Лицо тоталитаризма

имели политическую демократию. Понятно почему: «глав­ ная работа» этих революций и заключалась в том, чтобы разрушить старую деспотическую политическую систему, то есть обеспечить возможность создания политичес­ ких отношений, адекватных созревшим экономическим и иным потребностям, свободному товарному произ­ водству.

Совсем по-другому обстоит дело с современными коммунистическими революциями.

Вызывались они отнюдь не тем, что переход к но­ вым — назовем их социалистическими — экономическим отношениям уже созрел, а капитализм «перезрел», но, напротив, тем, что капитализм не был развит, не был готов к промышленному переустройству страны.

Во Франции задолго до революции капитализм доми­ нировал в экономике, общественных отношениях и даже сознании большинства ^населения. О России, Китае или Югославии — в плане зрелости социализма — такого никак нельзя:сказать.

Да и сами вожди революции это осознавали. Ленин в разгар революционных событий, 7 марта 1918 года, кон­ статировал на экстренном VII съезде Российской компартии:

«... Одно из основных различий между буржуазной и социалистической революцией состоит в том, что для буржуазной революции, вырастающей из феодализма, в недрах старого строя постепенно создаются новые эконо­ мические организации, которые изменяют постепенно все стороны феодального общества... Выполняя эту задачу, всякая буржуазная революция выполняет все, что от нее требуется: она усиливает рост капитализма.

В совершенно ином положении революция социали­ стическая. Чем более отсталой является страна, которой пришлось, в силу зигзагов истории, начать социалистиче­ скую революцию, тем труднее для нее переход от старых капиталистических отношений к социалистическим...

Отличие социалистической революции от буржуазной состоит именно в том, что во втором случае есть гото­ вые формы капиталистических отношений, а советская власть — пролетарская — этих готовых отношений не получает, если не брать самых развитых форм капитализ­ ма, которые, в сущности, охватили небольшие верхушки промышленности и совсем мало еще затронули земле­ делие».

Я процитировал Ленина, а мог бы обратиться к любому из вождей коммунистических революций да и многочи­ сленным еще писателям, подтверждавшим, очевидное: «готовых отношений» для нового общества не существова­ ло. Некто, в данном случае — «советская власть», должен был такие отношения только еще построить.

И вообще, к чему бы все эти бесконечные уговоры, разговоры и остальные усилия по поводу «строительства социализма», на которые пребывающие у власти комму­ нисты, где бы ни находились; тратят львиную долю своего времени и энергии, коль новые — назовем их социалисти­ ческими — отношения действительно созрели в стране победившей коммунистической революции?

Рассуждая так, мы приходим к одному — позднее выяснится, лишь кажущемуся — противоречию: если не созрели еще условия для нового общества, то зачем тогда революция? Каким образом она в принципе стала возмо­ жной? Как смогла удержаться вопреки тому, что новые общественные отношения не были подготовлены внутри старых?:

До той поры ни одна революция, ни одна партия не ставили перед собой такой задачи, как строительство об­ щественных отношений, то есть нового общества; В коммунистических революциях именно это является их пред­ посылкой:

Коммунистические вожди, хотя в законах, управляю­ щих, общественным развитием, они разбираются не лучше других, обнаружили, что в стране; где их революция воз­ можна, возможна и индустриализация, то есть изменение общества, постольку поскольку согласующееся с их идей­ ными гипотезами.; Практика — успех революции в «не­ созревших условиях»— дала тому, по их мнению, лиш­ нее доказательство. «Социалистическое строительство» также. И если даже отбросить предположение, что их иллюзии относительно знания законов общественного развития могли разрастись, остается факт, что они были в состоянии, так сказать, спроектировать новое общество и начать его строительство, видоизменяя и опуская отдель­ ные положения своих схем, но все же в целом придержи­ ваясь их.

Индустриализация, неизбежная, законная потребность общества, соединилась в странах коммунистических ре­ волюций со способом ее осущес+вления по-коммунис­ тически.

Но ни первое ни второе, протекая одновременно и бок о бок, не могли реализоваться «уже завтра» — требовался длительный отрезок времени. После революции кто-то должен был взять на себя проведение индустриализации. На Западе это были в основном экономические силы, освобожденные от политических оков, — капитализм. По­ добные силы в странах коммунистических революций от­ сутствовали, их миссия легла на плечи самих органов революции — новой власти, революционной партии.

