Пережитое земля и жизнь историко-социологический очерк

Таким образом, уленвайцы были вынуждены прибегать к народным средствам, самолечению, знахарям. Знахарей в Уленвае не было. Куда-то ездили в другие деревни; вероятно, к откровенным шарлатанам. У нас в семье лекарем была бабушка. В клети у нас висело несколько пучков каких-то трав, в мешочках – коренья. Какие это былилекарства, ксожалению, не знаю. Может быть, теперь в своей ветеринарной практике пользовался бы ими, но точно можно сказать: липовый цвет, малина, а среди корней – валериановый корень. О существовании последнего сужу по тому, как бабушкасокрушалась: кот сожралкоренья!

Частым нашим недругом был кашель и то, что врачи теперь называют ОРЗ (более распространенное заболевание). Термометра не было. Температуру определяли прикосновением ко лбу. В ход шла малина и липовый цвет с лежанием на печке под шубой. Пропотел – и здоров! Однако если не помогало, то бабушка набирала в ковш древесных углей, читала какую-то молитву, поливала угли водой, крестила их и давала нам выпить эту воду или брызгала ей на нас, предварительно набрав в рот. Не помню, помогало ли.

При пораненных участках кожи, а случались они нередко, бабушка «заговаривала кровь», что-то бормотала, крестила. А потом брала паутину в углу над иконами и прикладывала к ранке. До серьезных воспалений не доходило, не помню такого. И она еще прикладывала плесень. Это сейчас известно, что в плесени – антибиотики, тот же пенициллин. Однако при ОРЗ или удушающем (до рвоты) кашле поила горячим молоком с медом, давала ложку меду в смеси с солью и укладывала спать, обложив шею шерстяным чулком, наполненным золою из загнетки. Болеть было некогда. Гимнастикой не занимались. Для взрослых вместо нее – уборка скота: несколько раз в день.

Родильных домов не существовало. Всех уленвайцев, которых я знал молодыми, в том числе и меня, приняла Федосеиха. Уленвайская повитуха. К стыду своему, не знаю до сих пор имени, отчества этой благородной женщины. Да и многие едва ли знали.

111

elib.pstu.ru

Взрослые, видимо, болели нечасто. Простуда – такой диагноз ставили себе и успешно лечились. Однако не обходилось и без смертей. Воспаление легких до появления антибиотиков обычно заканчивалось неблагополучно: или смертью, или чахоткой. Под чахоткой понимали обычно туберкулез легких. Вместе с тем, видимо, с тем же результатом и течением болезни легкие разлагались без участия туберкулезной палочки. Сужу об этом по своему отцу.

На сердце, головные боли, высокое давление, как это происходит сейчас, не жаловались, не помню. Лишь иногда приходили соседки (и соседи), жаловались на головную боль: от угара, от сотрясения головы. В последнем случае за диагноз и лечение бралась мама. Ленточкой измеряла голову в нескольких направлениях (до сих пор не интересовался этим, жалею), находила какое-то несоответствие. Брала полотенце, обводила его со стороны затылка вокруг головы. Напротив лба скручивала в жгут, натягивала и несколькими ударами кулака сотрясала голову. Видимо, помогало. Уходили довольные!

Если взрослые болели меньше, то детская заболеваемость и смертность были очень высокими. От бабушки Надежды мне не единожды приходилось слышать: «Зимой бабы нарожают, летом бог приберет». Болели всем букетом детских болезней. Широко была распространена золотуха. Об аллергии врачи имели еще смутное представление, причину золотухи чаще всего видели в авитаминозе, лечили рыбьим жиром. Воспаление среднего уха. У многих уленвайцев «текли» уши.

Периодически свирепствовали инфекционные болезни: корь, скарлатина, коклюш, свинка, дифтерия и вызывающая детский паралич. Заразный характер этих болезней понимали, принимали меры – карантин. Сигналом о карантине служила ель, свежесрубленная, высотой в два с половиной–три метра. Ее ставили на околице и у ворот дома, в котором больные. Ель предупреждала не столько уленвайцев (в деревне о болезни слух распространялся быстро), сколько нищих и проезжающих через деревню. Нищенство было распространено, и переносчи-

112

elib.pstu.ru

ками инфекций, естественно, были нищие. Проезжие уже не смели останавливаться в деревне по каким-либо незначительным поводам.

