Длугач Т.Б. - Три портрета эпохи Просвещения. Монтескье. Вольтер. Руссо (Научное издание)-2006

62

естественными науками, а литературой и историей. Он был прав в том, что время лучше было использовать на то, к чему у Вольтера были несомненные дарования.

Мысли о бессмертии души занимают у Вольтера. В «Метафизическом трактате» Вольтер высказывает по этому поводу здравый скептицизм: «Как! Я, которому хорошо известно, что некогда человека не было, буду настаивать, будто в нем есть часть, вечная по природе!»79 . Было бы, конечно, приятно пережить самих себя и сохранить навечно лучшую часть своего существования, но эта надежда — лишь утешающая нас химера.

Эти идеи, вместе с популяризацией основных положений теории Ньютона, составляют содержание также и «Основ философии Ньютона»; именно Вольтер, как уже упоминалось, стал знакомить Францию с Ньютоном, способствуя вытеснению декартовой теории вихрей. Ньютона же он привлекает на помощь и своему деизму: «…если, согласно Ньютону (и в соответствии с разумом) мир конечен, если существует пустое пространство, значит, материя существует не необходимо и получила свое существование от произвольной причины. Если материя испытывает тяготение, как он это доказал, то происходит то не в силу ее природы..., но потому, что она получила силу тяготения от Бога»80 .

Однако то главное, что очень остро чувствует Вольтер, это новизна научных взглядов, обусловленных иным пониманием материи, движения, пространства и времени и включением в механизм силы тяготения. С Ньютоном, в период создания им теории тяготения, не будучи в состоянии объяснить характер пустого пространства и взаимодействие сил через пустоту, спорили Рэн, Гюйгенс, Гук, Ферма; Ньютон и сам иногда, особенно в письмах, склонялся в пользу существования эфира. Но после публикации главной работы Ньютона прошло уже около 100 лет, и Вольтер, следуя науч-

79Вольтер. Филос. соч. С. 256.

80Там же. С. 276.

63

ным выводам, убежден в наличии пустоты и тяготения. «Декарт допускал Бога-творца, причину всего, но он отрицал возможность пустоты..., если пустота существует, материя в силу этого не будет необходимым бытием, существующим само по себе и т.д.; ибо то, что не находится повсюду (ведь есть пустота. — Т.Д.), не может нигде существовать в силу необходимости»81 . Деизм связан как раз с силой тяготения: «Если бы пустота была невозможна, и материя была бесконечна, если бы протяженность и материя были одним и тем же, из этого должна была бы вытекать необходимость материи, но если бы материя была необходима, она существовала бы сама по себе в силу абсолютной необходимости, присущей природе, первичной и предшествующей всему; в этом случае она была бы Богом…»82 .

Вольтер разбирает здесь и аргументы о свободе воли Бога и свободе воли человека; в последнем случае он проявляет свою осведомленность в современной ему философской литературе, указывая в том числе на англичанина Т. Коллинза, выступающего против человеческой свободы. Разбирая все pro et contra, Вольтер приходит к выводу, к которому несколько позже придет Дидро в своем знаменитом романе «Жакфаталист»: «Утешительна одна только мысль, а именно: какой бы системы мы ни придерживались, с какой фатальностью ни связывали бы все наши действия, мы всегда будем действовать и так, как если бы мы были свободны»83 . Этот вывод перекликается с выводом, имеющим решающее значение для всей жизни Вольтера, для его мировоззрения и ряда произведений, в первую очередь «Кандида».

Еще одна тема привлекает Вольтера в эти годы в Сирé — антирелигиозная. Он пишет «Орлеанскую девственницу». Не только публикация, но даже распространение в списках этой поэмы могло повлечь за собой заключение в Бастилию, при-

81Вольтер. Филос. соч. С. 283.

82Там же.

83Там же. С. 291.

64

чем гораздо более серьезное, чем первые два. Дело в том, что Вольтер посягнул на одно из важных таинств церкви — таинство невинности, девственности. Поскольку Мария, мать Христа, родила его, не зная мужчины, постольку невинность почиталась как одна из главнейших добродетелей. Вольтер, выступивший против авторитета церкви, не мог не осмеять ее. И нередко Вольтера в связи с этим обвиняли в неуважении к национальной героине Жанне, спасшей Францию. Но, конечно, Вольтер не думал смеяться над Жанной, предмет его насмешек совсем другой. Описывая реальные исторические события, попытку англичан завоевать Францию, Вольтер изображает их гротескно и иронически: он высмеивает лицемерие и ханжество церковников, шутит над людскими пороками, впрочем, к последним, в том числе к любовным страстям, он относится очень терпимо:

— Весьма нестойки дамы и мужчины; Людские добродетели хрупки; Они — сосуды дивные из глины,

Чуть тронь — и треснут. Склеить черепки? Но склеенные не прочны кувшины. Заботливо оберегать сосуд, Хранить его от порчи — тщетный труд. Порукой этому — пример Адама, И Лот почтенный, и слепец Самсон, Святой Давид и мудрый Соломон, Любая добродетельная дама — Великолепный перечень имен Из старого и нового Завета.

