Пережитое земля и жизнь историко-социологический очерк

Однако никакое пьянство скрыть невозможно, а нарком Дзержинский умел порядок наводить. Могло кончиться для братьев и пулей.

Засуха 1921 года в Поволжье «своим крылом» накрыла юг Удмуртии. До серьезного голода в Уленвае не дошло. Хлеба выгорели, но выручала картошка. Наученные частыми недородами крестьяне использовали все, что могло заменить хлеб. Это прежде всего лебеда. Кроме того, в неурожайные годы режется скот, и мясо неплохое подкрепление рациона в питании. Работавшие на железной дороге снабжались хлебом. Молодежь окрестных сел шла на «железку».

Сестры – мама с Саней – тоже работали. Грузили дрова

ввагоны. Дневная норма была – вагон на четыре человека. Вагоны были тогда двухосные. Справлялись. Группировались девушки с парнями. Дрова нужно было на себе поднести к вагону иногда за 200–300 метров. Участок железной дороги почти от Петухова и до Агрыза пролегал через девственные леса. Готовили лесоматериалы, в том числе дровянные, рядом с дорогой. Подвозки к путям не осуществлялись. Выручала даровая сила, молодежь. Жили такие сезонники на станции Агрыз в вагонахтеплушках. Утром их везли в лесосеки километров за 25–30

всторону Казани, т.е. почти рядом с Уленваем. Вечером подходил паровоз, собирал загруженные вагоны и грузчиков. За загрузку вагона платили каравайчиками черного хлеба. Мама показывала на руках величину такого каравая. По-моему, весил он не более 500–600 граммов.

Весь хлеб, полученный таким путем, старались не съедать. За три-четыре дня (тогда существовали пятидневные недели: четыре рабочих, пятый – выходной) у двух сестер оказывались скопленными четыре–шесть караваев. Их несли домой для остальных членов семьи. А из дома брали с собой побольше мяса и картошки. Отец, ухаживавший тогда за мамой, ездил с кем-либо из братьев за мукой в Сарапул. Возвращаясь, останавливался на ночь в Агрызе. Весь вагон тогда ел свежеиспеченные лепешки. Кончилось все это в начале

131

elib.pstu.ru

1922 года сватовством и свадьбой. Свадьбу сыграли в основном «на картофельном» застолье. В качестве приданного маме выдали пчелосемью и гуся с гусыней (у нас произносили не «гусыня», а «гусиха»). А отцу в качестве свадебного подарка купили овчинный полушубок, крытый серым солдатским сукном. При поездке в мороз полушубок с тулупом надежно защищал от холода, хотя и был тяжел.

Вечером 3 февраля 1923 года появился на свет я. Мама оказалась в необычных условиях. Во-первых, дедушка Семен был глуховат. Поэтому в семье разговаривали громко. В корниловой семье говорили нормально. Однако мама, несмотря на то, что обладла до старости отличным слухом, не все понимала. Потребовалось время, пока ее слух адаптировался. Свекры же, наверно, полагали: невестка у нас с браком, говорит громко и слышит плоховато.

Во-вторых, отец по-прежнему работал на железной дороге. Дома появлялся на выходные и праздники. Золовка Маня была больна более семи лет. Участия в работе по хозяйству не могла принимать. Свекровь, как это водилось со времен Домостроя, почти всю женскую работу по хозяйству свалила на невестку. Свекр Корнил жалел маму – часть женской работы брал на себя. К тому же скоро мама забеременела мною, а основным работником по дому оказалась она. При встрече со своей матерью Надеждой она рассказала о жизни в новой семье, та всполошилась, приходила к свекрови и высказала претензии. Положение-то каково? Беспощадно заставлять делать все по дому: и уход за скотом, и дом, и поле – все на ней. Чем у них кончился разговор? Свекровь стала лишь меньше «прокатываться» на снохе.

Рождение мое состоялось при необычных условиях. Готовились к свадьбе: женился Алексей Абрамович. 3 февраля 1923 года, мое рождение, приходилось на пятницу; а в воскресенье – свадьба. Маму семейство обязало гнать кумышку. Самогонный аппарат был где-то у пруда с западной околицы в кустах. Во второй половине дня она почувствовала приближение родов. Роды первые. Сама по себе с ними никак не знакома. Дни

132

elib.pstu.ru

короткие, вот-вот должен появиться свекр. Его нет, бросить хозяйство нельзя, поблизости – тоже нет никого. Свекр появился лишь в сумерки. Видя такое положение, тотчас отправил ее домой, доваривал сам кумышку.