Эпидемии случались часто, но периодически и в любое время года, поэтому уносили они взрослых детей. Случалось, закрывали школы. Летом антисанитария (а не бог!) подметала младенцев. Основнымзаболеванием были кишечныерасстройства.

Не каждая семья имела возможность даже в тридцатых годах приобрести соску для дитяти. Применялись самодельные соски из соска вымени коровы. Их нельзя было в отличие от резиновой прокипятить. Такая соска, будучи инфицированной однажды, заражала всех нарождающихся детей в семье. Более того, ею пользовались за неимением своей соседские семьи.

Вместо применяющихся нынче пустышек совали ребенку, еще не отнятому от груди, что попало. Так, бабушка наша брала чистую тряпочку, жевала кусочек хлеба (ржаного, белого не было), доводила жвачку до кашицы, укладывала ее в тряпочку, пососав сама, совала в рот плачущему в зыбке ребенку. Или поила молоком или сладкой водицей из рожка. Рожок готовился из бычьего рога, описанная выше соска одевалась на утонченную его часть. Ни то, ни другое не дезинфицировалось. Молоко часто скисало, еще не будучи влитым в рожок. А остаток молока в рожке скисал подавно. Сладкую водицу бабушка готовила на меду.

Периодически вспыхивала инфекционная дизентерия. Она уносила не младенцев, а взрослых детей и людей пожилого возраста. Так, летом 1935 или 1936 года от дизентерии умерли мои одногодки-сверстники. Коля – единственный сын Ивана Дмитриевича Трубицина, и сын Осипа Петровича Макарова, и еще мой двоюродный брат по матери Шурка – сын Евстафия Михайловича Трубицина. Среди взрослых встречалась малярия. Ее звали лихоманкой. Считалось, что лихоманок двенадцать и будто бы больные видели их воочию. Но это, видимо, был бред.

Дважды уленвайцев поражал сыпной тиф: в 1918–1919 годах и в 1921–1922 годах. Тяжело переболела среди многих бабушка Надежда. Умер от тифа беженец-поляк, звали его улен-

113

elib.pstu.ru

вайцы Яколичем. Осталась от него вдова с тремя детьми, немка, звали ее по-нашенски – Осиповной. Часто можно было видеть взрослых с «обметанными» губами. Винили опять же какую-то лихоманку. Из инвазионных болезней – чесотка, вшивость, глисты (обычно круглые аскариды, острицы).

С чесоткой боролись банным веником и мазями. В памяти осталось: мама нас троих – меня, Тоню и Колю – смазывала вонючей мазью перед сном, укладывала спать, а утром несла в баню, тщательно отмывала. Проходило время, и мы снова чесались. Не помню, но мама рассказывала, как меня однажды (единственный раз) отец решил воспитать ремнем. У меня руки были в чесотке, а мне, пяти-, шестилетнему, хотелось помогать бабушке лупить, так говорили вместо очищать, вареную картошку. Бабушка не разрешала, я настаивал. Отец, уже серьезно больной, не выдержал моего каприза и полоснул меня ремнем. Не отлупил, а легонько врезал. Слез было… и с моей стороны, и (украдкой) с маминой. Ей было жаль меня, аперечитьмужу несмела.

Вошь водилась и платяная, и головная. С платяной воевали баней. В первый жар развешивали нижнее белье и не жалели пару. Однако полностью освобождаться не удавалось. Головные вши периодически вычесывались гребнем. Пластмассовых гребней не было. Гребни кустари готовили из рогов крупного рогатого скота. Рог распаривали в кипятке, разрезали на части. В распаренном размягченном виде расправляли и высушивали. Образовавшиеся пластинки превращали в гребень, делая пропилы тоненькой пилой – лобзиком.

