174062

Гуляя по Пекину

Колокольня

ЛИКБЕЗ

И. Ильин

(1883 – 1954)

Что такое политическая партия

Тяжело жить на Руси трудящемуся человеку. Работает он тяжелую работу, трудится весь день напролет, а живет плохо и голодно. Высокие налоги, маленькое жалованье, неправильные суды, произвол начальства и много других несправедливостей терпит он всю жизнь.

Давно уже существуют на Руси такие порядки; казалось – и конца им не будет. Да и откуда было облегчения ждать? Кто сам за себя постоять не умеет, за того и другой никто не заступится: у всякого свой интерес, всякий свою выгоду блюдет, всякий и должен свой интерес отстаивать. И бедного человека – крестьянина и рабочего – долго в темноте держали; понимал он, что порядки устроены несправедливые, но как помочь беде, не знал. Не понимал он того, что трудящийся должен бороться за свои интересы не один, а в союзе с другими трудящимися: рабочий с рабочи- ми, крестьянин с крестьянами; что там, где одному не сладить, там он с товарищами может победу одержать и облегчений добиться.

Но вот пришли другие времена. Выросли большие фабрики, большие фабричные города. В громадных фабричных корпусах рабочие объединялись за общей работой; тут они начали понимать, что все они в одинаковом положении, что и интересы у них общие, что и

бороться за общие интересы

нужно сообща. И вот возникли первые рабочие союзы. «Много работы и мало жалованья» – вот первое, против чего восстали рабочие, и нача- лась у них борьба с фабрикан- тами-хозяевами за прибавку жалованья и за уменьшение часов работы.

Долгое время рабочие не имели успеха в этой борьбе; начнется ли стачка – для стачки нужно действовать дружно, нужен союз. Но союз, или, как иначе говорят, организацию устроить нельзя: союзы рабочих запрещены законом. Нужно на общей сходке свои нужды выяснить, обсудить средства борьбы; но сходки устраивать трудно: они законом не допускаются и полиция разгоняет собрания. Говорить свободно тоже нельзя: правительство преследует свободную мысль и свободное слово. Нельзя и газету рабочую издавать: закона нет такого, который бы позволял печатать каждому, что он хочет – с ответственностью лишь по суду. Одним словом, рабочие поняли, что нужны другие законы, такие законы, которые клонились бы к пользе трудящегося люда, а не фабрикантов и помещиков. Теперь после манифеста 17 октября1 как будто и должно было стать полегче; но на самом деле этого не видно. Правительство одной рукой даст, а другой отнимет…

И поняли рабочие, что нужно коренное переустройство русского государства. Поняли они, что законы несправедливы потому, что издаются неправильно, что нужна политическая реформа. Нужно сделать так, чтобы закон издавался не чиновниками (эти люди не по уму и способностям назначаются и известны жадностью и своекорыстием), нужно, чтоб закон издавался народными представителями. Пусть всякий имеет право принять участие в выборе этих представителей. Богатый ли,

1 Манифест 17 октября 1905 года («Об усовершенствовании государственного порядка»), подписанный императором Николаем II, провозглашал гражданские свободы и законодательную думу.

4 ÃÓ ¹4’06

Консерваторы Либералы Лейбористы

Таблица 2. Возврат к дуализму в Великобритании (опущены данные по ирландским националистам за 1906–1918 гг.).

ФИЛОСОФИЯ ПРОФЕССИИ

и либералов претерпело глубокий кризис в начале XX века, когда рост социалистических партий вызвал к жизни трехпартийную систему. Оставалось лишь ответить на вопрос: установилась ли она окончательно? И тем не менее двухпартийность восторжествовала, пусть в форме вытеснения либеральной партии или слияния части либералов с консерваторами. В отличие от Соединенных Штатов здесь третья партия добилась успеха, но успех ее состоял в том, что она сумела стать второй, вытеснив одну из прежних с ее места. Вместе с тем в Австралии и Канаде двухпартийность так и не восстановилась: в первой насчитывается три крупных партии, во второй – четыре.

