Myuller_Avgust_Istoria_islama_s_osnovania_do_noveiyshikh_vremen_T_1_Avgust_Myuller_per_s_nem_pod_red_priv_-dots_N_A_Med

его против воли прокладывать новую дорогу, которая решительно повела к победе. Теперь только освобождается ислам окончательно от связи с последней древней религией, из которой по преимуществу черпал он идеальное содержание своего учения. Оригинальным в его догматике — за исключением весьма немногого, касающегося скорее лишь внешней стороны — является арабизирование христианско иудейских вероучений, начавшееся с того, что дом Божий в Мекке становится на место иерусалимского христианского храма, расположенного- на святой горе иудейского Бога. Соответственно

этому все помыслы Мухаммеда последующего периода устремлены на то, чтобы подогнать свое учение, насколько возможно, к преданиям и предрассудкам древней Аравии, лишь бы только не расходилось оно с главным положением о единстве Божием и с его притязаниями на значение его как величайшего из пророков. Из тесных границ христианско иудейской секты ислам высвобождается сразу в национальную религию всего арабского народа. Рядом с этой тенденцией является неудержимое- стремление покорить силой оружия неверу-

ющих мекканцев, ибо было невозможно допустить, чтобы дом Божий оставался в руках язычников. Нельзя сказать, чтобы и без того можно было избегнуть столкновения. Первые неприязненные действия начались ранее перемены киблы. Но теперь рвение к борьбе с курейшитами удвоилось, стремление к Кá’бе становилось все сильнее, по мере того как подымалось в глазах мусульман её значение. Может быть, уже на третьем или четвертом году после бегства (625‒ г.) стало обязательным хаджж — участие в древне национальных паломнических празднествах, — для всех правоверных. Оно откладывалось626 лишь на время, по обстоятель, ствам невоз-

можное, но считалось уже религиозной обязанностью. Ею окончательно должен был сплотиться чистый монотеизм с национальными традициями.

Главнейшие указания для только что набросанного выше очерка развития ислама, в первые годы пребывания Мухаммеда в Иасрибе, опять таки слагаются из тех проявлений, которые отмечены в Коране по отношению к отдельным партиям и событиям. Новым отношениям- соответствовала перемена как формы, так и

содержания откровения того времени. Известные стереотипные обороты мекканского периода все еще продолжают пестрить речь пророка, но становятся томительно однообразными, внутренняя жизнь как бы замерла, старинные фразы свидетельствуют некоторым образом лишь о непрерывности откровения. Одни только легенды о пророках, служащие ныне главным образом для предо-

130

стережения детей Израиля, напоминают еще старый стиль. Во всем остальном, вместо преподания религиозных истин, выступают обширные предписания, касающиеся устройства политической и церковной жизни правоверных. Прежние нападения на язычников заменяются нескончаемыми иеремиадами, уснащенными более или менее крупными ругательствами и угрозами по адресу иудеев и лицемеров, а изредка и христиан. Широкое место занимают затем отделы, которых содержание можно, ради краткости, обозначить как дневные приказы и бюллетени в Наполеоновском духе. В них призываются правоверные к войне, превозносятся чудеса храбрости гремит с кафедры порицание за опасные проступки непослушания. Первоначальное пылкое воодушевление мечтательного исповедни-,

ка единого Бога совершенно пропадает у стареющего пророка и не может быть возмещено ни искусственной напыщенностью речи, ни притворным жаром. Форма энергических, коротеньких предложений, с резко обозначенными созвучиями по концам, превращается в довольно обыденную, утомительно тягучую прозу, в которой невнимательно, неточно расставленные рифмы, через две или три строчки, тонут почти незамеченные. Поэтому чтение значительно более объемистой части всего Корана становится крайне утомительным для всякого, рассчитывающего на некоторое эстетическое наслаждение, и даже невыносимым, если продолжать усердствовать далее. Зато отдел этот представляет, для желающего изучить более основательно историю того времени и развитие религиозных и законодательных предписаний ислама, богатый, доселе далеко не исчерпанный материал высоко фактического интереса.