С каждого базара родители возвращались со вновь купленным гребнем. Часто в свободное время мама искала вшей в голове у бабушки. Вооружившись ножом, перебирала пряди на голове и ножом давила обнаруженных насекомых и гниды. Женщины пользовались для мытья волос каким-то раствором. Видимо, обладавшим инсектицидным свойством. Часто с базара (или из аптеки) родители привозили цитварное семя. Очевидно, знали о наличии в наших животах глистов. Выходили ли глисты? Не помню. Среди

114

elib.pstu.ru

взрослых приходилось слышать о каком-то солитере. В моем представлении это был какой-то страшный зверь, который жил в животе. Теперь знаю этого «зверя» и его происхождение. Финноз, словно крупу в мясе свиньи, приходилось видеть, но взрослые связи финноза и солитера не представляли. Свиньи же заражались, бродя летомпоулице иподбирая все.

Уленвайцы охотно шли на прививки от оспы, тогда как в иных местах по религиозным мотивам (особенно старообрядцы) оспу не прививали. Среди уленвайцев не было «корявых» (так называли тех, кого изуродовала эта болезнь), но среди молодежи моего возраста, не говоря уж о более взрослых, корявые встречались. Для парней это еще не имело особого значения, но для девушки – пожизненное горе.

Не знали уленвайцы о венерических болезнях. Со смехом, приходилось слышать, рассказывали мужики о каких-то сороконожках и более серьезных вещах.

Не знали ангины. Нерациональное питание и недостаточное облучение тела солнцем, видимо, сказывалось авитаминозами. Рахит у детей был обычным явлением. И ножки «калачиком» портили фигуры взрослых. Цинга водилась. Жалобы на шаткость и выпадение зубов приходилось слышать из разговоров взрослых. Среди удмуртов свирепствовала трахома. В редкой семье у них не было с гнойными глазами, полуслепых и слепых. В русских семьях, даже в смешанных русско-удмуртских, от трахомы береглись. Среди удмуртов распространены были венерические болезни. Они – следствие неупорядоченных половых связей с молодости. Как проявление родового строя среди этого народа в недавнем прошлом. Если в жены попала девственница, то муж до конца жизни будет попрекать ее: мол, никому ты, такая-сякая, не нужна была. Корявых среди удмуртов было в сравнении с русскими больше.

Родильных домов не было. Рожали, как придется и где придется. Например, бабушка Надежда родила, подоив корову. Да и я родился не при обычных условиях, о чем позже. О бабкеповитухе Федосеихе уже писал.

115

elib.pstu.ru

Встречались нередко травмы. В основном от незнания или несоблюдения техники безопасности. Серьезные увечья получали от животных. Так, мама рассказывала, однажды в огороде бегал жеребенок-стригунок. Она что-то делала в наклон. Жеребенок подошел к ней. Потом, играя, взбрыкнул и копытом – ей в лоб. Она упала, потеряв на какое-то время сознание, но, к счастью, обошлось без травмы.

Имел место детский травматизм. Не доводила до добра игра с огнем. Дочь Прокопия Михайловича Анна Пискотина играла стружками у печки-каленки. Вспыхнуло платье. Обгорело все тело. Но осталась жива. Неповрежденным осталось лицо, но все равно она долго не могла найти себе мужа.

Ввиду слабой медицины и бескультурья часто причину болезни искали в порче. Лечились у знахарей, шарлатанов. Во многих случаях если не смерть, то уродство оставалось на всю жизнь. Сын Ивана Федотовича Дмитрий стал горбуном. Мама говорила, что его «гнуло» очень болезненно. Он кричал от боли. Или мой товарищ детства Игнашка – Игнатий Иванович Пискотин – перенес детский паралич и остался хром на всю жизнь. Двоюродная сестра Саня из Нылги тоже от детского паралича осталась инвалидом. У двоюродного братаПавлика из Ивановского образовалсягорб.

Хотя советская власть со дня основания проявляла заботу о здоровье населения, результаты были невысокими. Уленваю в известном смысле повезло. Ижевск стал столицей Удмуртии. Это не очень далеко (около 50 верст). Здесь сформировался крупный лечебный центр, открылся медицинский институт. Еще ближе (в 30 километрах) получил развитие г. Можга. Здесь тоже сформировался крупный лечебный центр. Обслуживание медицинское улучшалось. Большим достижением удмуртской медицины была ликвидация трахомы. Хотя слепым и полуслепым зрение не возвращалось.

В целом облик уленвайцев был нормальный: не было низкорослых и высокорослых как среди мужчин, так и среди женщин; не было хилых телосложением и богатырей, уродов. Полагаю, численность населения была небольшая.