Английский и американский дуализм противоположны также и в том, что касается структуры партий. В Англии она основана на довольно значительной централизации, менее сильной у консерваторов, чем у лейбористов, но неизмеримо более сильной, чем по другую сторону Атлантики. В Соединенных Штатах комитеты весьма независимы друг от друга; руководители и комитеты округов связаны с комитетами графств; эти последние подчиняются власти лидеров и комитетов штата, но над штатами уже нет практи- чески ничего, полномочия национальных лидеров и комитетов крайне слабы. Этим США резко отличаются от Великобритании, где центр распоряжается финансами партии и оставляет за собой право утверждать кандидатуры, предлагаемые местными комитетами; в доминионах степень централизации варьируется, но никогда все же не опускается до уровня Соединенных Штатов. И наконец напомним, что американские партии не основываются на какойлибо определенной идеологической или социальной базе, что они вклю- чают в себя абсолютно разнородные элементы и доктрины и в сущности представляют собой машины для конкурентной борьбы за административные и политические посты и для выдвижения кандидатов на предварительные выборы, которые нередко имеют большее значение, чем настоящие; британские же партии, напротив, более близки к классическому понятию политической партии.

В Латинской Америке, где тенденция к двухпартийности также ощутима, она чаще всего нарушается и деформируется революциями, государственными переворотами, избирательными манипуляциями и борьбой кланов, которые характери-

зуют политическую жизнь этого континента. В то же время в Уругвае, например, поддерживается почти безупречный дуализм: две партии ведут свое начало со времени гражданской войны 1835 г.; они сохраняют даже свои старые названия (партия Colorado и партия Blanco), связанные с цветами принятых тогда эмблем; внутри они разделены на фракции, но борьба их редко доходит до раскола. Хитроумная избирательная система к тому же позволяет каждой фракции выставлять своего кандидата в президенты и на высшие выборные должности; сумма голосов, полученных всеми фракциями одной и той же партии, за- считывается в пользу наиболее сильного кандидата. Так например, в 1950 г. Colorado выставила трех кандидатов; наиболее удачливый, г-н Мартинес Трюеба, был избран по сумме голосов, полученных им и двумя его конкурентами из собственной партии, поскольку она превысила сумму голосов, поданных за кандидата Blanco. Однако одна из фракций последней в 1941 г. откололась от нее под названием независимой партии Blanco: ныне она располагает очень небольшим числом депутатов (менее 10% общего количества парламентариев). В Турции господство однопартийного режима закончилось в 1945 г., с созданием Селяль Байяром Демократи- ческой партии: выборы 1946 г. были двухпартийными, но административное давление значительно сократило демократическое представительство. В 1948 г. в демократической партии произошел раскол – так родилась Национальная партия, объединившаяся вокруг старого маршала Чакмака. На свободных выборах 1950 г. демократическая партия одержала убедительную победу, получив 55% общего числа поданных голосов и 408 парламентских мест против 39 Республиканской народной партии (но почти при 40% голосов); национальная партия сумела провести всего лишь одного депутата. С тех пор в Турции установился двухпартийный режим.

Такова география двухпартийности. Мы видим, что последняя отсутствует в странах континентальной Европы. Однако в настоящее время две страны обнаруживают довольно заметную тенденцию к ней: это Германия и Италия. Под покровом многопартийности политическая борьба все больше вписывается в противостояние двух больших образований, явно не соизмеримых со всеми про- чими: социалистической и христиан- ско-демократической партией в Гер-

бедный, фабрикант или рабо-

чий, помещик или крестьянин, мужчина или женщина – всякий, кому есть 20 лет, может подать свой один голос за того, кто ему по душе; и каждый пусть подает голос за того, кому он верит, кто, по его мнению, правильно понимает его интерес и сумеет за него постоять. Соберутся эти люди, выбранные всенародно, в Уч- редительное Собрание и решат, как нужно переустроить русское государство для того, чтобы законы издавались справедливее. Они увидят, что нужно многое переделать, что многие законы нужно совсем отменить (напр., закон о военном положении, о земских на- чальниках и друг.), а многие нужно издать заново. Но главное, что они сделают, так это вот что: они совершенно изменят самый порядок, в котором до сих пор составлялись и издавались законы. Они введут на его место новый порядок, и вот применительно к этому новому порядку я и хочу сказать кое-что.

