когда оказалось, что методы убеждения не работают, оно начало безжалостно подавлять сопротивление. Целью стали не только известные оппозиционеры, но и местные лидеры и муллы, не совершившие никаких преступлений. Нескольких генералов, двух бывших премьер-министров и других приближенных Дауда(всего около сорока человек) азнили немедленно. Спустя девять месяцев после переворота были казнены97 представителей влиятельного клана Моджаддеди. Исламистов, заключенных Даудом в Пули-Чархи, казнили в июне 1979 года49.

Своим фанатизмом и убежденностью, что глубоко консервативную и гордящуюся своей независимостью страну можно силком вес современность, афганские коммунисты напоминали Пол Пота. Однако народ Афганистана, в отличие от Кампучии(Камбоджи), не был готов к такому обращению. Правители прошлого, например Абдуррахман, весьма

Советские лидеры разрабатывают новую политику

больше запутывали дело своекорыстные донесения, которые скармливали представителям СССР афганские власти. Валерий Иванов, ведущий советский экономический советник в Кабуле, большую часть дня потратил на попытки связаться с советскими специалистами в Герате. Ему удалось

переговорить с шефом двадцати пяти работавших там со строителей. Это был грузин по фамилии (вроде бы) Маградзе. Связь все

приближение, Маградзе повторял: «Помогите нам».

Иванов мало что мог сделать. Этих людей и их семьи выручили старший советский военный советник в Кабуле Станислав Катичев Шахнаваз Танай, афганский офицер, который потом стал министром обороны. Они отправили отряд афганского спецназа, старый танк Т-34, грузовик и автобус для эвакуации. По дороге в аэропорт танк сломался. Но к тому моменту толпа уже осталась позади, и беглецы улетели в Кабул в той одежде, в какой встали утром. До отправки домой их поселили в школе

при посольстве. Жена Иванова, Галина, помогала собрать для них одежду50.

Не всем так повезло. Советский закупщик шерсти Юрий Богданов жил в особняке со своей беременной женой Алевтиной. При приближении толпы Богданов перебросил жену через стену к своим афганским соседям. Она сломала ногу, но выжила: афганцы спрятали ее. Самого Богданова

жестоко убили. Военного советника 17-й афганской дивизии Николая Бизюкова растерзали солдаты: дивизия взбунтовалась. Один советский эксперт по нефти погиб от шальной пули, выйдя на улицу посмотреть, что

число жертв среди советских специалистов в Герате, похоже, не превысило трех. И судя по всему, эти жертвы никак не повлияли на решения, принятые затем советским правительством51.

Услышав новости о восстании, Андрей Громыко, советский министр иностранных дел (ему было семьдесят, и он находился на своем посту с 1957 года), позвонил Амину, чтобы узнать, что происходит. Тот заявил, что ситуация в Афганистане нормальная, что армия под контролем, что все губернаторы лояльны. Советская помощь была бы полезна, сказал он, но режим вне опасности. Громыко счел это«олимпийское спокойствие» раздражающим. Спустя три часа советский поверенный в делах в Кабуле и главный военный советник Горелов дозвонились в Москву и представили совсем другую, куда менее оптимистическую картину. Правительственные силы в Герате, сказали они, судя по всему, потерпели поражение или перешли на сторону бунтующих. Последних теперь, по слухам, поддерживали тысячи фанатиков-мусульман, а также саботажники и террористы, подготовленные и получившие оружие в Пакистане, Иране, Китае и США.

Семнадцатого марта Политбюро собралось на заседание. Ни Советский Союз, ни его престарелые руководители не были в состоянии достойно справиться с надвигавшимся кризисом. К 70-м годам СССР уже разлагался изнутри. Его институты оставались, по сути, в том же виде, какими их строил Сталин, и были плохо приспособлены к п усложняющемуся миру. Проницательные наблюдатели, даже советские чиновники, чрезвычайно ясно видели всю глубину этого разложения. Но немногие были способны на сколько-нибудь далеко идущие выводы. В 1979 году Западу казалось, что СССР еще долго будет оставаться серьезной военной и идеологической угрозой.