В прежних революциях революционное принуждение и насилие сразу после слома старых порядков становились помехой экономике. При революциях коммунистических они являлись необходимым условием развития и даже прогресса революционного действа. Только как неизбе­ жное зло и орудие в революции воспринималось револю­ ционерами прошлого принуждение и насилие. Коммуни­ сты же их возвысили до уровня культа и конечной цели. В прошлом новое общество — классы и силы, его составля­ ющие, — существовало уже и до начала революционных событий. Коммунистическим революциям впервые только еще предстояло создавать новое общество и его силы.

И так же, как там, на Западе, после всех «блужданий» и «отклонений» революции с неизбежностью должны были увенчаться демократией, здесь, на Востоке, они должны были закончиться деспотизмом. Для постреволюцйонного Запада методы террора и насилия, революционеры и революционные партии стали излишними, вызывающими сарказм и просто мешающими. Восток смотрел на это с чисто противоположных позиций.

Если на Западе сопутствующий революции деспотизм был явлением в любом, случае преходящим, то на Востоке ему суждено было жить и жить. И не только из-за невоз­ можности мгновенных промышленных преобразований, но и, как мы увидим в дальнейшем, еще очень долго после них.

з

Между коммунистическими и теми, прошлыми, рево­ люциями кроме указанного существует также ряд других весьма важных различий.

И прежние революции, хотя бы и созревшие в эконо­ мике и общественном сознании, не могли произойти без

определенного особого стечения обстоятельств. Наука уже главным образом открыла, какие общие условия тре­ буются, чтобы революция вспыхнула и победила. Но необ­ ходимо подчеркнуть, что, наряду с общими, каждой рево­ люции присущи еще и индивидуальные черты, без учета и без подчинения себе которых она столь же невозможна.

Причем для революций прошлого, по крайней мере для крупнейших из них, в качестве побудительного усло­ вия не обязательно требовалась война, точйее слом нации, прежнего господствующего организма. Для коммунисти­ ческих же революций это являлось коренным условием, гарантирующим победу. Данный вывод справедлив даже в случае Китая: революция там хоть и началась еще до японского нашествия, но растянулась на целое десятиле­ тие, а размаха достигла и пришла в итоге к победе только под конец войны. Революция 1936 года в Испании, имев­ шая возможность стать исключением, и в чисто коммуни­ стическую не успела перерасти, и победы конечной не добилась.

Причину, почему коммунистической революции была необходима война, предварительный распад государст­ венной машины, надо также искать, как подчеркивалось выше, в ее общественно-экономической незрелости. Для того чтобы малочисленная, пусть и хорошо организован­ ная и дисциплинированная группа могла взять в свои руки власть, необходим был редчайший по глубине развал всей прежней системы, а особенно госаппарата, наступающий в войне. Добавим — в войне, бывшими властными структу­ рами и государственной системой проигранной.

Так, в период Октябрьской революции РСДРП распо­ лагала примерно 200 тысячами членов. Югославские ком­ мунисты, когда начинали в 1941 году восстание, имели в своих рядах около 10 тысяч человек. Понятно, что для завоевания власти нужна также активная поддержка опре­ деленной части народа, но в любом случае партия, про­ водящая революцию и берущая власть, малочисленна, поскольку рассчитывать она тут в силах единственно на сверхблагоприятные обстоятельства.

Впрочем, такая партия до того, пока не обоснуется у власти, и не может быть многочисленной.

Целиком разрушить один общественный порядок и создать другой, новый, когда для этого не созрели еще ни экономика, ни сознание общества, есть задача столь гран­ диозная и выглядит она столь нереально, что привлечь на

свою сторону способна только очень немногих людей, да и то лишь тех, кто фанатично верит в возможность ее осуществления.

Особые обстоятельства и особая партия — коренные признаки коммунистических революций.

Любая революция, как и любая война, требует полной централизации сил. По словам Матьеза, Французская ре­ волюция была первой, в которой «все ресурсы воюющего народа собраны в руках правительства: люди, продо­ вольствие, вещи». То же, но в гораздо большей степени, должно сопутствовать коммунистической — «незре­ лой» — революции: в руки партии попадают не только материальные, но и духовные ценности, сама она тоже политически и организационно централизуется до край­ них пределов. Единственно коммунистические партии — политически консолидированные, тесно сплоченные во­ круг центра, свободные от идеологической разноголоси­ цы — способны осуществить революцию.