Пока мама шла, пролились воды. Мороз. Когда явилась домой, уже показались ножки. Бабушка и Маня всполошились. Маня побежала к Федосеихе, бабке-повитухе. Видимо, проговорилась ей о ножках. Та, поняв, что роды ненормальные, отказалась принимать. Пошла бабушка, кое-как уговорила, но повитуха, осмотрев роженицу, отказывалась принимать роды. Время идет, началось изгнание плода. Общими силами помогали, требуя: «Еще чуть-чуть поднатужься, милая». Где-то часов около одиннадцати плод извлекли. Живой, но очень маленький. Взвешивать, конечно, не взвешивали, но, как показывала мама, длина была около 30 см, у нормальных детей – 50 см.

Срочно истопили баню. Маму с Федосеихой увели. Потом Федосеиха шутила: на две ноги положить, чтобы помыть, – короток, на одну – падает. Если бы плод был нормальным, то при таком положении роды могли кончиться не только смертью пишущего эти строки, но и роженицы.

На следующий день дед Семен поехал за отцом. Иван перепугался: думал с Пашей плохо! Дед успокоил и порадовал – мальчик! На другой лошади Яков Абрамыч, тетка Саня – сестра мамы и дед Корнил повезли меня в Русский Пычас крестить. Уж очень ненадежен, не оказалась бы некрещеная душа вне рая!

Во второй половине дня меня привезли крещеного. Крестный отец – Яша, крестная мать – Саня. Я их потом звал крестным и крестной. Вскоре приехали дед Семен с отцом. Мама лежала со мной на печи. Отец взял мое тельце на приподнятую вытянутую ладонь правой руки, и я первый раз пустил струю. Моча по руке скользнула до локтя. Все засмеялись, и всем это запомнилось. Не связывали, видимо, ни с каким предзнаменованием. К тому времени собрали стол. Благо, что кумышка уже была наварена. Осталось ли ее к свадьбе, не знаю, но тетка Маня ворчала, сидя на печи с мамойимладенцемрядом: «Сожрут все!»

133

elib.pstu.ru

Кумышка подействовала. Дед Корнил пустился в пляс, с ним – бабушка Аксинья. Топилась железная печурка. Подол широкого бабушкиного сарафана загорелся. Так было отмечено мое появление. Имя мне нарекли Иван, чем мама огорчилась: она хотела Аркадий.

Весной 1924 года сын Александра Викторовича Машковцева – Яков, работавший на железной дороге, уехал из Уленвая, став железнодорожником. То же самое решил было и отец. Мама была свидетелем их разговора с дедом Корнилом. Дед твердо сказал: «Нет, Иван, ты никуда не поедешь. На кого ты хочешь нас оставить?».

Отец весной 1924 года рассчитался с железной дорогой, занялся сельским хозяйством. В 1924 году умерла тетка Маня. В общей сложности она болела девять лет: с 16 до 26. Она много нянчилась со мной, помогала маме, бабушке. Очень, говорила мама, любила меня, племянника. В августе 1924 года родилась сестренка Тоня, весной1926 года– Коля, в мае1928 года – сестренкаЛина.

Нэп. Новые хозяйственные отношения в деревне. На уленвайцах они мало отразились. Земли не прибыло. Советская власть не донимала, но определенные изменения произошли: прежде всего – расслоение крестьянства.

Поликарповичи, как первопоселенцы, получили определенные выгоды. Мужики они были здоровьем не обиженные. Деда Абрама я помню по 1946 году. Это тогда был еще жилистый, довольно рослый старик. Жена его Наталья – бабка невысокого роста, живая, говорливая. И брат Абрама Корнил, вероятно, был такой же стати. И бабушка Аксинья, когда я уходил в 1941 году в армию, тоже была крепкая старуха, высокая ростом. Семьи у того и другого брата росли, старшие внуки стали помогать по хозяйству. Оно крепло. Однако встал вопрос о разделе. Снохи, как обычно, не уживались. Наталья обижала Аксинью, укоряла: «Много рожаешь!»