При новом порядке будет проведено основное правило: ни одно постановление, ни одно распоряжение не может получить силу закона, если оно не одобрено народными представителями. Они-то, эти народные представители, или, как их иначе называют, – депутаты, собранные воедино, образуют собою законодательный орган, палату депутатов или парламент. Каждое предложение, внесенное в палату депутатов министром или кемнибудь из представителей – обсуждается палатой, а затем ставится на голоса. То предложение, за которое выскажется большая часть депутатов, и получит силу закона. Какое бы предложение ни обсуждалось – будь это введение восьмичасового рабочего дня, отмена выкупных платежей – справедливое распределение земли – оно получит силу закона только в том случае, если большая часть депутатов его одобрит.

При таком порядке издания законов особенно важно устройство союзов и организаций.

Положим, что рабочему нужен восьмичасовой рабочий

день, и он хочет добиться та-

кого закона, который бы запрещал работать одной смене больше восьми часов.

Пробовал он просить такого закона у правительства при старом порядке, но правительство и слышать не хотело об этом. Петербургские рабочие во главе со священником Гапоном пробовали подать правительству просьбу (петицию) о своих нуждах (9-го января 1905 года), но войска по приказанию верховной власти расстреляли безоружных просителей…

При новом порядке суть дела будет уже не в просьбах по начальству…

При новом порядке прежние власти – министры, чиновники – не могут уже сами издать закона: палата представителей сейчас же сместила бы их за это. Только они, народные представители, всенародно избранные, могут провести закон о восьмичасовом рабочем дне. Только они могут издать такой закон: но для этого нужно, чтобы большая часть из них признала этот закон необходимым и высказалась за него.

Как же быть, спросят теперь, рабочему, который желает закона о восьмичасовом рабочем дне? Чем же новый порядок лучше старого?

А вот чем. Все мы примем участие в выборе народных представителей. Эти представители, от согласия которых будет зависеть потом каждый закон, – выбраны нами же. Так вот с самого начала, еще во время выборов мы должны постараться о том, чтобы было выбрано как можно больше представителей, согласных с нами. Но каждый из нас отдельно вряд ли может много сделать: он подаст свой один голос за верного человека, может быть уговорит еще двухтрех товарищей подать свои голоса за него же.

Вот теперь-то и видно, как важно устраивать союзы и организации. То, что одному че- ловеку сделать не под силу, того много людей, действуя дружно, добьются легко. Нужно образовать такие союзы, которые объединяли бы всех людей, требующих одних и тех же порядков. В такие

мании, коммунистической и христи- анско-демократической – в Италии. Слабость коммунистической партии

âпервой, разногласия социалистов и «колонизация» партии группой Ненни во второй, бессилие правой в обеих этих странах создали достаточно специфическую политическую ситуацию в государствах, которые, прежде чем попасть под власть единственной партии, жили в условиях многопартийного режима. Довольно любопытно сравнить этот пример с турецкой ситуацией; разумеется, характер диктатуры в том и другом случае глубоко различный, так же как и обстоятельства ее падения и предшествующая история. Тем не менее в обеих этих странах крушение однопартийности породило дуалистические тенденции, и можно только задаваться вопросом,

âкакой мере этот факт вытекает из самой природы двухпартийности, к определению которой мы далее и обратимся.

Если рассматривать развитие дуализма во времени – после того, как мы описали его в пространстве, – можно констатировать, что на- чиная с XIX века последовательно сменились три различных его типа. Цензовое избирательное право сна- чала породило «буржуазную» двухпартийность с присущим ей противостоянием консерваторов и либералов, социальная и идеологическая инфраструктуры которых были довольно разнообразны от страны к стране. Но, как правило, консерваторы опирались главным образом на аристократию и крестьянство, либералы – на городскую торговопромышленную буржуазию и интеллигенцию. Однако сформулированное в столь общем виде, это разли- чие остается весьма приблизительным: на практике демаркационная линия выглядит куда более усложненной и содержит немало нюансов. Так, в некоторых странах – например, в Скандинавии – консервативная аристократия концентрировалась в городах; в свою очередь либеральные тенденции на первых порах обнаруживались в сельских местностях; точнее, аграрный либерализм выступал против городского либерализма, преимущественно интеллектуального и промышленного, что преломляло господствующую дуалистическую тенденцию в духе трехпартийности. В доктринальном плане консерваторы исповедовали авторитет, традицию, подчинение установившемуся порядку; либералы – индивидуалисты и рационалисты – ссылались на американскую и французскую революции, идеи сво-

