левой причины выражает форму объективной видимости, обусловленной ограниченностью нашего знания о действующих причинах своих влечений.
Спиноза понимает жизнь как реальный акт целеполагания, которым управляет органическая потребность, образующая сущность всего живого. В этом отношении человек ничем не отличается от прочих живых существ.
Appetitus есть не что иное, как самая сущность человека, из природы которого с необходимостью вытекает то, что служит к его сохранению, и, таким образом, человек является определенным (determinatus est) к действованию в этом направлении [Eth3 pr9 sch].
Органическая потребность образует деятельное начало целесообразности в живой природе,1 и в высшей мере примечательно, что именно с нею Спиноза связывает «самую сущность человека» (ipsa hominis essentia). Очевидный недостаток данного им определения заключается в том, что оно принимает за сущность человека нечто общее для всех живых существ и не указывает, в чем же конкретно заключается особая, свойственная только человеку форма осуществления этой сущности. Не в том ли, что человек, будучи «вещью мыслящей», способен понимать предмет своего влечения и действовать с предметом сообразно его понятию? Автор «Этики» оставляет читателя в неведении, не сообщая нам своего мнения на сей счет.
Так или иначе, учение Спинозы о Природе может показаться «чистым механизмом» (Введенский) лишь тому, кто не признает никакой иной формы целесообразности, кроме внешней целесообразности “финальных при-
чин”. В действительности его объективная телеология взрывает механиче-
ский образ мира. Спинозовская Natura абсолютно не похожа ни на Декартов геометрический Универсум, ни на механическую Fabrica Mundi (Мастерскую Мира) Роберта Бойля: всякая ее частица-индивидуум стремится сохранять свое существование (независимо от того, сознает она эту реальную цель своих действий или нет), и в этом смысле ее существование является насквозь целесообразным и целосообразным, внутренне и объективно детерминированным бытием бесконечной Природы в целом.
§ 11. Бесконечность
Категории бесконечного в учении Спинозы отводится особое место. Спиноза посвятил пространное письмо своим размышлениям «о природе
1 «Потребность, влечение суть ближайшие примеры цели» (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук, т. 1, с. 393).
101
бесконечного» [Ep 12]. В «Этике» категория бесконечного встречается уже в начальной дефиниции Бога, определяемого как «ens absolute infinitum» – абсолютно бесконечное сущее.
Кажется странным, что ни в одной работе Спинозы нет отчетливо сформулированной дефиниции бесконечного. Он, как и Декарт, считал, что категорию конечного необходимо выводить из категории бесконечного. Меж тем дефиниция конечного – точнее, «вещи, конечной в своем роде» (res in suo genere finita), – следует сразу после дефиниции причины себя. Остается предположить, что первая дефиниция – причины себя – содержит в себе имплицитное определение бесконечного.
Причина себя определяется как «то, чья природа не может пониматься иначе как существующей» [Eth1 df1], а бесконечное бытие (infinitum esse) – как «абсолютное утверждение существования какой-либо природы» [Eth1 pr8 sch1]. Следовательно, наше предположение подтверждается: понятие причины себя совершенно идентично у Спинозы понятию бесконечного и первую дефиницию «Этики» следует рассматривать как имплицитное определение бесконечного. Нелишне здесь учесть и мнение Гегеля, который говорил, что causa sui и есть «истинная бесконечность».1 Два определения Бога, как «вещи абсолютно бесконечной» и как «causa sui», оказываются у Спинозы эквивалентными.
Дефиниция конечного гласит:
Конечной в своем роде называется та вещь, которая может ограничиваться другой [вещью] той же природы [Eth1 pr8 sch1].
Далее поясняется, что вещи, различные по своей природе, не могут иметь общую границу. Тело не ограничивается мыслью (идеей), а мысль – телом. Но всякое конечное тело ограничивается каким-нибудь иным телом, а всякая конечная мысль – иной мыслью. Однородные вещи взаимно ограничивают одна другую, они рассекают бесконечное бытие на бесчисленное множество неравных долей. Каждая частица бытия получает конечную определенность “вот этой”, уникальной вещи, которой удалось вытеснить из данного сектора реальности все прочие вещи. В этом смысле существование всякой конечной вещи означает логическое отрицание всех прочих вещей той же самой природы:
1 Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии, с. 351.
102
Конечное бытие на самом деле является отчасти отрицанием, а бесконечное – абсолютным утверждением существования какой-либо природы
[Eth1 pr8 sch1].