К расселению готовились. Корнилу выстроили дом. Здесь у меня возникает сомнение. Мама говорит, что отец прожил в своем доме 20 лет. Следовательно, раздел состоялся в 1909 го-

134

elib.pstu.ru

ду. Теперь я имею представление о внешнем виде деревянного строения в зависимости от его возраста. Наш дом в середине 30-х годов выглядел старше 25 лет, хотя и был прочным. Из этого можно прийти к выводу: дом не строен, а куплен. Куплен на этом же месте или привезен уже будучи эксплуатируемым. Более ветхий вид имел маленький хлев, чуть лучше – амбар, погреб. Сарай был строен не очень давно, он выглядел новее. Кроме того, маловероятно, что дом строился на пустыре и в зарослях. Место престижное. Дом Ивана Федотовича Машковцева5 был явно старше, но главное – на меже в прогале между нашей одворицей и домом Ивана Федотовича стояли три или четыре березы, на одной линии

– явно посажены вручную. Старые, раскидистые березы росли рядом со стенами амбара, погреба и навеса между ними. Их длинные ветви-плети касались крыш. Кто их высадил до Корнила? Может, Машковцевы, а может, и первый поселенец, которого сменил Корнил. Словом, вопросов больше, чем ответов. И едва ли теперь можно найти на них ответ.

Что выделили Корнилу на будущую жизнь с семьей, сейчас не узнать, но, очевидно, более-менее хозяйство поделили пополам. Бабушка маме рассказывала, что при разделе командовала Наталья. Казалось, поделили все. При разделе бабушка понесла последнее – шерсть в лукошке, но Абрамиха догнала, шерсть выкинула, лукошко унесла себе.

У Корнила подросли девки – хорошие помощницы. Кроме того, у него был надел земли на три души, правда, непонятно, почему? Души считались только мужские; мужик же был лишь он да народившийся сын Иван. Такой надел считался хорошим. Тем более двух девок Корнил благополучно сбыл с рук – выдал замуж. У Абрама подросли сыновья и дочь. Сыновья не наследовали отцовской комплекции, но не были и низкими, как их мать – Наталья. Старший сын Яков, мой крестный, женился. Жена его Марья оказалась трудолюбивой женщиной. Детей у них было двое: сын Саня и дочь Тина.

5 Первая всеобщая перепись. 5 июня 1895 года. № 183 (см. прил. 1).

135

elib.pstu.ru

Абрам вышел в деревне мужиком более богатым. У Корнила тоже был достаток; уведенный продотрядами жеребец несильно отразился на его состоянии. Во время нэпа Яша приобрел патент на торговлю галантерейными товарами. Торговал, видимо, неплохо. Даже оставил работу на железной дороге.

Пчелы, полученные мамой в приданное, хорошо повелись. Отец освоил изготовление ульев и другого пчеловодческого инвентаря. Увеличивалось поголовье скота. Благо, животноводческие постройки позволяли содержать подрастающее поголовье. Летом кобылица Манька ожеребилась. Сказал об этом кто-то. Отец перенес жеребенка через реку на руках, так как она жеребилась где-то на правом берегу Уленвайки. Этот жеребенок сыграл потом существенную роль в судьбе моего отца.

Летом 1926 года жали рожь, в эту пору умер дед Корнил. Он болел, что-то почувствовал: дня за два-три, пожаловался на боль в боку. Обнаружили мертвым – спускался с печи по лестнице. С позиций современной медицины у меня сложилось мнение о его состоянии и заболевании. Считается, что аденома простаты – болезнь, вызывающая задержку мочи, встречается у каждого четвертого-пятого мужчины. Развивается она медленно. У меня, например, развивалась примерно шесть–семь лет. Осенью меня оперировали: аденому удалили. Эта операция сейчас хорошо освоена хирургами. А тогда? Что наши деды не болели этой болезнью? Бабушке дед мог признаться, но свом детям, моим отцу и маме, едва ли. Испытывая сильнейшие боли в низу живота от раздутого мочевого пузыря, показывал боль якобы в боку.

Все, казалось бы, шло в хозяйстве неплохо. Но… это проклятое но! Сказалась сорочинская кумышка, которую отец начал принимать с семнадцати лет. У Абрамовых часто стали выпивать. Отец иногда стал входить в гнев, проявляя жестокие черты характера. Дедушка и бабушка пьяного его боялись и пьяному не перечили. Боялась его пьяного и мама. Однажды он ввалился в избу с кнутом и что-то грозно говорил. В гостях вел себя неплохо, но проявлял мстительность. Так, однажды зимой в один из праздни-

136

elib.pstu.ru

ков подсел к маме и шепнул: спустил, дескать, с крыльца пьяного Андрияна на лед головой. Мол, может, уже и подох, никто об этом и неузнает. Чем-то ему Андрияннеугодил.

