Oazisy_shelkovogo_puti_istoricheskie_istoki_integratsionnykh

Сайфетдинова Э.Г. Золотоордынская религиозная мысль в контексте…

Впечатляющий список источников наглядно демонстрирует степень эрудиции автора в области богословско-теологической литературы. И также доказывает сведения некоторых списков «Нахдж ал-Фарадис» о том, что Махмуд ал-Булгари ас-Сараи скорее всего был сыном одного из шейхов города Сарая и получил достойное религиозное воспитание и образование.

При этом Махмуд ал-Булгари не стремится причислить себя к какомулибо определенному суфийскому братству, не пишет о своих наставниках и учителях. Автор «Нахдж ал-Фарадис» не ставит во главу постижение какой-либо одухотворенной истины, не основывает какое-то новое направление, не выступает против основных принципов исламской традиции, в его основе моральный кодекс мусульманина, который знает основы истории ислама, соблюдает пять столпов этой религии, совершает богоугодные поступки и воздерживается от сотворения пагубных. Свою идею сочинения он четко прописывает во введении (мукадима): Надеемся, кто прочтет эту книгу, будет жить сообразно советам из этой книги, она будет для них путеводителем в рай».

В заключении можно сказать, что сочинение «Нахдж ал-Фарадис» («Путь в рай») Махмуда ал-Булгари ценный памятник золотоордынской эпохи, источник исторического и духовного наследия тюрко-татар, изучение его богатого библиографического материала поможет раскрыть характер распространения исламских богословских трудов в Поволжском регионе и их роль в формировании средневековой тюрко-татарской богословской мысли.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.Ал-Багави Хусейн б. Масгуд. Масабих ас-сунна. Каир: Ал-матбуʻа алхайрия, 1901.

2.Аз-Замахшари Абу Касим. Кашшаф ‘ан хакаик ат-танзил. Каир: Алматбуʻа ал-ʻамира аш-шарафийа, 1925.

3.Ал-Газали Абу Хамид. Ихйа ʻулум ад-дин. Каир: Ал-матбуʻа ал-ʻамира аш-шарафийа, 1910.

4.Ал-Макки Абу Талиб. Кут ал-кулуб фи мусаллалатул махбуб. Каир, 1896.

5.Ислам: энцикл. словарь. М., 1991.

6.Кныш А.Д. Мусульманский мистицизм. СПб., 2004.

7.Мəрҗани Ш. Мостəфадел-əхбар фи əхвали Казан вə Болгар. Казан: Тат.

кит. нəшр., 1989.

Сведения об авторе:

Эльмира Гаделзяновна Сайфетдинова – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра исследований Золотой Орды и татарских ханств им. М.А. Усманова Института истории им. Ш. Марджани АН РТ (Казань, Россий-

ская Федерация). E-mail: аdulya2@yandex.ru

231

Науменко В.Е. Об исторической топографии и политико-административном…

(1475–1774 гг.) [8]. Каждый из этих периодов достаточно ясно представлен в стратиграфии городища, что позволяет приступить к предметному исследованию следующей важнейшей научной проблемы в истории его изучения – пространственной и функциональной реконструкции исторической топографии Мангупа в различные периоды его существования. Безусловно, речь пока не идет о детальной характеристике и эволюции всех элементов поселенческой инфраструктуры – улиц и площадей, жилых кварталов, домов и сельских усадеб, ремесленных мастерских, торговых рядов и городских свалок, систем водоснабжения и канализации и много другого, без чего невозможна обычная жизнь крупного населенного пункта. На данном этапе исследования возможен лишь самый общий анализ топографии Мангупского городища, предполагающий установление его размеров, планировки, функций и архитектурно-топографических доминант в тот или иной период истории.

Безусловно, период княжества Феодоро занимает особое место в истории Мангупского городища. Именно в это время обширная крепость, возведенная Византийской империей еще в VI в. на вершине изолированного горного плато, окончательно приобрела черты поселения городского типа и статус одноименной столицы княжества Феодоро – независимого политического образования в юго-западной части Крыма, имевшего политические связи со многими крупными государствами на юге Восточной Европы (Трапезундской империей, Молдавией и Московским государством).

Конечно, большая часть сказанного имеет отношение к истории Феодоро в XV в. (до 1475 г.), о которой мы уже многое знаем, в том числе благодаря результатам археологических исследований. Менее известна ранняя история города Феодоро, от его возобновления после нескольких столетий упадка, скорее всего, в конце XIII / начале XIV вв. и вплоть до конца XIV в., когда поселение пережило новую катастрофу. В рамках постоянно идущей научной дискуссии в 2016 г. нами совместно с А.Г. Герценым был опубликован ряд статей, в которых сделаны выводы о необходимости выделения особого золотоордынского этапа в истории городища (около 1360–1395 гг.), во время которого оно, очевидно, находилось под управлением улусной администрации в Крыму [9, с. 250–253; 10, с. 38–39, 49]. Несмотря на то, что источниковая база этой гипотезы все еще находится на стадии формирования, в своей работе нам бы хотелось остановиться на ряде важнейших вопросов в истории Мангупа интересующего нас периода времени, в том числе с учетом археологического материала из раскопок последних лет.