Советские руководители были настороже. Им мешало то, что они имели весьма слабое представление о происходящем. Основные позиции озвучили Громыко, премьер-министр Алексей Косыгин, министр обороны Дмитрий Устинов и председатель КГБ Юрий Андропов. Все они были людьми компетентными, но относились к тому же поколению, что и

Громыко. Они начали карьеру еще при Сталине, и их мышление так же упиралось в стереотипы ортодоксального марксизма-ленинизма. От них не стоило ждать неожиданных решений.

Леонид Брежнев, генеральный секретарь ЦК КПСС, не участвовал в первоначальной дискуссии, хотя некоторые советовались с индивидуально. Он находился у власти больше пятнадцати. Еголет здоровье уже ослабло, и к концу своего правления он превратился в объект насмешек (конечно, в частном порядке) для острословов из числа московской интеллигенции. Но до какого бы состояния Брежнев ни дошел в последний год или два своей жизни, в тот момент он все еще сохранял

При этом они держали в уме общий контекст холодной войны, который во многих отношениях определял и извращал политический процесс как в Москве, так и в западных столицах. Брежнев надеялся, что разрядка — ослабление напряжения между СССР и Западом— станет одним из его величайших достижений и его историческим завещанием. Все начиналось

Европе. Переговоры по договору ОСВ-2 об ограничении США и СССР

стратегических вооружений близились к завершению. Но затем начались неприятности. Вероятность ратификации ОСВ-2 в Сенате стала сокращаться. Споры из-за размещения в Европе советских ракет средней дальности «Пионер» нарастали: американцы все успешнее убеждали своих европейских союзников разрешить размещение ракет «Першинг-2».

И, главное, американцы определенно не были готовы безропотн принять понесенное в Иране унижение: шаха, их союзника, недавно

активность американцев в районе своей уязвимой южной границы, подобно

тому, как сами американцы не могли не отреагировать на размещени советских ракет на Кубе. Русские не могли оставить Афганистан, как и американцы не чувствовали себя вправе покидать Вьетнам в 50-х и 60-х годах. Эти болезненные параллели не способствовали при взвешенного решения: ситуация грозила кончиться плохо, к какому бы выводу советские лидеры ни пришли.

Политбюро не сомневалось, что Советскому Союзу следует держаться за Афганистан во что бы то ни стало. Две страны имели тесные контакты на протяжении шестидесяти лет, и потеря Афганистана стала бы мощным ударом по советской внешней политике. Но проблема была в том, что в тот мартовский день, когда члены Политбюро приступили к дискуссии, они еще слабо представляли, что же происходит. Афганское руководство не стремится искренне рассказывать об истинном состоянии , дсетовал Косыгин. Он потребовал уволить посла Пузанова и предложил Устинову или начальнику Генштаба Огаркову немедленно отправиться в Кабул прояснить ситуацию.

Устинов уклонился от этого предложения. Амин, по его словам, уже не испытывал прежнего оптимизма и теперь требовал от Советского Союза спасти режим. Но почему до этого вообще дошло? Большинство солдат в афганской армии были набожными мусульманами, и именно поэтому они присоединились к повстанцам. Так почему же афганское правительство не уделило в свое время достаточного внимания религиозному фактору?

оппонентов и при этом имело наглость заявлять, что при Ленине советские власти делали то же самое. Они не имели понятия, на кого могут положиться. Они не смогли объяснить свою позицию ни армии, ни народу. Было совершенно ясно, что Афганистан еще не созрел для социализма: религия играла в стране колоссальную роль, крестьяне были практически безграмотными, экономика — отсталой. Ленин выделил необходимые элементы революционной ситуации, и ни один из них не имел места в Афганистане. Танками невозможно было разрешить политическ проблему. Если революцию в Афганистане можно сохранить лишь помощью советских штыков, то это ошибочный путь, по которому СССР не следует идти.

