Myuller_Avgust_Istoria_islama_s_osnovania_do_noveiyshikh_vremen_T_1_Avgust_Myuller_per_s_nem_pod_red_priv_-dots_N_A_Med

Спокойно выжидал он, когда наконец наступит момент и Мекка, как зрелый плод, скатится ему на лоно. Но и в это промежуточное время он не мог оставаться праздным, это было против природы ислама; ведь и вне Хиджáза мир преисполнен неверными. Ранее мы упоминали, что Мухаммед в шестом году (627) отправил к императору Ираклию посланника. Перед самым походом на Хейбар (весною 628 г.), так повествует далее предание, приказал пророк приготовить письма к императору Ираклию, к византийскому префекту Египта, Гассаниду Хáрису VII и Хосрою Парвéзу, шаху персидскому. Мухаммед взывал к ним, убеждал оставить ложных богов и подчиниться посланнику Аллаха. Можно себе представить, какое комическое впечатление могло произвести на Ираклия подобное требование какого то неизвестного арабского начальника — если только письмо дошло по назначению. Император в это самое время (в апреле 628- года) только что покончил

решительной победой сотни лет тянувшуюся войну между персами и византийцами, и греческая империя вернула назад все когда либо захваченные Персией провинции. Могущественный властелин и не воображал конечно, что не пройдет и восьми лет, как орды этого сомнительного авантюриста отторгнут от него навсегда половину его малоазийских провинций, и что он должен будет, беспомощным беглецом, укрыться за стенами Константинополя. Назначенное персу письмо так и не дошло до него. Когда оно писалось, едва ли тот был в живых. Но еще ранее слышал шах о различного рода движениях, происходящих внутри Аравии, и потребовал от Бадхáна своего наместника в Йемене, сообщить ему подробности. Доверенное лицо, посланное наместником в Медину, как он донес впоследствии, , приняло ислам. Очень ясно,

что это событие до покорения Мекки не могло случиться. Все эти обстоятельства вообще в высшей степени не разъяснены и спутаны. Одно только несомненно, что из Египта, между прочими подарками, посланы были Мухаммеду две красивые рабыни. Имена их — Мариат и Ширѝн — указывают на их происхождение из Месопотамии, но они легко могли быть перепроданы оттуда в Египет. Первую102из них принял, Мухаммед к себе в гарем, хотя не

как законную супругу. На Востоке, со времен Сары и Агари, не редкость подобные случаи, когда рабыня выступает рядом с законными женами. Подобные же отношения встречаются довольно часто и у арабов. Мухаммед санкционировал их следующим обра-

102 Это не Мария, а одна из второстепенных форм имени Марта.

180

зом: каждый правоверный, — за исключением пророка, не связанного никаким определенным числом — не может иметь более четырех жен, но зато рабынь — неограниченное количество. Положение матери не имело никакого влияния на законность детей. Одно признание со стороны отца давало равноправие сыну рабыни. Поэтому радость Мухаммеда была неописуема, когда, по прошествии года, Мариат подарила ему сына. Со смерти Хадиджи, у него не было более детей. Назвал он его Ибрахѝмом (Авраам), именем патриарха, чью чистую веру он, как по крайней мере полагал, был призван восстановить на земле. Но за год до собственной смерти пророк должен был увидеть своего сына умирающим.

Кроме этого позднего домашнего счастья, его послания к иноземным государям немного хорошего принесли. До нас ничего не дошло о дальнейших сношениях с византийцами и гассанидами. Но мы узнаем, что в Рабѝ’ I 8 (приблизительно в июле 629 года) на сирийской границе кучка из 15 ти человек — вероятно высланная на разведки — атакована была неприятельскими войсками, надо полагать, пикетом гассанидской- стражи, и все до единого были

истреблены. В то же время, в греческих владениях, был пойман и обезглавлен посол, везший письмо коменданту Бостры, главной греческой крепости в области восточного Иордана. Гассанидам, конечно, не 103нравилось, когда племена внутренней Аравии стара-