боды, равенства и братства, которые те возвестили миру; но многие из них обнаруживали робость в отношении всеобщего избирательного права и особенно социальных преобразований, которых настойчиво требовали трудящиеся классы. В протестантских странах двухпартийность, за редким исключением, обычно не осложнялась религиозными противостояниями; в католи- ческих же фактическая связь духовенства со старым режимом придала консерваторам облик партии, поддерживаемой церковью, что в свою очередь отбрасывало либералов к антиклерикализму: политиче- ская борьба порой становилась борьбой религиозной и приняла особенно острую форму по вопросу о характере школы (вспомним Францию и Бельгию).

Во второй половине ХIХ века развитие радикализма, казалось, поставило двухпартийность под сомнение: но в действительности речь шла скорее о внутренней дифференциации либералов, умеренные элементы которых оказались перед лицом нарастающей угрозы слева. Большую часть этого периода последние оставались в партии, то выходя, то вновь присоединяясь к ней; вместе с тем в Нидерландах в 1891 г. выделилась самостоятельная партия либералов, то же самое произошло в 1906 г. в Дании; во Франции создание партии радикалов в 1901 г. связано с иной ситуацией. Развитие социализма вызвало всеобщую эрозию этой первой двухпартийной системы. В некоторых странах оно довольно долго тормозилось ограни- чением избирательных прав, и полу- чилось так, что в парламенте все еще держался дуализм, а в стране уже функционировали три партии: поскольку на коммунальном и региональном уровнях избирательное право нередко было более широким, депутаты-социалисты проникали в мэрии и муниципалитеты, не имея возможности войти в палаты (разве что в очень ограниченном числе). Именно поэтому установление всеобщего избирательного права (или просто расширение избирательных прав) и выход социалистических партий на парламентский уровень часто совпадают. В Бельгии избирательный закон 1894 г. открыл перед социалистами двери в Палату представителей, заменив традиционную днухпартийность трехпартийностью и отбросив либералов на третью позицию; в Нидерландах первые депу- таты-социалисты появились с принятием закона Ван Гутена (следствием которого стал рост электората

с 295000 до 577000); в Швеции избирательный закон 1909 г. удвоил представительство социал-демокра- тов и Риксдаге. В других странах (Германия, Англия, Франция, Норвегия, etc.) социалистическое движение имело возможность развиваться беспрепятственно, поскольку всеобщее избирательное право существовало там и до его зарождения.

Появление социалистических партий в конце XIX – начале XX века представляло собой общее явление почти для всех стран Европы и британских доминионов. Вместе с тем двухпартийность не была разрушена повсеместно. По сути дела единственная из стран, где функционировавшая в прошлом дуалистическая система так и не смогла восстановиться, – это Бельгия; причиной тому была избирательная реформа 1899 г. Повсюду в других странах двухпартийность лишь на какой-то более или менее длительный период времени сходила со сцены, чтобы затем – почти в соответствии с марксистской схемой классовой борьбы! – вновь возродиться в форме противоборства какой-либо буржуазной и социалистической партий. Первая возникала порой в результате слияния двух прежних партий – консерваторов и либералов; так это произошло, например, в Австралии и Новой Зеландии. В других странах консервативная партия оставалась единственной буржуазной партией наряду с социалистической – либералы оказались вытесненными (Англия); но обратное (консерваторы, уступившие место либералам) не имело места нигде. Это объясняется довольно просто: либералы к тому времени в основном осуществили свою программу и сами постепенно переходили на консервативные позиции; с появлением социалистиче- ской партии они, естественно, потеряли левую часть своего электората, а правую страх перед «красными» отбрасывал к консерваторам; и наконец, техника мажоритарного голосования (принятая почти во всех вышеупомянутых странах) по самой своей сущности не благоприятствует партии центра.