Приблизительно к концу 622 года, положение Мухаммеда в Иасрибе, в «Городе» (Аль Медина), как его все чаще и чаще стали звать, значительно упрочилось- . Не только пророк мог положиться84 ,

Кажется, еще до прибытия пророка жители Иасриба называли свое место меж собой чаще всего «городом», в противоположение предместьям, вместе с которыми «город» получил собирательное имя Иасриба. Слово происхождения арамейского, очевидно заимствовано от иудеев, поэтому вероятно и у первоначальных жителей, до переселения племен аус и хазраджMedina,

84

было уже несомненно в употреблении. Для обозначения города вообще это название употреблял Мухаммед в Коране не раз и прежде; он позаимствовал его, как и многие чужестранные слова, от своих знакомых иудеев и христиан. В

-

131

как на самого себя, на своих «беглецов», но и число «помощников» постоянно прибывало; по мере их увеличения они также стали оказывать похвальное рвение к делу Господнему. Вскоре был он в состоянии попробовать посчитаться с мекканцами. Хотя по арабским понятиям они имели полное право объявить войну изменнику племени и всем; которые оказывали ему поддержку, но миролюбивые купцы об этом и не думали; он же с своей стороны никоим образом не помышлял оставить их в покое. Слишком уже часто возвещал пророк грозно, что Бог решил истребить тех, которые отвергают Его истины. Его долгом было привести в исполнение божественное повеление, лишь только найдутся в руках соответственные средства. В данный момент были они, конечно, незначительны, «помощники» обязывались защищать его лишь в случае нужды, а со своей кучкой мухаджиров не мог же он серьезно начать формальную войну с курейшитами. Но вредить им он желал, насколько было в его силах, и чем скорее, тем лучше. К тому же между его приверженцами нужда все росла: предстояли большие затруднения по прокормлению «людей веранды». В подобных обстоятельствах араб привык таскать у ближайшего соседа то, чего не хватало у него. Поэтому правильные рейсы мекканских караванов в Сирию и Иемен, из которых к тому же первые проходили невдалеке от Медины, манили легкой добычей, стоило только вооруженной толпой напасть внезапно. Первые маленькие отряды стал он высылать на подобные хищнические экскурсии с декабря 622 г. и продолжал действовать так по октябрь 623 г., частью предводительствуя ими сам. Все эти попытки кончались пока неудачей; то нападение опаздывало, то осторожные курейшиты успевали вовремя ускользнуть, то охрана была слишком велика, то за караваны вступались соседние племена. Тем не менее экспедиции эти имели впоследствии некоторый успех. Удалось тем временем заключить мирные и дружественные договоры с некоторыми маленькими племенами, кочевавшими на пастбищах между Мединой, Меккой и морем, и таким образом политическое влияние ислама начало распространяться и за стены Медины. Но добыча все еще никак не давалась, а в ней то и ощущалась главная потребность. Пророк решился наконец пустить в ход одно весьма сомнительное средство. Приближался- Раджаб

один из четырех священных месяцев, когда по всей Аравии наступает всеобщий мир. Как раз в это время Мухаммед послал одного,

из своих, грамотного, по имени Абдулла Ибн Джахш вместе с семью другими головорезами с запечатанной инструкцией, на разведки вокруг Мекки, по пути из Нахлы в Тàиф. Когда Абдулла, , в

132

предписанном ему месте, распечатал бумагу, нашел приказание, в котором предписывалось, сообща со спутниками по их добровольному согласию, «подстерегать» курейшитов. И действительно, вскоре подошел караван, везший из Йемена изюм и кожи, под конвоем четырех курейшитов. Меж тем, как раз наступил священный месяц. Инструкция Мухаммеда написана была двусмысленно и мнения о её содержании раздвоились, но, как и всегда бывает в подобных случаях, перевес окончательно имели более ревностные. Итак, сделано было нападение на караван, одного из сопровождавших убили, а двух, взятых в плен вместе с захваченными товарами, увлекли в Медину. Слишком поторопившихся ждала там неприятная встреча. Пророк, по видимому, был в высшей степени изумлен; он объявил торжественно, что никому не приказывал сражаться в течение святого -месяца. Вместо того, чтобы