116

elib.pstu.ru

Поскольку основное занятие крестьян было животноводство, то наряду с медицинским лечением нужно рассказать о ветеринарном обслуживании.

Если неблагополучно было с медициной, то с ветеринарией обстояло еще хуже. Повальные болезни – мор скота – были на слуху у сельчан. Особенно опасны были сибирская язва, не щадившая все виды скота, да и людей; чума свиней и крупного рогатого скота и другие болезни. Гибель скота равноценна гибели урожая в поле.

Земства принимали кое-какие меры, но они были явно незначительны. Главное – отсутствовали ветеринарные кадры. Учеными ветеринарами были обычно фельдшера, прошедшие обучение во время службы в царской армии. Врачей практически не было. Точно не знаю, земством или уже при советской власти в Нылге открылась ветеринарная лечебница с ветврачом. Было выстроено помещение для амбулаторного приема животных и стационар на восемь–десять голов. Хорошие отзывы пришлось слышать о молодом враче. Это был Григорий Андреевич Устюжанин. О нем – позднее. Однако успешным результатом в этой отрасли для Уленвая можно считать одно – устройство скотомогильника. Помню: он был огорожен и изгородь поддерживалась в исправном состоянии.

За отсутствием ветеринаров лечением скота занимались знахари-шарлатаны и коновалы. Коновал (от слов «коня валить») обычно ходил по деревням и кастрировал животных. Наиболее сложной и опасной является кастрация жеребцов; одновременно коновалы кастрировали и других животных: быков, баранов, хряков и кобелей, котов. Занимались и лечением, но знания их были сродни шарлатанству.

Общественная жизнь

Уленвай получил статус сельской общины. Через улицу напротив нашего дома (на нижней улице) была построена караулка. Так называли низенькое, довольно ветхое к 30-м годам зданьице, вмещавшее не более 20–30 человек. Два оконца – на север в ули-

117

elib.pstu.ru

цу и на запад, небольшая кирпичная печь-теплушка в одном углу, стол-топчан в другом. Здесь периодически проходили сходки. Участие принимали главы домохозяйств, а поскольку вдов в деревне не было, лишь после империалистической войны появилась одна, то заседали мужики. О чем они судили-рядили, остается догадываться. Хотя бы потому, что из-за неграмотности протоколы не велись. Курили они махру отчаянно, да и печь нередко дымила, о чем говорили прокопченные стены и потолок. Летом в хорошую погоду заседали на свежем воздухе.

Руководил с неких пор Данил Иванович Клобуков. Других Клобуковых не было, следовательно, он один из числа поздних переселенцев. Мужик он был состоятельный. К тому же он был грамотен. Отличался этим не только среди уленвайцев, но и среди вышестоящих поселений и их организаций. Где-то перед германской войной был избран (тайным голосованием шарами) волостным старшиной. У него был двухэтажный дом, единственный в Уленвае и окрестных деревнях. Нижний этаж – пятистенок, верхний – без средней стены до 30-х годов был не выделан.

Здание волостного правления его до сей поры стоит, белея слева от железной дороги при подъезде к ст. Пычас, а находилось оно неблизко. Петухово – в десяти верстах. Клобуков ездил туда с шиком. У него был жеребчик игреневой масти по кличке Лазарько. Коня холили. Грива до колен. В обязанности жены входило заплетать гриву в мелкие косички. Перед выездом косички расплетали. Сам Клобуков, мужчина видный, имел пышную длинную бороду, раздвигавшуюся надвое. Я помню эту бороду уже белой. Картинно выглядел его выезд. Пышная грива коня и развевающаяся, раскинутая от ветра на плечи борода. Клобуков пользовался уважением и был общительным человеком. Молодежь ходила играть к нему в лодыжки.

Собрать сходку было несложно. Для оповещения существовала очередность. Знаком очереди стояла палка у ворот. Этот порядок сохранился даже при колхозе. Очередник шел по деревне, стучал в наличникиокони громко извещал: «На сходку!».