Конечное бытие является отрицанием только «отчасти» (ex parte). Отчасти же оно является собственным состоянием (affectio) бытия бесконечного. Конечная вещь не просто отрицает существование определенной природы (атрибута субстанции), не превращает ее в чистое ничто. Как модус этой природы, она выражает и утверждает последнюю, пусть и в ограниченной мере. Вневременной акт превращения бесконечной природы в упорядоченный континуум конечных вещей (тел либо идей) Спиноза именует
«детерминацией» (determinatio).1
В отношении к бесконечной Природе детерминация означает отрицание: determinatio negatio est [Ep 50]. Однако это отрицание лишь ex parte, так как бесконечная Природа им не уничтожается, не превращается в ничто, а только переводится в иное состояние, в форму какой-нибудь конечной вещи. В этом плане категория детерминации родственна гегелевской категории снятия (Aufhebung). В отличие от «mera negatio» – чистого, простого, сплошного отрицания, означающего «невозможность существования» [CM 1.3], детерминация образует некую реальность. Она превращает бесконечное в конечное, вследствие чего бытие раздваивается на сущее в себе и сущее в ином.
Гегель приписал спинозовскую детерминацию рассудку, с его «внешней рефлексией». Не придав значения словам Спинозы о том, что конечное бытие только ex parte отрицает бесконечное. В акте детерминации Бог реально дифференцирует свое бесконечное бытие. Логическим отрицанием «абсолютно бесконечного сущего» (ens absolute infinitum) является не гегелевское «чистое ничто», но его собственные модусы-состояния, конечные и бесконечные «в своем роде» (in suo genere) вещи.
Категория истинной, «актуальной» бесконечности (infinitum actu) у Спинозы лишена всякой количественной определенности. Такая бесконечность характеризует определенное качество вещей:2 бесконечная вещь – та, кото-
1«Substance, we have seen, is infinite and eternal potency-in-act, and as such absolutely indeterminate; its actualization consists in its exhaustive determination» (Hallett H.F. Benedict de Spinoza, p. 17).
2Это выглядит как прямой вызов аристотелевской логике: «Бесконечное относится к [категории] количества...; ведь определение бесконечного включает в себя [категорию] количества, а не сущности или качества» (Аристотель. Физика, 185а 35 – 185b 2).
103
рая не встречает никаких препятствий в осуществлении своей природы. Поскольку интеллект и движение принимают все формы, которые им позволяет принять их природа, не встречая никакого ограничения (determinatio), Спиноза определяет их как бесконечные в своем роде вещи. Конечные вещи всегда так или иначе ограничены в своих действиях: стремясь осуществить то, что заложено в ее природе, конечная вещь неминуемо встречается с бесчисленными препятствиями со стороны других конечных вещей. Поэтому всякая конечная вещь несовершенна.
Совершенство – вот характерный внешний признак, по которому можно узнать бесконечное. В [CM 2.3] Спиноза определяет бесконечность как «высшее совершенство» (summa perfectio) вещи. В [Ep 4] он пишет, что всякий атрибут субстанции является «бесконечным, или предельно совершенным, в своем роде», а в [KV 1.9] говорит о «бесконечном, или совершеннейшем, удовольствии», проистекающем от знания истины.
Уяснение спинозовского понимания бесконечного затрудняется, однако, тем, что слово “infinitum” довольно часто употребляется Спинозой в значении “бесчисленное”. К примеру, в [Ep 60] говорится, что круг может рассматриваться как состоящий из бесчисленных прямоугольников (ex infinitis rectangulis). Прямоугольник, разумеется, вещь конечная, поэтому прилагательное “infinitus” характеризует тут не его сущность; оно показывает, что количество прямоугольников, которые могут быть вписаны в круг, «превосходит всякое число», иначе говоря, является неопределенным.
Гегель нарек численную бесконечность «скверной, дурной» – schlechte Unendlichkeit, – заявив, что она не имеет ничего общего с истинной, актуальной бесконечностью. Стоит задуматься, однако, как иначе могла бы проявляться актуальная бесконечность в мире своих конечных модусов?
Из необходимости божественной природы должны следовать бесчислен-
ные [вещи] бесчисленными способами (infinita infinitis modis)... [Eth1 pr16]
В этой теореме слово “infinitum” тоже употребляется в своем общепринятом значении, в значении неопределенного множества. Спиноза не принял предложение Декарта закрепить это значение за категорией indefinitum (неопределенное). К последней Спиноза относит только те вещи, которые, хотя и «превосходят всякое число», являются, тем не менее, конечными и потому «могут мыслиться большими или меньшими» [Ep 12]. А infinitum Спинозы – выражает ли эта категория актуальную бесконечность или простую бесчисленность вещей, – ни в коем случае не может мыслиться большим или меньшим.
104