Об исторической топографии Мангупа в XIV в. К сожалению, ис-

тория городища этого столетия практически не освещена письменными источниками. Пожалуй, единственным сочинением, в котором в самом общем виде дано описание топографии Мангупа для XIV в., является поэ-

233

Науменко В.Е. Об исторической топографии и политико-административном…

ма «Рассказ о городе Феодоро», написанная около 1395 г. иеромонахом Матфеем, экзархом константинопольского патриарха Антония IV (1389– 1397) в Ялите (Ялте). Текст источника впервые был издан С. Меркати в 1927 г. [30, p. 392–396], но уже использовался применительно к истории городища в фундаментальной монографии А.А. Васильева [31, p. 188– 192]. Недавняя его републикация выполнена Х.-Ф. Байером [1, с. 286–309], комментарии к ней и реконструкция маршрута Матфея по горному Крыму и территории городища – А.Г. Герценым [4].

Исторический контекст пребывания Матфея в разрушенной и оставленной жителями Мангупской крепости остается до конца не ясным. Единственным несомненным фактом, который следует из содержания источника, написанного автором вскоре после посещения памятника, является признание случившейся здесь крупной военной катастрофы, следы которой иеромонах наблюдал повсеместно. С учетом хронологии миссии Матфея в Крым (около 1395 г.) и упоминания в поэме «агарян» (мусульман), захвативших крепость после длительной осады, есть основания рассматривать, вслед за А.А. Васильевым [31, p. 188–192], происходившие в это время на Мангупе события в контексте известного военного противостояния Тимура-Тамерлана и золотоордынского хана Токтамыша (1376– 1395) в Приазовье и на Крымском полуострове в начале 90-х гг. XIV в., которое, вероятно, затронуло и юго-западную часть Таврики.

Впоследнее время гипотеза А.А. Васильева подвергнута серьезной критике. Как «историографический конфуз» ее ныне рассматривают В.Л. Мыц [20, с. 45–63; 21, с. 99–121] и в целом следующий за ним С.В. Громенко [13, с. 43–50]. Однако, главный «археологический» контраргумент наших оппонентов – отсутствие на ряде крупных средневековых городищ Крыма (в Херсоне, Солхате, на Мангупе) хорошо выраженного «слоя пожара 1395 г.», представляется поспешным, по крайней мере, до публикации основных результатов многолетних раскопок указанных памятников.

Также следует признать пока бездоказательным предложение Т.Ф. Хайдарова рассматривать сообщение Матфея о событиях на Мангупе как некую византийскую традицию при описании эпидемий «Черной смерти» (очевидно, автор имеет ввиду пандемию 1347–1348 гг.), на что указывают многочисленные погибшие на улицах города [28, с. 34]. Для таких заключений необходимо иметь хотя бы какие-то основания, желательно, археологического или антропологического характера. Однако их пока нет.

Вконтексте изучения исторической топографии Мангупа XIV в. поэма Матфея остается наиболее выразительной и точной иллюстрацией, а в чем-то и своеобразным путеводителем по городищу этого времени. В целом, анализируя ее содержание, необходимо отметить общую узнаваемость местности, особенно в сюжетах, посвященных описанию изолированного положения Мангупского плато, особенностей оборонительной

234

Науменко В.Е. Об исторической топографии и политико-административном…

системы крепости, состоящей из отдельных укреплений (клисур), трассы подъездной дороги и главных городских ворот, равнинного рельефа плато с четырьмя мысами, мощных источников воды и многочисленных пещерных сооружений [4, с. 565–658, 572–573]. Однако, художественная форма сочинения Матфея, написанного к тому же в жанре монодии, полностью лишила нас детальной топографической привязки и возможности территориальной идентификации упоминаемых в тексте дворцов, жилых кварталов, храмов и некрополей городища. Лишь в четырех случаях в поэме сохранились смутные указания на присутствие храмовых комплексов и кладбищ среди застройки Мангупа конца XIV в. – при упоминании надвратной церкви крепостных ворот в Капу-дере [1, с. 294–295, строки 38– 40], христианских храмов в центральной части Мангупского плато – «купольных, базиликоподобных и круглых» в плане, украшенных мозаиками и фресками [1, с. 294–297, строки 46–47, 52–53], высеченных в скале гробниц, скорее всего, на месте некрополя на эспланаде Мангупской цитадели на мысе Тешкли-бурун [1, с. 296–297, строка 52] и видимых в различных местах городища надгробий [1, с. 302–303, строка 109].