Централизация всех сил и средств вкупе с достигнутым определенным уровнем политического единения револю­ ционных партий — предпосылка успеха каждой револю­ ции — при коммунистической тем более значима потому еще, что изначально исключает любую иную самостоя­ тельную политическую группу или партию в качестве союз­ ника компартии, одновременно требуя от самих коммуни­ стов полного единомыслия как во взглядах на политиче­ скую тактику и стратегию, так и в философских и даже моральных воззрениях. Тот факт, что левые эсеры участ­ вовали в Октябрьской, а отдельные люди и группы из других партий в китайской и югославской революциях, не только не опровергает, но и подтверждает вышесказанное: такие группы были лишь подручными коммунистов, при­ чем до определенной стадии борьбы, после чего их ждал разгон, самороспуск, забвение. Стоило левым эсерам вы­ ступить самостоятельно, большевики тут же разо­ гнали их, некоммунистические же группы в Югославии и Китае, поддержавшие революцию, де-факто сами заранее отказались от любой политической деятельности.

Между тем прежние революции не являлись «привиле­ гией» какой-либо одной-единственной группировки. В пылу революционных событий отдельные группы вытес­ няли либо уничтожали друг друга, но в целом революция не была делом только одной из них и не могла завершить­ ся установлением ее долговременного господства. Яко­

бинцы во Французской революции оказались способными лишь в течение краткого периода удерживать свою дикта­ туру. Диктатура Наполеона, вышедшая из революции, означала одновременно и ее закат — начало владычества крупной буржуазии. Если в прежних революциях одна партия играла превалирующую роль, то другие от своей самостоятельности не отрекались, а коль и бывали запре­ щаемы или разгоняемы, то длиться долго это не могло, так же как их никто не мог уничтожить. Такое стало возможным только в современных коммунистических ре­ волюциях и после них. Даже Парижская коммуна, кото­ рую коммунисты считают предтечей своей революции и своего государства, была по сути революцией многопар­ тийной.

Если какой-то из партий на том или ином этапе рево­ люции выпадала ведущая либо даже исключительная роль, ни одна из них тем не менее не была настолько идеологически и организационно централизована, как партия коммунистов. Ни от пуритан в Англии, ни от яко­ бинцев во Франции не требовалось обязательное фило­ софское и идеологическое единомыслие, даже несмотря на то что первые принадлежали к религиозной секте. С организационной точки зрения якобинцы являлись феде­ рацией клубов, а пуритане и того не имели. Только совре­ менные коммунистические революции сделали законом идеологическую и организационную монолитность партии.

Неоспоримо, во всяком случае, одно: при всех прежних революциях с завершением гражданской войны и внеш­ ней интервенции потребность в революционных методах и партиях отпадала, последние могли быть упразднены. По­ сле коммунистической революции коммунисты, напротив, продолжают прибегать к революционным методам и формам, а их партия только тогда и становится в наивыс­ шей степени централизованной и идеологически исключи­ тельной.

Ленин в процессе революции настоятельно это подчер­ кивал (в «Тезисах ко II конгрессу Коммунистического Интернационала», в разделе «Условия приема в Коммуни­ стический Интернационал»):

«В нынешнюю эпоху обостренной гражданской войны коммунистическая партия сможет выполнить свой долг лишь в том случае, если она будет организована наиболее централистским образом, если в ней будет господствовать железная дисциплина, граничащая с дисциплиной воен­

ливаются. Усиление господствующей «предписанной» идеологии — марксизма-ленинизма — становится для правящей партии тенденцией даже в тех случаях, когда она вынуждена или вольна «ослабить гайки».

Стоило иссякнуть революционному террору, как вни­ мание прежних революций, особенно так называемых буржуазных, в значительной степени переключалось на проблему утверждения индивидуальных свобод. Даже ре­ волюционеры считали делом огромной значимости обе­ спечение гражданских правовых гарантий. Независимость суда также всегда относилась к итоговым завоеваниям этих революций. Коммунистический режим в СССР, как, впрочем, аналогичный режим в любой другой стране, и после сорока лет своего существования далек от чего-то подобного.

Если к конечным результатам прежних революций мо­ жно отнести и то, что они поднимали на более высокую ступень правовую защищенность и права граждан, то о коммунистической революции такого не скажешь.

Имеется, наконец, еще одно крупное различие между революциями прежними несовременными коммунистиче­ скими.

Все прежние, особенно крупные революции, возникали в процессе борьбы трудовых слоев, но их завоевания доставались другому классу, под чьим духовным, а часто и организационным руководством они совершались. Пло­ дами борьбы крестьян и санкюлотов во Франции восполь­ зовалась главным образом буржуазия, интересы которой, собственно, и выражала революция. В коммунистической революции также участвуют народные массы. И в этом случае плоды революции достаются не им, а — бюрокра­ тии. Но бюрократия тут есть не что иное, как партия, революцию свершившая. В коммунистических революци­ ях движения, их осуществляющие, не исчезают. И комму­ нистические революции «пожирают собственных де­ тей», — но не всех.