разделить добычу, как это было в обычае, он приказал отложить ее в сторону. Вслед за тем стал он обвинять своих подчиненных с искусством опытного дипломата, так что их взяло отчаяние, тем более что и другие мусульмане, следуя примеру главы, осыпали их самыми горькими упреками. Присоединились к порицателям и иудеи; по своему обыкновению они преследовали несчастных всевозможными колкими остротами. В свою очередь, мекканцы были возмущены и всюду стали громко жаловаться, что подчиненные Мухаммеда не уважают даже священных месяцев. По одному этому можно судить, добавляли они, что это за отчаянный народ. «Посланник Божий», дал время улечься первому взрыву негодования, а затем возвестил следующее откровение (Сура 2, 214). «Они спрашивают тебя о священном месяце, о войне во время него. Скажи: война во время него великий ли грех, а уклоняться от путей Божиих, не веровать в него и святой его дом, изгонять из него посещающих его, не больший ли еще грех пред Богом? Богоотступничество губительнее убийства. Они дотоле не перестанут воевать с вами, доколе не учинят вас отступниками от вашей веры, если смогут сделать это. Истинно говорю вам — тех, которые уверовали, докинули родину (вместе с тобой) и ревностно подвизаются по стезям Божиим, ожидает милосердие Господа, а Бог многое прощает, всемилосерд». И здесь, как видите85,

ягненок замутил воду. Так или иначе, отныне обелены были набожные разбойники, добычу поделили, а с мекканцев, которые

«Подвизаться ревностно по стезям Божиим» для мусульманина значит, по преимуществу, воевать с неверными. Поэтому соответственное слово (джихад85) принимается обыкновенно в смысле священной войны.

133

волей неволей должны были позаботиться об освобождении пленных, вытребовано было за каждого по 1600 дирхем. Однако один из- взятых предпочел обращение и остался в Медине.

Если кто взглянет на ход всей этой маленькой истории без предвзятой мысли, едва ли усомнится, что двоемыслие в записке пророка было намеренное. Мухаммед знал своих людей, и он сам был уже совсем не тот, каким выказывался в Мекке.

Курейшиты продолжали, в интересах своей торговли, не нарушать мира как можно долее, а потому не принимали никаких мер для отмщения. Дальнейший ход событий зависел поэтому всецело от Мухаммеда, а так как он явно желал войны, то и стал к ней готовиться. Меж тем число «помощников» постепенно возроптало, вместе с тем увеличивалось их доверие, тем более что страсть в добыче действовала заразительно. Лишь только выяснилась надежда на успех, являлись виды, сверх оборонительного союза, на возможность дальнейших уступок. К этому же времени следует отнести новое откровение Божие, которым ставится правоверным в обязанность религиозную полное и неотложное покорение оружием неверующих: «Сражайтесь, следуя по пути Божьему, с теми, которые сражаются с вами, но не переступайте границ (какое, подумаешь, ограничение), потому что Бог не любит несправедливых. Убивайте их, где ни застигнете, изгоняйте сих оттуда, откуда они изгнали вас. Богоотступничество губительнее убийства (Сура 2, 186)». А несколько далее: «Вам предписана война, хотя она для вас неприятна. Но, может быть, вы чувствуете отвращение от того, что добро для вас, и, может быть, любите то, что составляет для вас зло: Бог знает, а вы не ведаете (Сура 2, 212)». Известная истина: приверженцы большинства религий считают необходимым прийти на помощь своему Богу, святые Его намерения закрепляют убиением им же сотворенных людей. Но необходимость подобных мер в одном только исламе обозначена в форме краеугольного камня всего учения, и это потому, что религия стала делом национальным, арабским. Народу этому невозможно было втолковать, что противоположные идеи побеждаются и мирным путем.