Тем не менее, это наблюдение о скромных возможностях «Рассказа о городе Феодоро» для детальной реконструкции топографической ситуации на Мангупе не должно лишать поэму статуса важнейшего источника по истории городища в период формирования княжества Феодоро. Главным, что следует из его содержания, является наделение Мангупа XIV в. всеми признаками поселения городского типа, топографическими доминантами которого выступают крепостные стены, крупные общественные постройки («дворцы» у Матфея), регулярная жилая застройка и, конечно, храмовые комплексы с городскими некрополями. В этом смысле Мангупское городище, описанное Матфеем, и Мангуп периода расцвета княжества Феодоро (около 1425–1475 гг.), хорошо известный нам по данным археологии, мало чем отличаются между собой. Для обоих исторических периодов, это крупное городское поселение с хорошо выраженной эшелонированной оборонительной системой, плотной застройкой и ясными ар- хитектурно-топографическими ориентирами на местности.

Постепенно информация Матфея о Мангупе как о крупном городского типа поселении в XIV в. находит материальное подтверждение в ходе продолжающихся раскопок городища. На сегодняшний день, участки культурного слоя либо отдельные археологические комплексы этого времени выявлены, по меньшей мере, на площади четырех крупных объектов.

Прежде всего, речь идет о мужском погребении в центральном нефе Большой трехнефной базилики (рис. 1,6), открытом в 2005 г. Н.И. Барминой и затем опубликованном М.Г. Крамаровским [16, с. 278–289, рис. 1–3; 17, с. 457–473, рис. 1; об условиях находки см.: 2]. Стратиграфически оно соотносится, по мнению автора раскопок, с горизонтом конца XIV – нача-

235

Науменко В.Е. Об исторической топографии и политико-административном…

ла XV вв. на территории памятника, что требует, как нам представляется, в будущем уточнения даты комплекса. В частности, умершего сопровождал серебряный (с позолотой) поясной набор, позволяющий датировать его более ранним временем – 30–50-ми XIV в.

Поясной набор состоит из 16 предметов – пряжки с прорезью, наконечника пояса, центральной обоймицы с изображением всадника, двух обоймиц с подвесками для крепления оружия, четырех накладок с изображением «узла счастья» и еще семи накладок с цветочным узором, на которых сохранились остатки шелковой ленты основы. Все предметы выполнены в технике литья в жесткую форму с последующей доработкой резцом. Позолота нанесена способом амальгамирования; выразительные части пояса технологически имеют трехслойную структуру [22, с. 154–155, №166; 23, с. 391–393, №299]. На центральной обоймице представлена сцена «побежденного врага», на лицевой стороне наконечника пояса – сцена «героической охоты». По М.Г. Крамаровскому, пояс принадлежит, в широком смысле, к типу сельджукских «городских» поясов, получивших распространение в Крыму в золотоордынское время. На его основе вырабатывается особый тип парадного пояса, указывающий на принадлежность владельца к определенной социальной группе населения, занимавшего привилегированное положение в социуме. Возможно, владелец мангупского пояса соответствовал рангу «сотника» (гекатонтарха) из эпиграфических надписей, обнаруженных на городище (о них ниже).

Нужно сказать, что указанное погребение середины XIV в. выглядит отнюдь не случайным на территории Мангупской базилики. Обратим внимание на группу захоронений, вероятно, того же погребального горизонта (№2, по М.А. Тихановой), выявленную в 1938 г. на площади раскопа снаружи западной стены храмового комплекса. Некоторые из них (погребения №№77, 79, 80, 82) сопровождались «джучидскими» (формулировка автора раскопок) монетами; две монеты датируются временем золотоор-

дынского хана Токты (1291–1331) [27, с. 350–354].

Другим крупным объектом Мангупа, на котором обнаружены следы поселенческой инфраструктуры XIV в., является дворцовый комплекс правителей княжества Феодоро 1425–1475 гг. в центральной части Мангупского плато (рис. 1,7; 2). Одним из главных результатов современных раскопок памятника, ведущихся систематически с 2006 г., является заключение об использовании данного участка плато на протяжении всех основных периодов истории Мангупского городища, от ранневизантийского до османского времени [12]. Возведению княжеской резиденции в 20-е гг. XV в. непосредственно предшествовал строительный ярус золотоордынского времени, от которого сохранились дневная поверхность и отдельные строительные комплексы. В основном они пока выявлены на западном участке исследования памятника. Из сопутствующего культурного слоя происходят выразитель-

236

Науменко В.Е. Об исторической топографии и политико-административном…

ные археологические материалы золотоордынского круга – бронзовые зеркала, кашинная керамика, глазурованная красноглиняная посуда с орнаментом в технике «сграффито» и с подглазурной росписью линиями ангоба [10, с. 42–45, кат. 17–23, 165]. Вероятно, к этой же группе артефактов следует отнести и изделия групп «селадон» и «псевдо-селадон», обнаруженные, главным образом, в комплексах времени функционирования дворца (около 1425–1475 гг.) [10, с. 45–49, кат. 24–29]. Эта керамика свидетельствует о стабильном характере восточного вектора торгово-экономических и культурных связей населения Мангупа на протяжении всего феодоритского периода в его истории, то есть с конца XIII / начала XIV вв. и вплоть до 1475 г., когда крепость была завоевана османской армией.