лись вмешиваться в отношения пограничных областей. Так или иначе, но факт остается неоспоримым, что в течение того же года (Джумада = сентябрь 629 го года) выступило к северу войско из 3000 человек под командой приёмного сына пророка, Зейда Ибн Харисы. РасстояниеI от Медины- до страны моавитян, на восток от

Мертвого моря, по прямой линии, составляет около 110 немецких миль. Очень вероятно, что Мухаммед, даже приблизительно, не имел никакого представления о воинских средствах, которыми именно в это время мог располагать Ираклий. Все же арабы должны были знать, что греки, незадолго перед тем, нанесли персам чувствительное поражение. Поэтому трудно было рассчитывать на успех, отправляя экспедицию в столь отдаленную область. Вот почему предписывалось, на случай несчастья, заменить Зейда Джа’фаром, сыном Абу Тáлиба (двоюродным братом пророка), а за тем хазраджититом Ибн Равахой. Пограничные войска

181

гассанидов были на стороже. Уже за несколько миль к северу от Медины наткнулось арабское войско на отряд, высланный на разведки начальником пограничных сил, Шурахбилем. Получив вовремя сведение о силе неприятельского войска, Шурахбиль быстро отступил. Мусульмане достигли Мýты, местности вблизи южной оконечности Мертвого моря; сюда стянулись тем временем главные силы византийцев. Правоверные сражались по обыкновению храбро, однако им было не под силу бороться с неприятелем, превосходившим их силы раз в десять. Один за другим пали Зейд, Джá’фар и Ибн Равáха; тогда арабы обратились в беспорядочное бегство. С большим трудом удалось104 Хáлиду,

участвовавшему тоже в походе, остановить и повести их назад в Медину в должном порядке. Там встретили «беглецов Муты» насмешками и попреками, но Мухаммед понял, что при подобных обстоятельствах немыслимо было рассчитывать на благо приятный исход и воспретил поэтому дальнейшие нападки. За спасение войска дано было Хáлиду почетное прозвище «Божий-

меч». Чтобы поукоротить, однако, дальнейшую заносчивость племен, кочевавших между Мединой и сирийскими границами, отправлен был летучий отряд к северу под предводительством Амра Ибн Аль Аса а несколько спустя предпринимались новые экспедиции против гатафáнов и других племен. Немного потребовалось усилий, -чтобы, побудить бедуинов центральной Аравии

признать власть пророка. Они ясно видели, что произошло с их прежними союзниками иудеями; от мекканцев ждать им было нечего; с другой стороны, они понимали, что перешедшим на сторону Мухаммеда предстояли неисчислимые выгоды. Поэтому в течение восьмого года (629) большинство отделов племени Гатафáн и даже Сулейм, так еще недавно, во время одного хищнического набега, истребивших отряд в 50 человек мусульман, примкнули к пророку. В это самое время, когда могущество Мухаммеда росло с поразительной быстротой, курейшиты любезно предоставили ему, в желательной форме, casus belli, в котором он

так нуждался, чтобы избавиться, наконец, от несносного договора Худейбийского.

Мы уже упоминали о розни, существовавшей между племенами Хузá’а и Бекр, жившими вокруг Мекки. Оба они включены были

Ничего положительно неизвестно о количестве неприятеля; арабы толкуют про человек, но это, конечно, вздор. Византийская армия состояла104пополам100.000из арабских пограничных племен и императорских войск.

182

в мирный договор, первые в качестве союзников Мухаммеда, а вторые — мекканцев. Случилось так, что один из хузаитов поколотил одного из бекритов за то, что тот сочинил эпиграмму на Мухаммеда. Бекриты, очень обозленные, напади однажды ночью в Ша’бане 8 (декабрь 629 г.), в большом числе на отряд Хузаитов и расправились с ним по свойски. Между нападающими, надо полагать, было несколько курейшитов; во всяком случае весьма вероятно, что всем этим нападением- руководила мекканская партия