Повелению этому соответствует известный обет, данный Богом: «И тех, которые бежали и были изгнаны из домов своих, терпели лишения на пути Моем, участвовали в битвах и были убиты очищу Я от грехов их, и введу их в сады, по которым текут реки» (живой воды), (Сура 3, 194). Известно всем, с какой беззаветной,

храбростью это сознание награды временами и поныне в состоя-

134

нии воодушевить сердца мусульманских воинов, а впечатление, производимое этим обетом на умы первых правоверных, даже трудно себе представить хотя бы приблизительно. Ничего нет удивительного, что по зову пророка, второго Рамадана (приблизительно в январе 624 года), поднялись 83 беглеца на новый хищнический набег; к ним примкнули — 61 человек из племени аус и 170 хазраджей. Высланные шпионы принесли весть, что большой мекканский караван, под предводительством Абу Суфьяна из дома Омейи, выслеживаемый еще с осени на пути в Сирию, возвращается назад и приближается к Хиджáзу. В воскресенье, ,

го января 624 г., выступило маленькое войско мусульман — некоторые вынуждены были по особым обстоятельствам остаться8- дома, — в числе 306 человек с 70 ю верблюдами и 2 мя ло-

шадьми, направляясь на запад. Но осторожный Абу Суфьян, предуведомленный сверх того распространившимися- слухами- о

затеваемых в Иасрибе военных приготовлениях, отодвинулся с караваном к прибрежью и потянулся вдоль его на юг. При первых тревожных известиях, он тотчас же выслал вперед гонца одновременно и в Мекку, требуя для слабого прикрытия каравана подкреплений. Караван был из крупных, стоимостью в 50 тысяч динаров (600.000 марок). Почти все жители стали вооружаться, у каждого находилось там кое что из имущества, интерес был общий; поднялось большинство горожан, способных носить оружие, во главе их стали первые мужи- племени Абу Джахль (Амр Ибн

Хишáм) из дому Махзýм Утба и Шейба дети Раби’и из племени Бену Абд Шемс Омейя Ибн Хáлаф из семьи Джýмах Даже- хашимиты, родственные, Мухаммеду, не, задумались выступить в поход против ,отверженца; один только дядя пророка. Абу

Лахаб, более всех его ненавидевший, случайно не участвовал в экспедиции. Отряд немедленно же, спустя дня два, не более трех, после прибытия гонца, выступил к северу. Было их 950 человек с 700 верблюдов и 100 лошадей, стало быть превышал втрое горсточку мусульман. Между тем правоверные поспешно двинулись на Бедр обыкновенную станцию караванов, в 20 милях на запад от Медины, в 40 на северо запад от Мекки; там находилось множество ключей, хорошей, годной для питья воды. Не успели они достигнуть этого пункта, как- узнали, что караван, предводимый

Абу Суфьяном, успел пройти усиленными маршами опасное место и находится почти в безопасности, но что вблизи двигается войско мекканцев, в превосходных силах. И действительно, хотя караван ускользнул и ближайшая цель похода достигнута,

135

мекканцы не задумались двинуться вперед и подступить к самому Бедру. Одни из них жаждали мести, памятуя коварное нападение у Нахлы, другие же предполагали, что правоверные не осмелятся померяться с тройными силами противников. Особенно настаивал Абу Джахль, объясняя, что отступить в данный момент значило возбудить подозрение в явной трусости. Решено было подойти к самым источникам Ведра, простоять там три дня, все время есть, пить и веселиться, чтò, конечно, произведет благоприятное впечатление на остальных арабов и вдохнет в них уважение к мекканцам. Но он упустил из виду одно, что то же опасение быть признанными трусами воспрепятствует мусульманам подумать об отступлении. И действительно, на созванном- пророком воен-

ном совете единогласно и с необыкновенным воодушевлением принят был вызов на бой. Правоверным удалось предупредить противников и достигнуть первыми, окруженную со всех сторон горами и холмами, замкнутую долину Бедр, там, где находились источники. Здесь Мухаммед приказал остановиться, занять лучшие и самые обильные колодцы, а остальные завалить, дабы лишить курейшитов воды. Мероприятие весьма разумное, но в данном случае осталось без особых последствий, ибо незадолго перед тем прошел сильный дождь. Во всяком случае мекканцы очутились в неудобном положении, их предупредили. Возбуждение с обеих сторон было сильное. Аль Асвад из семьи Махзум, поклялся, что напьется из колодца или же, в крайнем случае, разорит его, хотя бы пришлось при этом ему- погибнуть, . 17 Рамадáна

(приблизительно 13 января 624 г.) двинулись неприятели на позицию, занимаемую Мухаммедом.