118

elib.pstu.ru

Политические события конца 90-х годов едва ли волновали уленвайцев. Они еще продолжали обустройство своего местожительства. В лучшем случае они узнавали новости при наездах на базар и от возвращавшихся солдат, отслуживших срок в армии. Таких служилых знаю двоих: Абрам Поликарпович и ктото из семейства Михайловичей. Зато перед империалистической войной почти рядом началось строительство железной дороги Казань – Екатеринбург. Теперь уленвайцы имели контакт с цивилизованной частью общества – строителями, инженерами и другими служащими. Многие принимали участие в работах на сооружениях дороги. Снабжали строителей сельхозпродуктами.

А потом грянула Первая мировая война, мобилизация. Двое – мой дед Семен и Никита Макаров – были направлены на Ижевский оружейный завод. С германцем (так говорили) воевали шестеро. Из них один погиб – Федосей Глухов, двое побывали в плену – Прокопий Михайлович Пискотин и Захар Повышев, двое – Степан Иванович Дубовцев и Иван Михайлович Трубицин – вернулись с ранениями. Первый – с тяжелыми, болел и рано умер, оставив вдовой сестру моей бабушки Надежды Марию с тремя дочерьмималышками, которая через несколько лет (два–три года) тоже умерла, дочери остались сиротами. Иван Михайлович потерял лишь два пальца (кажется, правой руки). Он рассказывал, как это случилось: ранее под ним убило лошадь, затем пуля ударила по пальцам, сжимавшимкарабин-винтовку.

Еще германская война сказалась на деревне дезертирством. Хотя железная дорога еще не была достроена, кое-какое движение уже было. Дезертиры легко добирались до лесных мест, уленвайцев не обижали; более того, кое-кто их подкармливал. На серьезную добычу они уходили подальше. Так, например, кто-то не однажды ночевал на сеновале деда Семена, а хозяин, живший напротив через улицу, постоянно принимал неизвестных, о чем признался много позднее. Лишь один раз дезертиры поступили подло: изнасиловали женщину. Жена бабушкиного брата Ивана и младший брат бабушки Миша Сентебов ходили за Ванку за лыками. Вышли им навстречу двое или трое. Под-

119

elib.pstu.ru

хватили Наталью под руки и увели в лес. Миша, еще тогда юноша, вступиться не посмел. На крик о помощи никто из уленвайцев не вышел. Тело вернувшейся Натальи было сильно истерзано. Она и умерла через два года.

Рассказывали другую историю уже со смехом. Одна женщина вышла ночью оправиться. Темно, дождь. «Господи, господи, – говорит сама себе, – как это воры-разбойники в такие ночи ходят?» Рядомраздался мужскойхохот– дезертирытут как тут!

Железная дорога во время войны строилась усиленно. Благо, что рабочая сила была даровая. Это пленные австрийцы и беженцы

сУкраины. Местные жители впервые увидели хохлушек: женщинукраинок. Удивлялись: хохлушки ходили всегда босые, даже с наступлениемхолодов, упорно не желалиодевать лапти.

ВУленвае осела семья беженцев. Он поляк, она немка. Трое детей: мальчик и две девочки. Уленвайцы относились к ним

суважением. Во-первых, это действительно были добрые люди, во-вторых, культурные. Она владела несколькими западными языками. Да здесь овладела русским и, возможно, удмуртским. Здесь их звали просто – Яколич и Осиповна. Яколич умер от тифа в 1921 году. Осиповна была хорошей портнихой по верхней одежде. Она обшивала всю деревню, да и не только нашу. Оставшись вдовой, воспитала троих детей.

Февральская революция наши края не всколыхнула. Лишь богомольные старушки повздыхали: как-то будем жить без ца- ря-батюшки. Однако Данил Клобуков был в гуще событий. То ли по обязанности волостного старшины, то ли как активный участник политических событий. В определенные дни он вывешивал на своем доме красный флаг. Это служило знаком о ка- ком-то революционном празднике.

У старика Клобукова, как его называли в 30-х годах, был сын Митька. Мой сверстник, на год-полтора моложе меня. Клобуковы жили от нас через дом. Поэтому мы, дети, играли вместе. Митька был озорником и воспитания не дедовского, а отцовского, проще сказать – невоспитанный. Например, он научил меня матерным словам. Ходили мы с ним за ягодами – земляни-

120

elib.pstu.ru