Итак, речь идет теперь скорее о двухпартийности консервативносоциалистической, нежели консер- вативно-лейбористской. Это новый дуализм, установившийся только в тех странах, где имелись социалистические партии на базе профсоюзов, с непрямой структурой, без ка- кой-либо определенной доктрины, реформистской – а не революционной – направленности. Последняя черта – основная: дуализм не может

поддерживаться, если одна из двух партий намерена разрушить существующий строй. И у него еще меньше шансов удержаться, если такая партия остается в оппозиции. Сегодня эта проблема для социалистических партий больше не стоит: все они – с прямой и непрямой структурой – стали реформистскими. Не было бы ничего страшного, если бы, к примеру, в Западной Германии возник дуализм ХДС – СДПГ, к чему там явно идет сегодня дело. Но вопрос приобретает новую актуальность с появлением третьего типа двухпартийности, сущность которого заклю- чается в противостоянии коммунистической партии и партии западного типа; о нем только что заговорили, и хотя он еще нигде не реализован, но уже вполне определенно вырисовывается в некоторых странах – например, в Италии. Принятие мажоритарного голосования в один тур, бесспорно, ускорило бы его реализацию, но результат был бы катастрофическим. Первый шаг Коммунистической партии у власти состоял бы, очевидно, в устранении своего соперника; но тогда первым долгом ее соперника, пришедшего к власти, стали бы упреждающие меры с целью воспрепятствовать установлению диктатуры советского типа, что обернулось бы установлением диктатуры другого типа.

Следовало бы, таким образом, различать два типа двухпартийности: одна – технического характера, когда противостояние партийсоперниц касается второстепенных целей и средств их достижения, тогда как политическая философия и основные устои существующего режима принимаются как одной, так и другой стороной. И второй тип – двухпартийность сущностная (метафизическая), когда борьба партий идет вокруг самой природы режима, фундаментальных представлений о жизни и приобретает ожесточенность и непримиримость религиозных войн. Жизнеспособна только первая. А это означает, что дуализм недостижим, если одна из двух партий имеет тоталитарную структуру.

При всем этом двухпартийность, очевидно, представляет собой явление естественное. Мы хотим этим сказать, что политические решения, как правило, предстают в дуалисти- ческой форме. И далеко не всегда дело в дуализме партий, но почти всегда – в дуализме тенденций. Любая политика внутренне содержит выбор между двумя типами решений; те, что называют промежуточ- ными, тоже связаны с тем или другим основным типом. А это значит,

союзы войдут рабочие не од-

ной только фабрики, крестьяне не одной только деревни, а все рабочие, требующие одних и тех же законов, все крестьяне, желающие одних и тех же порядков. Такие союзы будут бороться не за частные дела рабочих какого-нибудь района и не за подробный распорядок в какой-нибудь одной крестьянской общине – а за то, чтобы были изданы законы, нужные всем членам союза. Такой союз называется политической партией.

Итак, политическая партия – это союз людей, которые соединились для того, чтобы добиться нужных им всем законов. Политические партии, или, как их называют просто – партии, образуются обыкновенно не ради одного какого-нибудь закона, а для борьбы за целый ряд законов. Дело партии есть дело сложное и трудное. Работы у партии много, работы она требует дружной и согласной, но зато победа партии есть победа всех

ååчленов.

Как же составляется поли-

тическая партия и в чем состоит ее победа?

Прежде всего, нужно твердо запомнить, что всякий закон удовлетворяет чей-нибудь интерес. Нет такого закона, который бы не удовлетворял интересам какой-нибудь группы людей. Весь народ делится на классы, причем класс от класса можно отличать тем, что интересы одного во всем или в чем-нибудь расходятся с интересами другого. Например: интерес фабрикантов состоит в том, чтобы машины принадлежали только им и чтобы рабочие без них не могли приложить своего труда к производству; интерес же рабочих в том, чтобы каждый, желающий трудиться, мог приложить свою работу к производству без того, чтобы ктонибудь другой мог соглашаться на это, или не соглашаться, нанимая его или рассчитывая.

Ясно, что интерес фабриканта и интерес рабочего противоположны.

Или – помещик заинтересован в том, чтобы иметь много земли, брать с крестьян большую аренду и судить их