Громыко негодовал. То, насколько несерьезно афганские лидеры относятся к сложным вопросам, напоминает сюжетный ход из дурного детектива. Настроения в афганской армии по-прежнему неясны. А что если афганская армия выступит и против легитимного правительства, и против советских войск? Тогда, как он деликатно выразился, ситуация станет

чрезвычайно сложной. Даже если афганская армия сохранит нейтралитет, советским войскам придется оккупировать страну. Это будет катастрофой для советской внешней политики. Все, чего добился Советский Союз в последние годы в деле снижения международной напряженност содействия контролю над вооружениями, будет утрачено. Китайцы получат великолепный подарок. Все страны Движения неприсоединения выступят против СССР. Встреча Брежнева и президента Картера, на которую давно надеялись, и грядущий визит французского президента Жискара д'Эстена окажутся под вопросом. И все, что СССР получит взамен — это Афганистан с его неадекватным и непопулярным правительством, отсталой экономикой и незначительным влиянием в международных делах.

Более того, признавал Громыко, достаточных юридических оснований для военного вмешательства нет. Согласно Уставу ООН, страна могла просить о внешней помощи, если стала жертвой агрессии. Но агрессии как таковой не было: имела место внутренняя борьба, распри внутри революционного движения.

Андропов высказался решительно. Если СССР введет войска, придется сражаться с народом, подавлять народ, стрелять в народ. Советский Союз будет выглядеть агрессором. Это неприемлемо. Косыгин и Устинов согласились. Устинов затем доложил, что армия уже готовит планы действий в чрезвычайных обстоятельствах. Две дивизии формируются в Туркестанском военном округе, и еще одна — в Среднеазиатском военном округе. Три полка можно отправить в Афганистан незамедлительно. 105-я воздушно-десантная дивизия и полк мотопехоты находятся в состоянии24часовой готовности. Устинов запросил разрешения разместить войска у границы Афганистана и провести тактические учения, чтобы подчеркнуть, что советские силы находятся в высокой боеготовности. Устинов заверил присутствующих, что не больше остальных поддерживает идею отправки войск. И в любом случае афганцы располагают десятью дивизиями. Этого более чем достаточно, чтобы разобраться с мятежниками.

Чем дольше советские лидеры обдумывали требование афган прислать войска, тем меньше оно им нравилось, хотя никто не мог полностью исключать этого варианта. Когда с основными аргументами ознакомили Брежнева, он ясно дал понять, что против вмешательства, и кисло заметил: афганская армия разваливается, и афганцы ждут, что СССР

будет воевать вместо них.

Витоге было решено, что Советский Союз отправит военные припасы

инесколько частей, чтобы помочь «афганской армии в преодолении трудностей». Пятьсот специалистов Министерства обороны и КГБ должны были присоединиться к 550 сотрудникам, уже работавшим в Афганистане. Советские власти планировали поставить сто тысяч тонн зерна, повысить

контроль над Гератом, так что непосредственная угроза была устранена. В первую очередь Тараки встретился с Косыгиным, Устиновым, Громыко и Пономаревым, многолетним главой Международного отдела ЦК. Косыгин подчеркнул глубокий, длительный и безусловный характер отношений между СССР и Афганистаном. Однако афганское правительство не должно давать поводов для мысли, будто оно может справиться со своими проблемами, лишь призвав советские войска. Это подорвет его авторитет в глазах народа, испортит отношения с соседними странами и ударит по престижу государства. Если советские солдаты окажутся в Афганистане, им придется сражаться с афганцами, чего афганский народ никогда им не простит. Вьетнамцы защитили свою страну от американского и китайского вторжения, не полагаясь на иностранных солдат, и Афганистан должен действовать так же. Советские власти помогут военными припасами и окажут масштабную политическую поддержку в борьбе с внешн врагами страны: Пакистаном, Ираном, Китаем и США.