Был еще случай. Вероятно, еще летом 1923 года… Отец с мамой откуда-то возвращались. Может, из церкви. Ехали в тарантасе, видят: у караулки толпа, а среди дороги стоит какаято посудина и тут же готовая к скандалу Сорочиха. Отец в сердцах выругался. Подъехал спокойно. Мужики – к нему с вопросом: «Ты украл масло у Сорочихи?» Оказалось, она обнаружила пропажу накануне. Подозрение пало на отца и другого парняуленвайца, работавшего с отцом и жившего на Сорочинской казарме, на Петра, сына Павла Федорова. Отец ни в какую не признается. Сорочиха с кем-то в отсутствие отца учинила обыск. Кинулись в баню. Баня стояла на нижней одворице, почти рядом с караулкой. Масло оказалось там. Мужики хотели подвергнуть отца пыткам. Клячем. Подозреваемого кладут на землю вниз лицом, руки связывают за спиной. Затем колом, введенным между спиной и связанными руками, выворачивают руки. Испытание – та же дыба, только испытуемый не висит, а лежит. Неизвестно, что помешало пыткам. Сорочиха масло забрала и принародно объявила: «Ворам несдобровать!» Действительно, через несколько лет умерли и Петр, и отец. Маме отец не признался, что это его работа или что он соучастник преступления. Вполне возможно, кража – дело рук Петра, но спрятал он масло не у себя дома, а в одворице отца. Отец выругался при виде посуды, потому что посудину-то он хорошо знал, когда бывал у Сорочихи. Его реакция – скорее, ожидание неприятности и удивления. Он был озадачен: как посудина здесь оказалась?

К 1928 году жеребенок подрос. Отец его продал. Куда девать деньги? Конечно, можно было использовать на обновы. Однако нэп продиктовал свои условия, а с этим и нравы. Яков Абрамович посоветовал на вырученные деньги начать торговать. Отец с помощью Якова, который уже имел к тому времени опыт, в Ижевске приобрел патент на право торговли бакалейными товарами. Как развернулось «предпринимательство», что

137

elib.pstu.ru

потом отец делал и каковы были его успехи в торговле, мама не знает. На мои нынешние вопросы могла только рассказать, что он ездил один или с Яшей в Ижевск по торговым делам, иногда брал ее с собой. В Ижевске покупал сушки (так называли крендели), конфеты, пряники, семечки. Видимо, существовало ка- кое-то оптовое предприятие, вероятно, государственное. На дому торговал. Весов даже не было. Безменом пользовались. По фунту-другому все это перед праздниками расходилось. Если учесть, что церковных праздников было не так много, то торговля шла ни шатко, ни валко. По соседним деревням он не ездил. Да и когда было разъезжать: свое хозяйство держало. На одной маме, к тому же с детьми далеко не «уедешь». Работников не имели.

Зимой 1928 года у зятя Петрована в Нылге женился сын, пасынок тети Сани. Свадьба была неплохой. В пьяном виде мужики вздумали поливать друг друга колодезной водой. Погода стояла холодная. Отец заболел. По тому, как все потом происходило, по рассказам мамы, я, как врач, могу предположить, что у отца, видимо, начался плеврит. Возможно, выпотной. Малина, бани и компрессы острое течение болезни сбили; болезнь приняла хронический характер. Кто-то научил отца натереть спину и грудь скипидаром. Скипидарные мази применялись тогда широко, но местный эскулап посоветовал скипидар смешать с керосином. Мама натерла отцу только спину. Представляю, что творилось тогда! Мама же со смехом и горечью рассказывала. Отец заматерился. Оба голые: из бани не выскочишь. Прошло немало времени, пока «лекарство» смыли и жжение прекратилось. Не исключено: вместо пользы получился вред.

Потом отец, конечно, обращался в Норью к врачу, к фельдшерам и врачам в Ижевске. Не с пустыми руками. Подарки – мед, мясо и другое. О торговле пришлось забыть. Да и срок действия патента, вероятно, истек: государство на длительные сроки не давало, сохраняло контроль.

К весне отец стал выздоравливать. По хозяйству помогал мало; вся тяжесть легла на маму. Бабушка сосредоточилась на

138

elib.pstu.ru

нас, детях. Пришел к отцу двоюродный брат Павел Абрамович. Он перекрывал крышу на своем доме новым тесом, так как стал хозяином своего гнезда.