войны, предводимая Сухейлем. Она постепенно стала по видимому понимать, не хуже самого Абу Суфьяна, что силы Мухаммеда, хотя медленно, вырастают до необычайных размеров, потому и порешила, что наступила крайняя пора для последней попытки спасти город. Её предводители надеялись смелым поступком вовлечь в войну своих сограждан, дабы даровать Мекке или победу, или же возможность потерять независимость с честью. Одного они не рассчитали — веками засевшее нерадение в единоплеменниках не могло быть устранено сразу. В массах народонаселения не было никакого единодушия. При первом известии о расторжении мира, сограждане и не подумали вооружаться, чтобы защищать свою свободу против ожидаемого нападения со стороны Мухаммеда. Наоборот, наступило всеобщее смущение; никто и слышать не хотел о Сухейле и его головорезах, все бросились к Абу Суфьяну, умоляя его отправиться в Медину и покончить дело как нибудь миром. Старый аристократ долго колебался, но наконец согласился. Одно только странно: отправился он в Медину дня два-спустя, между тем хузаиты, конечно, давно уже там побывали

и все передали по своему. Тщетно добивался Абу Суфьян, в течение многих дней, услышать от Мухаммеда и окружающих его что нибудь более или- менее успокоительное; все наперерыв стара-

лись застращать его, а вместе с ним и остальных курейшитов, отовсюду приходилось слышать одни лишь угрозы . Не успел он покинуть Медины, как находившиеся в городе войска немедленно же поставлены были на военную ногу; вытребованы105 были также

все союзные бедуины, для следования за армией. Скорехонько пристраивались к мусульманам жадные хищники, частью еще в городе, а частью на походе, как кому было удобней; потянулось и племя Сулейм, а также некоторые гатафане. Прежде, в «войне из за окопов», сражались все они с мекканцами против Мухаммеда-,

По крайней мере так было официально, о чем же говорилось с ним тайком105, нет никаких известий.

183

184

вступлении войск они смирнехонько будут сидеть по домам. Затем Аббáс проводил приятеля восвояси. По дороге, на одном из выдающихся отрогов, спутник задержал его и заставил полюбоваться на толпы движущихся мимо них правоверных, бедуинов, ансаров и беглецов. Во всем непобедимом войске числилось всего 10.000 воинов. Сильно же ошиблись хозяева Мекки, 7 лет тому назад, в этом презираемом ими плебее. Неисправимый аристократ произнес не без иронии, обращаясь к своему спутнику: «С этими, конечно, нам не справиться; царская власть твоего племянника, надо сознаться, стало довольно таки внушительной». — «Смотри, не наговори на свою шею, он ведь пророк», — буркнул тот. — «Что ж! По мне, пожалуй, хоть бы и так- », — заключил Абу Суфьян.

Рассказ этот довольно правдоподобен. Весьма возможно также, что Абу Суфьян, ради приличия, выждал некоторое время применения к нему мягкого внушения и тогда только формально принял веру. Так или иначе, трудно объяснять случайностью его личное свидание с Мухаммедом, равно и то обстоятельство, что за исключением горсточки храбрецов, курейшиты спокойно взирали на вступление в город неприятельского войска. Едва ли объяснимо также одним ночным уговором только что успевшего вернуться Абу Суфьяна, что даже теснины, ведущие в город, не были никем заняты. Из всего этого поневоле приходится заключить, что, задолго еще до прибытия Мухаммеда, знатнейшие горожане решили сдачу на более или менее сносных условиях и что партии войны, предводимой Икримой Сухейлем, и Сафвáном удалось собрать вокруг себя лишь незначительную кучку воинов. Остальные же удовольствовались, тем, что глазели на комедию, , ка-

кую нашли лучшим разыграть выдающиеся лица. Во всяком случае неоспоримо, что Мухаммед не ожидал никакого сопротивления. Предводители войск, приготовлявшихся вступить в город со всех четырех концов, получили определенное приказание никого не умерщвлять, за исключением сопротивляющихся, встречающих войска с оружием в руках. Занятие различных кварталов совершилось без пролития крови. Только Хáлид Ибн аль Валѝд, вступая через южные ворота, во главе бедуинов, наткнулся на кучку непримиримых. Они только что собирались покинуть- город, неиз-

вестно только с какой целью — возобновить ли борьбу снова извне, или же бежать в южную Аравию. Последовала непродолжительная схватка, и их разогнали — покорная Мекка лежала у ног пророка.