Я нежный пол не осужу за это84 .

Вольтер смеется над тем, что невинность Жанны считается главным оружием защиты французов. Он непрерывно ставит Жанну в сложные ситуации, угрожающие этой добродетели; Жанну искушают сеньоры-рыцари, священники, дьявол в образе осла; и каждый раз она преодолевает искушение, ибо в этом — залог победы нации.

65

Так после обращения к ней с любовной речью осла Жанна отвечает (хотя она уже во власти соблазна):

— О, мой осел, ведь я стою на страже Прекрасной Франции, повсюду враг, А строгость нрава моего известна.

Оставьте! Ваша нежность неуместна! Я не хочу Вас слушать! Это грех!

Осел отвечает ей:

Равняет всех любовь.

Пусть Франция, война, победа, Однако лебедя любила Леда, — 85 .

Святой Дени, покровитель Орлеана, помогает Жанне, и с его помощью победа Франции предопределена, но Вольтер сыплет таким множеством иронических стихов, что ясно:

— Спасать посредством девственности крепость — Да это вздор, полнейшая нелепость.

Притом не видно дев у нас в краю, Зато они кишмя кишат в раю86 .

К Жанне Вольтер относился очень критически еще и потому, что она была неграмотна — в его глазах это существенный недостаток.

«Орлеанская девственница» (распространявшаяся в списках) еще раз прославила Вольтера, хотя в очередной раз поставила под угрозу его свободу.

В 1739 г. после тяжелой болезни врачи запретили Вольтеру на некоторое время работать, и он вместе с Эмилией уезжает в Брюссель, где маркиза ведет судебный процесс изза наследства. В Брюсселе Вольтер заканчивает «Магомета», переделывает «Век Людовика XIV», продолжает работу над историческим трудом «Опыт о нравах и духе народов». Из

85Вольтер Ф.М. Орлеанская девственница. М., 1971. С. 229.

86Там же. С. 42.

66

Бельгии они наезжают в Мадрид, в Сирé, в Париж. В 1740 г. кардинал Флери посылает Вольтера в составе дипломатической миссии в Пруссию для переговоров с Фридрихом II, т.к. после смерти императора Священной Римской империи Карла VI надо было в спешном порядке укреплять границы Франции. Дипломатическая миссия не слишком удалась — хорошие личные отношения с королем не помогли Вольтеру политически повлиять на него. Затем Вольтер с Эмилией опять в Брюсселе, Лилле, Париже. Здесь Вольтер и маркиза пробудут несколько лет, т.к. Эмилия захочет присутствовать на свадьбе принцессы. Вольтера к 1745 г. ждет официальное признание, хотя много славы и даже личного удовлетворения оно не приносит: благодаря поддержке фаворитки короля мадам д’Этиоль, будущей мадам Помпадур, Вольтер получает должность королевского камергера и звание историографа Франции. Для этого ему пришлось написать либретто к опере «Принцесса Наваррская», музыку к ней пишет известный французский композитор Рамо, а либретто — Вольтер вместе с неизвестным тогда еще почти никому Ж.-Ж. Руссо. К этому эпизоду относится первая обида Руссо: в программе празднеств в числе авторов оперы назван только Вольтер. Он сам очень невысокого оценил свою поэму, но жаждал признания. В 1746 г. Вольтер, наконец, становится членом французской Академии наук, одним из «бессмертных»; этого звания он добивался давно. Пребывание при дворе отвлекает Вольтера от занятий, ему хочется вернуться к привычному распорядку дня Сирé. Вскоре опасность новой опалы заставляет Вольтера и Эмилию покинуть двор Людовика XV: маркиза очень любила карточные игры, а за ломберными столиками члены королевской семьи нередко жульничают. Вольтер по-английски сказал подруге, что она играет с мошенниками, совсем забыв, что это не слуги, не понимающие английского языка. Перехватив негодующий взгляд картежников, Эмилия поняла, что надо поскорее уносить ноги. Она велит срочно закладывать

67

карету, и любовники спасаются бегством в имение друга — герцогини дю Мен, где почти два месяца Вольтер проводит взаперти, страшась монаршего гнева. Наконец, Вольтер опять в Сирé, где проведет еще несколько счастливых лет, занимаясь теперь преимущественно историей, историческими романами, а также разработкой своей концепции просвещенного абсолютизма.