Дядя Паша, так я звал своего двоюродного дядю, был младший. Дед Абрам против его воли отдал его в дом за одну из осиротевших сестер – Любу. Выше ужеупоминалось об этих сестрах. Их отец Степан вернулся с германской войны тяжело раненым, болел и где-то в начале 20-х годов умер. Его жена Мария – сестра бабушки Надежды – осталась с тремя детьми: старшей Любой, Александрой и Татьяной. Где-то весной в 1923 году готовились к свадьбе. Мамина сестра Саня, моя крестная, выходила замуж за Есташу (Евстафия Михайловича Трубицина). Мария завела к свадьбе пиво. И в холодном виде попробовала. Схватила острое воспаление легких и в полном сознании умерла. Дочь Люба, уже взрослая девочка, вспоминала, что мать в сильном жару попросила пить. Та поднесла ей ковш с водой, и мать, принимая воду, говорила ей: «Хоть бы пожить еще пять минут». Вместо гуляния на Саниной свадьбе Марияоказаласьв гробу.

Павел был влюблен в дочь Ивана Максимовича Черемных – Зою. Та в нем души не чаяла: дядя Паша был красивый мужчина! Тетя Тина, тогда еще девочка, служила почтальоном между ними. Иван Максимович насильно выдал Зою в Петропавлово за Маратканова. Когда Зое было объявлено об этом, она очень удивилась, много плакала. Но советская власть еще не успела искоренить этот обычай. Ксчастью, жизньу Зоисложилась благополучно.

Люба Степанова же была влюблена в Леню Никитина, который когда-то приходил сватать мою маму. Тетя Тина тогда пряла у Любы и секрет этот знала, о чем поведала в последствие мне. Почему Леня упустил Любу? Не объясню. Хозяйство, оставшееся от Степана Ивановича Дубовцева, не распалось, и дед Абрам воспользовался случаем.

Дядя Паша упросил моего отца: приди, мол, помоги. Физически делать ничего не будешь, лишь наблюдай с земли за правильностью работы. Отец согласился, и пребывания на свежем воздухе оказалось достаточно, чтобы болезнь обострилась. Ви-

139

elib.pstu.ru

димо, плеврит, приняв хроническую форму, перекинулся с бронхов на легкие. Чахотка – так стали тогда диагностировать болезнь. Поскольку с чахоткой связывали туберкулез легких,

всемье приняли меры по нераспространению болезни на детей, маму и бабушку. Насколько это удавалось, затрудняюсь утверждать. Едва ли мы сохранились бы, если у отца действительно был туберкулез. Началось кровохарканье, перешедшее в харканье гноевидными выделениями. Чашка-плевательница в общей комнате, мы, дети, рядом. Посуда для него была особая, но бабушка доедала из нее, а потом кормила нас. А сестрице Лине

влюльке совала соски, о которых я уже писал.

Тяжесть ведения единоличного хозяйства легла на плечи моей 27-летней мамы. В летних сельхозработах отец уже не принимал участия ни в 1928-м, ни в 1929 году. Однако двоюродные братья Абрамовичи, особенно Яша, и дед Семен оказывали кое-какую помощь. Хозяйство за эти годы не расцвело, но

ине порушилось.

Ктому времени воздействие нэпа на уленвайцев сказалось в той же мере, в какой на все сельское хозяйство СССР. Острее

обозначилось имущественное расслоение. Уже говорилось о преимуществах Абрама и его семьи. Они усиленно занимались скотоводством. Двое мужчин – Абрам и внук, сын его Яши, две женщины, не обремененные детьми, целыми днями кормили, поили скот – все вручную. До этого еще Паша помогал. Алексей после женитьбы уехал в Ижевск, поступил работать на завод. На лето приезжал в отпуск, помогал отцу и братьям. Дочь Клавдия была выдана замуж в Уленвае за Егора Михайловича Машковцева. Большого приданного за собой не унесла, но родители помогали им в строительстве нового дома. Дед Абрам с моим крестным Яшей построили новый дом еще перед германской войной, сейчас доделывали его.

Иван и Прокопий Михайловичи Пискотины обогатились пчелами. Они имели пасеку за Ванкой. Окружные леса были богаты медоносом – липой. К концу 20-х годов к этому медоносу прибавились гари с ягодниками.

140

elib.pstu.ru