Gachev_G_Natsionalnye_obrazy_mira_Kavkaz

360

И побежал это чувство-уразумение записать. Теперь уже я со следующего, более одухотворенного уровня восприятия гля-

g жу на стены, на формы божественно-величавого тела.

^ Правда, ветерок, щебетанье птичек, шелест звонкий падающих листьев, воздух легкий — все это дышит Богом вне дома (вон как мне сейчас лодка листа по макушке засадила!), внедомным Богом, но располагающимся в открытом пространстве.

И вот понял, почему меня угнетали всегда посещения хра­ мов, вхождения во храм. Это вещь — изъятие Бога из мира и сосредоточение Его здесь, обезбоженье пространства. А суще­ ство хочет в небе, в воздухе, в дали-просторе Его созерцать, дышать Им, внимать Его представительство. Когда ж в нишу, в храм, в музей вхожу, свиваясь, воз-духу мне там не хватает.

Что это? Физиологическое ли ощущение тела (стеснение ды­ хания легких) или действительно святодуховность: лишь Все­ ленную чуять адекватным Богу домом? (Теперь лист мне в спину саданул).

Но также и благодетельность стен ощутил я вчера, войдя в одну из моленных ниш Ахиатского монастыря. Стены, почти облегающие мое туловище, с узенькой щелью окна впереди и вверху, как бы учинили обрезание внешнему миру, связям моим с ним и отношениям,— и в рубашке храма, голый, я предстал Богу. Вот зачем стены: не Бога упрятать от мира, вселенной (буд­ то Он — слаб), а меня отсоединить от мирскости, чтоб подвести к Богу, сподобить расслышать Его, утишив себя.

Да: Бог — не утешение-утеха лишь, но — тишь, утешение. Чрез утишение — и утешение.

Итак, моленно-исповедальная часовенка, облегая тебя, сни­ мает стружку мира с тебя, пресекает все твои токи горизонталь­ ных от-ношений и оставляет-устремляет к одному, вертикаль­ ному: из ОТ-ношений — к ВОЗ-ношению.

От себя вознестись. ОТ-ВОЗ!

Был у меня вчера соблазн в Ахиатском монастыре. Когда я уж заканчивал медитацию, появились три светские фигуры, го­ ворящие на русском языке (а до того кругом — армяне, и даже учитель истории местной школы, величавый Саркиз, отказался

362

мне объяснять: «не умею по-русски »). Оказались — две моло­ дые женщины-геологи с пожилым армянином, ученым геологом местным. Перекинулись словами: они из Москвы, и я из Моск­ вы. С фото- и кино-аппаратами они, со своей машиной «вилли­ сом »; и соблазн возник: попроситься к ним, соединиться и с ними поездить по древностям...

Но пахнуло легким, туристско-экскурсионным, смотрительным жанром. Для этого ли я приехал? Я приехал для прямой встречи с бытием, а вместо этого сразу, чуть оказался одинок, ускользну вбок, на привычную колею людской самозащиты от бытия: знако­ мые, разговоры светские, выпивка, веселье свое внутрилюдское? Так и спрячешься от бытия. Я ж приехал, чтоб иметь метафизичес­ кий опыт, на трансцендентные ощущения, на этот предмет,— а вме­ сто этого улепечу домой, назад, вуютный мир феноменов?

Ия отошел от них, от машины «виллис », спустился по доро­ ге у стен и сел на рюкзак у площади.

Бежали там армянские ребятишки, голосили чужестранно, древне. Так и тысячи лет назад, именуясь, «урартскими» иль «ассирийскими »,— но все с тем же составом крови, тела, глаз...

(Человек появился — директор музея. Поговорили).

Ивот эта неизменность, неотменность полыхнула-поразила.

Ана площади, на стенах монастыря — красные тряпичные ло­ зунги, слова на бумажках. Наклеечки все эфемерные!

Лумажка = Советчина _ вот пропорция.

Камень Армения

Умеют армяне принять любой внешний кесарев статус и вклю­ читься, будто всерьез. Но не это — их. Ихнее — поглубже уров­ нем: тело и кровь.

И так сидел я на площади, ждал общего автобуса. Подъехал виллис, замедлил ход, я — глаза, и оттуда глаза молодой геологини, удивленные, что я не подаю знака. Но я отвернул голо­ ву — и машина уехала.

Тоскануло-резануло сперва. Но потом вознагражден я был за жертву эту — метафизическими встречами.