Манера древних арабов воевать напоминает во многих отношениях образ действий героев Гомера. Оба войска вытянулись друг против друга, на открытой местности. Тотчас же выступили из рядов известнейшие воины и стали вызывать мужей противной стороны на единоборство. С обеих сторон присматривались к отдельным схваткам с напряженным вниманием. Победа или поражение возжигали обоюдные страсти, мало помалу развивалась беспорядочная рукопашная схватка, при чем результат чаще всего зависел скорее от случайности, чем от числа-и мужества сражаю-

щихся. Чаще же всего, в сражении в поле, старались арабы сломить неприятеля неожиданным нападением. Если это им удавалось, наступала ужасная резня. А когда неприятель был настороже, то нападающие полчища рассыпались во все стороны с такой же быстротой, как и налетали. При Бедре правоверные не

136

могли и подумать предпринять подобное нападение. Вообще в Аравии тогда было мало лошадей, а у Мухаммеда в то время почти не было ни одной, так как в военной кассе, а также и у отдельных зажиточных мусульман, чувствовался сильный недостаток в средствах. Но пророк знал, что может смело положиться на своих людей: правоверные издавна приучены были к безусловному повиновению, чего в те времена ни один араб не мог даже понять. — Этому научились они, пунктуально наблюдая при молитве и механически подражая каждому жесту молившегося перед ними пророка; они привыкли сдерживать движение членов, а равно и порывы духа по одному лишь мановению властелина. Весьма метко прозвали некоторые храм Медины «плац парадом ислама». Поэтому, при первой же пробе, выказали мусульмане блестящим образом, что им не только знакома, но вошла в- плоть и

кровь тайна всякого военного успеха — дисциплина. Стеной стояли они, когда наскочила на них сотня всадников курейшитов под предводительством Умейра Ибн Вахба из дома Джýмах: увидя что их не прорвать ни за что, отступил он немедленно же, не вынимая даже из ножен меча. Теперь двинулись, пехотинцы Мекки и

медленно подошли совсем близко: по прежнему стояли неподвижно правоверные, следуя внимательно указаниям предводителя. Тогда выступили вперед, между- обоими боевыми

порядками, Амир Ибн Аль Хадрами брат которого пал у Нахлы, и отважный махзумит Асвад. Амиру удалось отомстить кровомщением; он поразил вольноотпущенника- , Омара. Но когда

Асвад, во исполнение клятвы, бросился стремительно к колодцу, выступил против него Хамза, дядя Мухаммеда, «лев ислама», и отсек ему ногу по колено. Невзирая на это, пополз тяжелораненый дальше, парируя сыпавшиеся на него удары мечом; докатился несчастный до довольно плоского колодца и успел омочить губы в воде, а своей здоровой ногой начал бешено закидывать яму, но меч Хамзы настиг его и прервал нить жизни.

Выступили тогда из рядов первые мужи Мекки: Шейба и Утба со своим сыном Аль Валѝдом и стали вызывать охотников на единоборство: ранее они отговаривали от дальнейшего наступления, и были осмеяны;- теперь хотели показать, что ими руководи-

ла не трусость, а предусмотрительность. Три ауса поспешили на вызов, но пророк махнул рукой, повелевая им отступить. Кому же как не его беглецам принадлежало право первым сразиться за ислам. Тотчас же выступили из рядов: Хамза, Алий и Убейда Ибн Аль-Хáрис, из дома Мутталиб, один из старейших

137

последователей Мухаммеда. Самыми младшими с обеих сторон были Алий и Аль Валид, они и начали борьбу, но вскоре пал последний, раненный смертельно. Выдвинулся Утба, спеша отомстить за смерть сына- , но и его вскоре поразил меч Хамзы. Борьба

между Шейбой и Убейдой длилась долго; старые, испытанные воины, выжидали они предусмотрительно случая нанести противнику решительный удар; наконец мекканцу посчастливилось отсечь у противника ногу . Убейда пал, но на помощь к нему уже летели Алий и Хамза: они живо расправились с Шейбой и успели оттащить за фронт тяжело86 раненого товарища. Ужасный резуль-