Если наши предположения справедливы, то условия сдачи по предварительному соглашению между Абу Суфьяном и Мухаммедом

185

легко восстановить, сообразуясь с ходом следующих событий: Мекка отказывалась от сопротивления и предоставляла свои войска к услугам ислама; взамен жителям сохранялась жизнь и имущество, равно предоставлялось участие, вместе с прочими мусульманами, в будущем, в общей, приобретаемой силой оружия, добыче. Непосредственное принятие ислама пока не требовалось, но вскоре совершилось обращение большинства жителей, остальные приняли веру впоследствии. Громадное большинство обратилось в веру, понятно, только по форме; в особенности же это было заметно среди членов партии аристократов; и в исламе оставались они твердо при своих мирских воззрениях и стремлениях. Не лежало их сердце к пророку: не могли они забыть, что вначале он сильно стеснил их торговлю, а впоследствии даже и совершенно ее прекратил. Но ныне выяснялось, что быть на его стороне гораздо выгоднее: поэтому, в конце концов, они охотно примыкали вóвремя к новой торговой фирме, пользуясь религиозными обрядами, как вывеской, нисколько не принимая в серьез дела веры. Мухаммед же смотрел, конечно, совершенно иначе: ему недостаточно было одного обладания Кá’бой. По мере расширения власти, он предполагал распространять попутно и веру. Поэтому пророк с особенной пунктуальностью стал наблюдать за чистосердечием признания веры среди новообращенных. Стремясь во что бы то ни стало привязать к себе и своим целям прежних своих врагов, он пользовался всяким случаем оказать им свое благорасположение. То милостивым словом, то богатым подарком пробовал он «прельстить их сердца», гласит официальный термин. И ему действительно удалось усилить самым осязательным образом материальное могущество своего государства. Но он не в состоянии спаивать новые элементы с духом ислама и терпит дальнейшее существование языческо мирских мнений, которые впоследствии наносят делу ислама большой изъян. К двум уже существующим, не равным составным-частям в общине: истинно

правоверной, партии мединской, как мы можем, по всей справедливости, ее назвать, и вечно подвижной, стремящейся к партикуляризму, бедуинской, — присоединяется теперь третья партия, мекканская. Она стала вразрез с обеими партиями: с первой, благодаря своей небрежности по отношению к религиозным интересам, а со второй — вследствие сознательной привязанности к раз завоеванному государственному единству.

Разнородные стремления этих партий резко отмечают арабский период истории ислама; но все они пока подчинились слу-

186

изменническим образом в плен племя Джазѝма кочевавшее на юге, невдалеке от Мекки, и заявившее своевременно о своем подчинении. Мстя за давнее кровопролитие, он приказал своим бедуинам перебить некоторых из них, несмотря на громкие протесты сопровождавших его беглецов и ансáров. Это было вопиющее

187

нарушение запрещения правоверным отомщать за кровь, пролитую еще в язычестве; притом же это было и бесцельной жестокостью; величайший полководец и в то же время самый гадкий человек первого столетия ислама имел впоследствии не одну, а множество подобных историй на душе. Но Мухаммед знал цену «мечу Божию», ограничился выговором, но не отрешил его от командования и сам из своего кармана выплатил деньги, следуемые за кровомщение родным убитых воинов джазѝмов.