Правда, стоит коммунистической революции закон­ читься, как неминуемо наступает этап жестокого, полного вероломства сведения счетов между течениями и фракци­ ями, имеющими разные мнения о пути, которым следует двигаться дальше. Взаимные нападки всегда вертятся в круге догматического доказывания, кто «объективно» ли­ бо «субъективно» больший контрреволюционер и агент внутренних врагов или «мирового капитала». Вне зависи­

мости от того, каким путем разрешаются эти споры, побе­ ду в итоге всегда празднует течение, являющееся наибо­ лее последовательным и решительным поборником инду­ стриализации на коммунистических началах, то есть на основе тотального подчинения производства монополии партии, органов государства. Пожирая собственных детей, коммунистическая революция не трогает всех подряд, тем более ни в коем случае тех, кто важен, кто необходим для будущего — для индустриализации. Уничтожаются обыч­ но революционеры, воспринявшие идеи и лозунги рево­ люции буквально, наивно верящие в возможность их осу­ ществления. Побеждает течение, усматривающее перво­ степенный'смысл революции в укреплении власти — ин­ струмента будущего индустриального переустройства, ко­ торое, ясное дело, должно вестись на определенной социально-политической — коммунистической — основе.

При коммунистической революции впервые часть ее участников, представители одного — правящего — тече­ ния, переживает и революцию, и бывших своих соратни­ ков. В прежних революциях именно эти течения неминуе­ мо гибли..Коммунистическая революция — первая, совер­ шаемая «в пользу» революционеров, одной их части. Они и собирающаяся вокруг них бюрократия пожинают плоды революции. Что и дает повод им, как и широким слоям, в течение продолжительного времени сохранять иллюзию уникальности революции, сохранившей верность себе, во­ площающей лозунги, начертанные на ее боевых стягах. Разве не те же самые личности или большая часть их, с теми же или немного переиначенными идеями и лозунга­ ми по-прежнему стоят во главе партии, до революции выкованной, и во главе власти, в революции добытой?

4

Иллюзии, которые коммунистическая революция со­ здает по поводу своих истинных целей и возможностей, были бы не сильнее и не живучее рожденных прежними революциями, не открой она особого, нового способа разрешения отношений собственности, другими слова­ ми, — не стань ее итогом совершенно новая форма собст­ венности. Все прежние революции также приводили к большим или меньшим сдвигам в отношениях собствен­ ности. Но там одна форма частной собственности вытес­

няла другую. Здесь совершенно по-иному: сдвиг радика­ лен и фундаментален, частную собственность вытесняет нечто доселе невиданное — собственность коллективная.

Еще в самом процессе коммунистической революции уничтожается крупная помещичья и капиталистическая частная собственность, то есть та, где использовался наемный труд. Это сразу создает уверенность, что обеща­ ния революционеров о царстве равенства и справедливо­ сти не пустые слова. Партия, государственная власть под ее контролем одновременно предпринимают крупные ша­ ги в сторону индустриализации, чем также укрепляют веру людей: час бедняцкого освобождения пробил. Что скры­ вать, деспотизм и насилие налицо. Но почему бы им не быть явлением временным, длящимся, пока сопротивля­ ются экспроприированные хозяева и «разная контра», пока не закончено еще промышленное переустройство?

Между тем как раз в индустриализации происходят некоторые изменения. Индустриализация в отдельной от­ сталой стране, да еще без поддержки, а даже наоборот, — при сопротивлении из-за рубежа, требует концентрации всех материальных ресурсов. Национализация капитали­ стической и крупной помещичьей собственности есть пер­ вый этап концентрации имущества в руках новой власти.

Но этим дело не кончается. Да и не может кончиться. Вновь образованная собственность, которую коммуни­ сты называют обычно общественной, социалистической, а реже — государственной, приходит в неминуемое проти­ воречие с другими формами собственности. При инду­ стриализации, основной груз которой новая собствен­ ность должна выносить на себе, конфликт с другими формами собственности обостряется. Силовыми метода­ ми нововведение распространяется там, где наемный труд либо вообще не используется, либо не играет определяю­ щей роли — захватывается собственность ремесленников, рабочих, мелких торговцев, крестьян. Безудержная экс­ проприация мелких хозяев, как правило, ничего общего не имеет с действительной экономической необходимостью, то есть возможностью изменением формы собственности

достичь более эффективного производства.

Теперь, когда идет индустриализация, собственность отнимается у тех слоев, которые не были враждебны рево­ люции, даже помогали ей. Государство становится фор­ мальным владельцем еще и этой собственности, управ­ ляет и распоряжается ею. Частная собственность исчезла