Тараки согласился, что ключевые вопросы— политические. Он безапелляционно заявил, что народные массы поддерживают правительство и реформы. Все дело, мол, в том, что реакционеры в Иране и Пакистане

пришли в ярость, обвинили афганское правительство в предательстве интересов ислама и спровоцировали подрывную кампанию против него.

Афганской армии, по словам Тараки, срочно требовались боевые вертолеты, бронемашины, средства связи, а также люди, способные справиться со всем этим. Устинов ответил, что русские предоставят двенадцать вертолетов, но без экипажей. Косыгин указал, что вьетнамцы смогли сами освоить полученную технику. К сожалению, возразил Тараки, многие офицеры, прошедшие советскую подготовку, ненадежны — это «братья-мусульмане» или люди, симпатизирующие Китаю.

С этим, сказал Косыгин, Тараки должен разбираться сам. Он дал Тараки дружеский совет: афганскому правительству следует расширить свою политическую базу. Намекая на массовые расстрелы и пытки, которые так встревожили Политбюро, он прибавил: «Мы это испытали на себе. При Сталине, вы знаете, многие наши офицеры сидели в тюрьмах. А когда разразилась война, Сталин вынужден был их направить на фронт. Эти люди показали себя подлинными героями. Многие из них выросли в крупных военачальников. Мы не вмешиваемся в ваши внутренние дела, но хотим высказать наше мнение насчет необходимости бережного отношения кадрам».

Тараки не уловил намек и кисло заключил: похоже, русские готовы оказать ему любое содействие, кроме защиты от агрессии. Вооруженное вторжение в Афганистан— совершенно другое дело, возразил Косыгин. Затем он спешно отвез Тараки на встречу с Брежневым52.

Спустя два дня Брежнев так описывал эту встречу своим коллегам: Тараки прибыл в Москву«несколько взволнованным, но в ходе бесед он постепенно приободрился и вел себя к концу спокойно и рассудительно». Брежнев твердо сказал, что правительство должно расшир политическую базу и перестать расстреливать людей. Затем он еще раз подчеркнул, что в текущих обстоятельствах СССР не станет отправлять войска. Политбюро эти доводы одобрило53.

представили записку о ситуации в Афганистане. По большей части она просто подытоживала уже одобренные выводы и аргументы. Несмотря на

Руководители нового режима не подходили для руководства страной в силу своей неопытности и невоздержанности. Они враждовали друг с другом и своей безжалостностью в отношении реального и воображ несогласия оттолкнули от себя духовенство, партию, армию и госаппарат. Они слишком быстро пытались продавить полусырые социалистические реформы, ударившие по тем самым людям, которые должны были от них выиграть. Теперь афганским властям следует расширить политическую базу: они должны обеспечить свободу вероисповедания для всех, кроме тех, кто действовал против правительства, соблюдать законность даже при подавлении диверсионной деятельности, разработать конституцию, чтобы укрепить демократические права и урегулировать деятельность государственных органов. Эти соображения еще долго оставались существенной частью советской политики. Горбачев подхватил их в 1985 году, и последний коммунистический правитель Афганистана

Наджибулла пытался реализовать их в рамках политики национального примирения, которую провозгласил в январе 1987 года. Но тогда было уже поздно.

Взаписке рекомендовалось продолжать поставки в Афганистан оружия

ивоенной техники, а также обучить афганскую армию и правоохранительные органы обращению с ними. СССР должен помочь афганцам создать жизнеспособную экономику. Но правительству следует твердо воздерживаться от посылки советских военных подразделений в Афганистан, даже если в стране будут продолжаться беспорядки(чего исключать было нельзя).

* * *

Это была неплохая временная политика. Но летом 1979 годаследовать ей становилось все сложнее. Правительство в Кабуле не изменило тактику. Партию разрывала междоусобная вражда, чистки продолжались, причем в

серьезных масштабах. В июне Тараки и Амин решительно выступил против «Парчама» и отправили ряд ее лидеров в почетную ссылку качестве послов: Hyp оказался в Вашингтоне, Вакиль — в Лондоне, Анахита Ратебзад — в Белграде, Наджибулла — в Тегеране. Более мелкие фигуры, такие как Кештманд, Рафи и Кадыр, были арестованы. Их подвергли пыткам и приговорили к казни, хотя после протестов СССР

заменили ее тюремными сроками54.