Между тем стали доходить другого рода тревожные вести в Мекку. Распространился слух о том, что отделы племени Хавáзин пришли в движение и замышляют что то не доброе. С двумя из них еще прежде Мухаммед имел неприятные столкновения; это были — племя Сакѝф обитавшее к востоку- от Мекки в городе

Таифе и окрестностях его, то самое, которое так грубо обошлось с пророком незадолго до, его бегства, и другое Амир Сá’са’а, на

главу которого, Ибн Туфейля, пало подозрение в умерщвлении посла правоверных, в четвертом году (625). Как и другие отделы племени, они поняли наконец, что станут ближайшей целью мусульманского оружия, так как пограничное с ними племя Сулейм уже примкнуло к мединцам. По достоверным известиям эти бедуины решились предупредить нападение еще ранее занятия Мекки. Как бы то ни было, но не прошло и 14 дней после занятия города, а их полчища, силою тысяч в двадцать, расположились лагерем вблизи Тáифа. Трудно было даже представить, как успело это громадное войско и в такой короткий срок стянуться отчасти из отдаленных, далеко разбросанных пастбищ. Шестого Шаввáля

года (приблизительно в конце января 630), Мухаммед, уверенный в победе, но вскоре чуть не принужденный раскаиваться в своем8 самомнении, повел им на встречу свои войска. К нему при-

соединились 2000 мекканцев, с ними и Абý Суфьян, также и помилованные недавно предводители партии войны — Икрима и Сафвáн, предложившие охотно свои услуги новому господину родного города. Девятого вечером, получено было через одного лазутчика известие, что хавáзины расположились лагерем в недальнем расстоянии, у Аль Аутáса. Они находились под командой Мáлика Ибн Ауфа из отдела Наср При многих бедуинам находились женщины с детьми- , остававшиеся в тылу лагеря с тем, чтобы возбуждать до крайних, пределов мужество. сражающихся.

Мáлик предусмотрительно выслал несколько кавалерийских отрядов в узкую долину Хунейн отделявшую его от мусульман. Там укрылись они в боковых ущельях, с намерением выждать

188

удобный момент для нападения на неприятеля. План удался как нельзя лучше. Едва забрезжил утренний рассвет зимнего, тусклого дождливого дня, как обыкновенный авангард Мухаммеда — бедуины, под предводительством Хáлида — вступили в узкий проход. Отряд дошел уже до средины, как вдруг со всех сторон — слева, справа — накинулись на него толпы конных. Бедуины, привыкшие при подобных внезапных нападениях мгновенно рассыпаться, и еще не вышколенные окончательно железной дисциплиной ислама, повернули своих лошадей назад и поскакали без оглядки, увлекая вслед за собой равно ненадежных мекканцев; ядро войска — ансары и те заколебались. Еще один момент и Мухаммед, окружённый небольшой кучкой право верных, старавшихся заслонить его собою, мог подвергнуться страшной опасности быть отрезанным от своих. Пророк, однако-,

нисколько не смутился, выхватил меч и с той же неустрашимостью, как когда то у Охода, крикнул громко, обращаясь к своим мединцам: «Сюда, ко мне, люди древа ! Возле него стоял дядя его Аббáс, обладавший- громоносным голосом. И еще громче раздался тот же самый призыв, пронесшийся107 над волнующимися

толпами беглецов. Более не требовалось, дабы напомнить союзникам об их обязанности: к твоим услугам! к твоим услугам! — передавалось от ближайших к дальним. И, как бы по одному внезапному порыву, сражение возобновилось снова. Мало помалу108по-

ворачивали назад и другие беглецы. Поднявшись на стремена своего лошака, присматривался зорко Мухаммед к бою- и вдруг

воскликнул: «Ого, печка таки нагревается», — намекая на название местности . И, действительно, вскоре хавазинам стало невыносимо жарко. Племя- Сакѝф, оставившее дома своих жен, первое подумало109 о безопасности, которую представляли бедуи-

нам стены Тàифа. Остальные продолжали обороняться, но уже чувствовали, что им не удержать за собой поля сражения. Вскоре все громадное войско бросилось врассыпную; те, которые взяли с собой жен и детей, пробовали было защищаться в лагере, при Аутáсе, но и это последнее сопротивление вскоре было сломано. Победителям досталось 6000 жён и детей, 24 000 верблюдов и бесчисленное число овец и коз. Зато преследование. совершенно

Этим хотел напомнить он клятву при Худейбие.

Лаббейк! Лаббейк! — старинный призыв пилигримов, которым они и поныне107 обозначают преданность свою Аллаху.

109

108 Аль-аутáс значит «печка».

189