Под ночь приехал в Санаин. Где ночевать? Попросился к од­ ному — он стал затылок чесать: только что приехало четверо к

363

*> нему из Кировакана. Я, было, объяснять, что мне ничего не надо: на улице, мешок есть спальный. Но дочка его: «В Алаверди есть гостиница». Тогда я вспомнил свой принцип: «не быть в тягость » — и ушел.

Попросился к другому. Пустил.

Утром я дал ему московский адрес, пригласил. Они оживи­ лись — затеяли приехать на ноябрьские праздники. (Раздается музыка — восточная, родная, болгарская: те же обороты, уве­ личенные секунды. И горы, и камень, и еда, и люди здесь сход­ ны, древни). Сперва я колебался: давать или не давать москов­ ский адрес? Хлопоты ведь... Но потом очнулась душа, и Божье уразумение дошло: ведь тебе шанс дается оказать благодеяние брату твоему, принять странника! А ведь и Христос — странен, и «кто примет одного из малых сих — Меня примет». С этим со­ знанием и я перестал стыдиться-виниться перед хозяевами: ведь и им я, странник, доставил благодатную возможность богоугод­ ной жертвы и услужения.

И так, на равных, мы расстались.

У молокзи

7.Х.73. И за мудростью не спешить — вот что мудро. Ноче­ вал сегодня в молоканском селе русском Воскресеновка (ныне Лермонтово). Услышал русскую речь в автобусе на Дилижан — бабушка в белом платочке. Ба! Да сам Господь приводит меня сюда. Куда мне торопиться в Дилижан армянский? Сошел — и вот ночую у самого старого — Ивана Фаддеевича.

А утром сегодня на собрании их был. Разиня рот и распахнув сердце, внимал их чтениям, толкованиям. Какие мужики! Какой остров чистой и крепкой веры! А пели — прозаические тексты из посланий апостолов — на волжский лад (мотив вроде «Вниз по матушке по Волге»). Каждый вставал, предлагал какое-то место из Писания и развивал мысль. Слова прямо из их умов и душ — в мое сердце капали. Боже! Какое испытал я ликование и воскре­ сение! Воистину — братья и сестры мы! И вот обратились ко мне:

—Может, гость хочет что-нибудь нам почитать?

Явстал, подошел. Говорю:

364

365

366

—А вот работа, хлеб, дом строить — это как?

—Это не пустяки,— серьезно ответил он.

—А что пустяки?

—Пить, курить, на чужих жен заглядываться...

Но ведь и мое нынешнее без нужды глазение — тоже из раз­ ряда «пустяков »? Или нет? Ведь работа это тоже моя. И сидел бы дома — их бы не увидал. «Да би мирно седяло — не би чудо видяло» («мирно сидел бы — чуда б не видел» — болгарская пословица).

Чужая жизнь б Ереване

Вечер. Ой!Чужая жизнь... К чему я здесь? Все эти красоты — безраздельные (не с кем разделить — в любви, в беседе). Стою на колоннаде филармонии. Иду один на концерт танцев нацио­ нальных. Но перед этим два часа неприткнутости измотали пус­ тотой и небытием. Вообще я сейчас — НЕбытийствую. Это кру­ гом люди живут, здешнее бытие осуществляют. А я...

И на... мне узнавать чужую жизнь? Узнавать — не жить. А уз­ навать и не жить — вурдалачье дело, высуняязыковое, дурная бесконечность любопытства.

Христос не велит узнавать. И Бог запретил познавать. Оба велят — исполнять простое и известное, данное, заповеданное.

Искания же — мучения и бесприютность. Есть одно знание, которое мне сейчас — именно для жизни. Это — вникание в Хри­ ста и уподобление. А что ты? Ходил ли Христос на концерты танца?

Однако, когда забил ритм и выскочили дьяволы черные кав­ казские — и во мне остатки взыграли...

...Но тоски такой давно не было. Что значит влить в себя несколько ядовитой энергии (коньяк, чача вчера)! Отдача — в тоске, реактивно толкающей восвояси прибраться и свиться.

То ли дело было на море в Гаграх! Дело было: лежать, купать­ ся, потом обедать, потом опять лежать, потом кино смотреть. А тут — выглядывать, ходить высматривать, зенки выпуча и вы­ пялив. И — город: люд при деле, после трудов развлекается.

О, сколь напрасно я здесь существую!

367

10.X.73. Боюсь умереть; а для чего жить долго, если так? Не лучше ли сейчас, пока еще чего страшного от своей никчемности

gне натворил?