Для оценки общей активности Золотой Орды в регионе и установления хронологических рамок включения Мангупского городища в сферу ее влияния, безусловно, важны нумизматические находки из раскопок дворца. Всего в ходе исследований было найдено 144 монеты, выпущенных правителями Улуса Джучи, что составляет около 20% от общего числа находок монет на памятнике1.

Таблица №1

Статистическая таблица распределения золотоордынских монет из раскопок дворца (2006–2018 гг.)

Отмечаем равномерное распределение монет на протяжении длительного промежутка времени, от правления Токты (1291–1313) до Токтамыша (1379–1395). При практически полном отсутствии иных нумизматических

1 Атрибуция всех монет, упоминаемых в статье, выполнена А.В. Якушечкиным.

237

Науменко В.Е. Об исторической топографии и политико-административном…

находок на Мангупе для конца XIII–XIV вв. золотоордынские номиналы обеспечивали монетное обращение в этот период, что косвенно указывает на включение городища в сферу торгово-экономических связей и политических интересов Золотой Орды на полуострове.

Наконец, в восточной части Мангупского плато в последние годы раскопаны два христианских храмовых комплекса, которые функционировали в золотоордынский период истории городища – так называемые «церковь 1967 г.» и «церковь 2015 г.» (рис. 1,15,19). Их появление на плане Мангупа позволяет резко расширить обжитую территорию памятника для периода конца XIII–XIV вв.

Раскопки «церкви 2015 г.», расположенной в верховьях мыса Еллибурун, производились в течение трех полевых сезонов (2015–2017 гг.) и позволили получить достаточные основания для датировки и атрибуции объекта [материалы исследований 2015–2016 гг. полностью опубликова-

ны: 24, 2017; 29, с. 160–174].

По планировочному решению, памятник представлял собой культовую постройку зального типа, сориентированную по оси северо-восток – юго-запад и состоящую из трех архитектурных компонентов – алтарной части, наоса и нартекса-притвора (рис. 3). Его общие размеры по внешнему контуру – 6,80 х 5,30 м, по внутреннему обводу стен – 5,70 х 4,20 м. Небольшая ширина стен и наличие в наосе двух симметрично расположенных колонн предполагают трехнефную композицию храма, с одним (широким) центральным и двумя (узкими) боковыми нефами, и его стропильное перекрытие базиликального типа. Композиция церкви дополнена двумя скальными гробницами, вырубленными на свободном пространстве между колоннами и стенами. Они имеют «заплечики» под плиты перекрытия, что указывает на использование пространства боковых нефов в процессе церковной литургии. Также важно отметить куски фрески с полихромной росписью из заполнения гробниц, что указывает на богатство внутреннего интерьера храма. Первоначальный вход в наос в западной стене не сохранился. Позднее, в процессе перестройки, он был оформлен в виде небольшого нартекса-притвора с двумя колоннами. Вокруг церкви располагался прихрамовый некрополь. Основным типом погребальных сооружений являлись скальные гробницы для многократных захоронений, три из которых удалось раскопать.

Памятник функционировал в относительно небольшой промежуток времени, не более столетия. Он был построен не позднее конца XIII в. и использовался до конца XIV в. В таком случае, его следует рассматривать как элемент городской застройки Мангупа в золотоордынский период, погибшей в ходе противостояния Токтамыша и Тимура-Тамерлана в начале 1390-х гг., о чем уже говорилось. Среди датирующих находок из культурного слоя и закрытых археологических комплексов на площади раскопа особо

238

Науменко В.Е. Об исторической топографии и политико-административном…

отметим артефакты золотоордынского круга древностей – фрагменты красноглиняных кувшинов с тисненым орнаментом, покрытых монохромной зеленой глазурью (некоторые опубликованы: 24, с. 112, 114, рис. 78, 3; 81,1) и монеты времени Ногая (около 1280–1299) и Токты (1291–1313).

239

Науменко В.Е. Об исторической топографии и политико-административном…

Рис. 1. Общий план Мангупского городища с указанием основных объектов археологических исследований 1853–2018 гг.

240