И хотя ничего сравнимого по масштабам с гератским восстанием не происходило, волнения продолжались. В конце апреля афганские солдаты, лояльные правительству, устроили резню в деревне Керала в провинции Кунар и убили несколько сотен мужчин после ,тогокак в том районе

представители в афганской военной форме. Девятого мая произошли серьезные волнения в шести провинциях, том числе в окрестностях Кабула. Двадцать третьего июня беспорядки впервые начались и в столице. Несколько тысяч человек вышли на антиправительственную демонстрацию. Среди них было много хазарейцев, вооруженных ножами, винтовками и пулеметами. Двадцатого июля бунтовщики попытались занять Гардез, столицу провинции Пактия. Погибли двое советников из СССР. Пятого августа взбунтовался батальон десантников в Бала-Хиссар, древней крепости на окраине Кабула. Бунтовщиков смогли остановить лояльные

контролировало, вероятно, не более половины территории страны56.

* * *

Едва Тараки вернулся домой, в Москву хлынул поток просьб: штурмовые вертолеты, бронетехника, оружие и боеприпасы. Все эти запросы укладывались в рамки утвержденной политики, и советские власти приложили все усилия, чтобы их выполнить.

Но возникали и требования, выходящие за эти рамки. Афганцы

умоляли советское правительство прислать войска, переодев их, при необходимости, в афганскую форму. Четырнадцатого апреля они запросили до двадцати вертолетов с экипажами. Пятнадцатого июня — танки для охраны правительственных зданий и аэродромов в Баграме и Шинданде.

Советские военные не могли прийти к единому мнению. Некоторые высокопоставленные офицеры выступали против вторжения, другие же, в том числе Устинов, не были столь категоричны. Генеральный штаб занимался тем, чем занимаются все штабы в подобных обстоятельствах: строил планы, занимался комплектованием войск и боевой подготовкой к условиям, с которыми они столкнулись бы при отправке в Афганистан. Ресурсы начали подтягивать к границе. В мае генерал Богданов, один из высших штабных офицеров, попробовал составить план введения войск в Афганистан. Он заключил, что понадобится шесть дивизий. Коллега, увидевший его план, посоветовал спрятать его подальше: «А то нас обвинят в нарушении суверенитета соседей». В начале декабря план извлекли из сейфа, но вместо шести дивизий отправили три, а потом еще одну58.

Впрочем, кое-какие советские войска и так уже находились в Афганистане. В феврале 1979 года террористы похитили американского посла Адольфа Дабса и удерживали его в отеле «Кабул». Во время неуклюжей попытки правительственных сил освободить Дабса посол погиб. Тогда советские власти направили в Кабул спецотряды КГБ для защиты

гвардейской мотострелковой дивизии и 108-й мотострелковой дивизии под предлогом проведения учений начали движение к афганской грани. Генерал Епишев, начальник Главного политического управления Советской армии, участвовавший в подготовке советского вторжения в Чехословакию в 1968 году, приехал в Кабул, помог афганским властям советами и пообещал поставить военные припасы. Тараки и Амин вновь попросили о вводе советских войск и вновь получили. Числоотказ советских транспортных самолетов, отправлявшихся в Баграм и из Баграма, резко выросло. Советские военные и гражданские советники по-прежнему большом количестве прибывали в Афганистан. Ходили упорные слухи, что

советские военнослужащие управляют вертолетами и танками в боевых миссиях. Советские пограничники все чаще вступали в бой с группам мятежников на афганской границе60.

В августе прибыла еще одна военная делегация, под началом генерала Павловского, который командовал вторжением в Чехословакию. Основной