общества. В случаях же, когда революционеры (как якобинцы с Робеспьером и Сен-Жюстом во Французской революции) покушались и на нечто иное — на то, чтобы насильственными методами строить общественно-экономические отношения, их действия были обречены на провал, а сами они — на быстрое устранение.

Во всех прежних революциях принуждение и насилие проявлялись в основном как следствие, как инструмент в руках новых, преобладающих уже общественно-эконо­ мических сил и отношений; если с размахом революцион­ ных событий они переходили такие границы, то все равно в конце концов вынуждены были свестись в рамки реаль­ ности и допустимости. Террор и деспотизм могли играть здесь роль пусть и неизбежного, но исключительно вре­ менного явления.

По вышеназванным, а также по особым «индивидуаль­ ным», специфическим причинам все революции, соверша­ лись ли они «снизу», то есть при участии масс, как во Франции, либо «сверху», то есть действиями правительст­ ва, как при Бисмарке в Германии, обязательно в итоге