^Но для чего долго живет дед Никита? (сосед мой в деревне Щитово под Москвой.— 31.VIII.90). Живет — и все. А Христос знает, сколько ему нужно. Для себя же чувствую, что жить дол­ го для того, чтобы узнавать, познавать (мир и что в нем),— не накормит душу, не удержит. Вон как удручает меня перспектива все узнавания да познавания.

Нет, достойная цель на остаток жизни — себя выправления, приведения ко Христу, чтоб максимально очиститься и быть го­ товым. .. А для того — надо успокоиться насчет внешних целей (трудов своих умственных), исполнять день ото дня урок жизни домашней и рабочей — и быть благим.

Почему так скверно душе и угнетает перспектива смотреть очередное диво внешнее: гору, монастырь, искусство? Увод это от Христова пути. Его дело — в услужении людям, а я понуж­ даю людей служить себе: вон сбил с панталыку семью, где но­ чую, и они меня — обильным угощением — в ночное пробуж­ дение ввели. Налипают, казнят услужениями — не с тем ли (бессознательно), чтоб я скорей себя скверно почувствовал и вытолкнулся? Гостеприимцы навязывают чужую дхарму, об­ липают ею. А сам навлек; теперь выберись, попробуй.

Но можно и просто: обратясь и припав ко Христу душой — и это сразу помогает, наставляет на мирное поведение.

Конечно, мой кризис в умственной работе связан и с тем, что не могу я ею как раз служить людям, а лишь внутрь себя духовенствую (непроходимо все, что я пишу, в нашу печать). Обсту- пил-таки мороз постепенно, охолодил и онемил, оцепенил — и вот я уж в анемии: без выхода-то на люд нет охоты себя заводить ни на мысль, ни на познание, ни на жизнь... Ночью вспомнил

Серую шейку — утку что в луже (в проруби?) упорно плавала, но зима оледеняла и сужала лужу — таким и себя ощутил в зиме духовной советской — непробиваемой, уверенной, спокойной. А я вот, человек, чей срок истекает,— возистериковал...

Дал читать свое про Армению (по фильмам Пелешяна и П а­ раджанова, что сообразил-написал ранее.— 31.VIII.90) Леве.

ЗВ8

—Это, конечно, не может быть напечатано,— сразу опыт­ но усек.— У тебя смелость — от невежества. И потом каждый (грузин, армянин) тебе укажет, что и там ты неправ, и тут оши­ баешься...

—Конечно, людям тут не угодишь. Но я это пред Богом пи­ сал, Ему; ведь пред Богом можно человеку ошибаться. Как смеш­ но: пред Богом можно, а пред человеком, который каждый весь — ограниченность и сплошной набор ошибок в суждени­ ях,— ошибаться не можно!

4 ч. Завезли друзья по моей просьбе — и высадили на медита­ цию в ущелье реки Аштарак. Ну что ж, раз уж я вне дома и могу лямку свою тянуть,— потяну чужую. И раз уж я в Армении оказался, да будет ум мой наемником: отдай его в эти дни на осознание того, что есть армянский космос, и тем возблагодари как-то за хлопоты их, послужи люду.

Потружусь, послужу.

Картины Сарьянз

чера ходил вмузей САРЬЯНА. Его (армянина) глазу и духу I н е нужны небо и даль; он впивается в землю; глаз — что плуг: режет ее линиями, складками, чертами резкими. Горы есть не то, что уводит дух в высь, в небо, но те ступени, по каким небо нисходит на землю и оземливается. Нет воспарения над землею, но внедрение-впивание в нее, которая — мать. Как земля затме­ вает небо, по важности для национального духа здесь, который непрерывно оттаскивали в ходе истории от земли родной, а ар­ мяне все более впивались в нее, как клещи, клешнями и кирками, и не сдуло их совсем, хотя и сдували многих под чужие небеса, но они их не любили — не ценили (небеса = чужбина, земля = родина),— так и мать затмевает отца, женское начало здесь бо­ лее метафизично, чем мужское. Ведь мужское начало метафи­ зично как дух и свет, спиритуальность, а они здесь — малозна­ чащи; зато торжествует и разнообразится метафизика матери(и): плоть, краски, камень и фрукт, плод и цвет. Так что здесь и Бог как Дух не может быть достаточно внятен, но Бог как тело ро­ дим: отсюда — григорианство, монофизитство крен на боже-

ЗБ9