тат единоборства подействовал на курейшитов удручающим образом. Но и между ними нашлись люди храбрые, воспылавшие надеждой отомстить врагу. К полудню закипел общий бой. Несмотря, однако, на свою многочисленность, неверующие никак не могли, в беспорядочных отдельных стычках, сломить мусульман. Мало помалу стало распространяться в рядах мекканцев уныние. Между тем Мухаммед не переставал воодушевлять своих, побуждал их- к величайшему напряжению сил все новыми и новыми

обещаниями помощи Божеской. Был суровый зимний день; дул порывистый ветер, завывая над долиной; проносились над полем битвы густые громады облаков. И вдруг пророк воскликнул громко: «глядите, ангел Гавриил с легионами небожителей напирает на неприятеля». Почти уже все предводители мекканцев пали, невыносимо было сражаться остальным, а они то воображали так легко рассеять небольшую кучку неприятелей. И так было это неожиданно, так тяжело стало, что ряды неверных- наконец зако-

лебались. Тогда возвестил пророк общее нападение; громко проклиная, пустил он в неприятелей, с силой, полную горсть песку — и объял их ужас, и рассыпались они в диком бегстве.

Понятно, была это только видимая сторона сражения, как оно представлялось глазам неверующих. До нас, впрочем, дошли известия и о действительном ходе событий. Мы знаем напр., что на стороне курейшитов участвовал сатана, в облике всем известного мужа Сурáки Он именно подталкивал неверующих и подстрекал их к сражению. Но когда стали наступать ангелы тремя полками, в тысячу человек. каждый, под командой Гавриила, Михаила и Са-

рафиля, сатана испугался, побежал с великим криком и бросился в

Головы у арабов защищались шлемами, а туловище — кольчугой, вот почему86 так часто отрубались в сражениях ноги и руки.

138

море. До нас дошло также наидостовернейшее свидетельство одного рыбака, который собственными глазами видел, как Сурáка (что это был чёрт самолично, — этого собственно он не говорит) прыгнул в воду. Рационалисты могут конечно уверять, что добряк Сурáка попросту удрал, а позднее, когда перешел в ислам, хотел только своими россказнями обратить на себя общее внимание. С ним случались и прежде, как это мы знаем, подобные подозрительно чудные истории. Но и многие другие описывали весьма точно действия чёрта, равно как и ангелов. Так, например, некоторые утверждали с достоверностью, что небожители были на пегих лошадях, а на головах их развивались жёлтые чалмы. Во всяком уж случае неоспоримо то, что судьба сражения решена была исключительно горстью песка, которою швырнул «Посланник Божий» в неверующих.

Как бы то ни было, сражение кончилось, вскоре пополудни, блестящей победой мусульман. Четырнадцать лишь человек, мученической смертью, купили себе вход в рай. Из курейшитов погибло в сражении и во время преследования 49 человек, почти столько же взято было в плен. Между убитыми, кроме Утба и Шейба, был также Абу Джахль, исконный враг ислама, падение которого более всего порадовало Мухаммеда, а затем Омейа Ибн Халаф и еще некоторые другие, из первых семей Мекки. Все послеобеденное время прошло для победителей в подбирании добычи, которая главным образом состояла из многих сотен верблюдов, а также оружия и всякого рода утвари. Затем вырыли наскоро яму и побросали туда убитых неприятелей. В тот же вечер, забрав своих мертвых и раненых, пленных и добычу, двинулось войско в Усейль в полутора милях от места сражения. При осмотре пленных, взоры Мухаммеда остановились на Ан Надре сыне Хариса, того самого, , который раньше в Мекке осмеливался отвлекать слушателей своими побасенками о персидских- царях.,

Неприязненно устремленные в упор глаза победителя смутили несчастного. Он понял, что ему приходится плохо и, ища инстинктивно защиты, обернулся к стоящему вблизи Мус’абу Ибн Умейру с которым когда то дружил. Но тот отвернулся: ислам разрывал все прежние отношения, так имели обыкновение выражаться в,подобных случаях- правоверные. И в тот же момент про-

несся грозный возглас пророка: «Голову долой»! Алий поспешил исполнить смертный приговор. Далее мы увидим неоднократно, что Мухаммеда нельзя было вообще упрекнуть в свирепости, в особенности если принять в соображение суровые воинские обычаи древней Аравии; но он ни разу не миловал тех, которые

139