§ 4. Просвещенный государь — благоденствующее общество

Тема просвещенного государственного правления начинает привлекать внимание Вольтера в английский период. В Англии он увидел, что власть государя может быть ограничена парламентом, который препятствует королю совершать неблаговидные поступки, но не мешает делать добрые дела. Но, пожалуй, Вольтер уже склоняется в пользу правления одного просвещенного монарха, без всякого парламента, потому что во Франции не было английского парламентского опыта, кроме того, парламент (в отличие от Генеральных штатов, которые не собирались уже около 100 лет) включал представителей только первых двух сословий — дворянства и духовенства. Недоверие Вольтера к парламенту объяснялось также конкретными французскими обстоятельствами — ведь именно по решению парижского парламента были сожжены «Философские письма», именно по его решению горят сочинения Ламетри, впоследствии Дидро, Гельвеция, горит знаменитая Энциклопедия. Все средневековые инквизиционные суды творились во Франции парламентами, но и в XVIII веке, в течение жизни Вольтера, процессы против инакомыслящих вели парламенты Тулузы, Аббевилля, Кастра. Борьба Вольтера с парламентскими приговорами была одновременно борьбой и против церкви, и против парламента. Все его надежды поэтому — на просвещенного монарха. В историю политических учений

68

точка зрения Вольтера вошла как концепция «просвещенного абсолютизма». В общем и целом социальная теория Вольтера основывается на теориях общественного договора, пришедших из XVII века. Но все функции государства исполняет его глава — просвещенный монарх. Личные отношения Вольтера с царственными особами вписываются в контекст его теории. Он хочет находиться в дружеских отношениях с Фридрихом II и Екатериной II не потому, что ему это принесет какую-то выгоду (хотя выгоду это приносит); гораздо важнее для Вольтера — быть воспитателем монархов, делать их просвещенными. И, несмотря на то, что отношения с королями (даже с теми, которые претендуют на роль передовых, даже с теми, кто восхищается Вольтером, превознося его гений до небес) складываются непросто, он не отказывается от своих убеждений. Показательна в этом отношении его дружба с Фридрихом II. Знакомство с Фридрихом II относится к 1736 году, когда Фридрих еще был кронпринцем, которого не очень-то жаловал король-отец. В поисках утешения Фридрих обратился к стихам и музыке. Как и его сестра, принцесса Вильгельмина, принц был образован, знал латынь и греческий, писал стихи, играл на флейте. И, конечно, он не мог не заметить такого знаменитого литератора, каким был уже в те годы Вольтер. Фридрих пишет ему письма, в которых восхищается его стихами, его даром трагика, его умом; он хочет стать его учеником. На этом примере видно, что уже в 30-е годы XVIII в. идеи Просвещения распространяются по Европе, что уже в этот период установка на ум, на личные дарования начинает подчинять себе установку на сословные привилегии. Разбитая на множество мелких феодальных княжеств Пруссия, казалось, была далека от социальных преобразований, и тем не менее и здесь явственно ощущаются новые веяния. Действительно, если Австрия и Франция являют собой монархии старого образца, то Пруссия — монархия нового типа, заинтересованная в развитии промышленности. Фридрих II хочет быть не просто монархом, он хочет быть

69

70

В таком духе переписка продолжается годы, при этом Фридрих не перестает восхищаться, и оба льстят друг другу сверх меры. Фридрих не считает зазорным унизиться перед великим философом: «Посмотрите, какая разница между мною и Вами. Я, бедное исчадие философии, по мере напряжения ума, произвожу одни химеры и мечты, а ты, великий первосвященник Аполлона, вдохновенный самим Богом, которому служишь, имеешь дар пленять и восхищать. Мне ли бороться с тобой? Подобно ангелу библейскому ты в состоянии вывихнуть мне ногу»91 .

Приведенные письма от Фридриха объясняют, почему Вольтер, в конце концов, принял приглашение короля и переехал (на время) в Берлин. Но понадобилось несколько лет заверений, а затем смерть Эмилии (которая была категорически против переезда), чтобы Вольтер решился на этот шаг. Он лично знакомится с принцем в 1740 г. в маленьком городке Клеве, где Фридриха настигла лихорадка. Он видится с ним кратко позже и в 1741, и в 1742 гг., в том числе, когда Вольтер в составе дипломатической миссии приезжает в Берлин. Решающим стимулом для переезда послужило письменное уверение Фридриха в бесконечном уважении и любви: «Мы оба — философы, что может быть естественнее, если два философа, связанные одинаковыми предметами изучения, общностью вкуса и образа мыслей доставляют себе удовольствие совместной жизнью? Я уважаю Вас как моего учителя в красноречии и знании; я люблю Вас как добродетельного друга. Какого же рабства, какого несчастья Вы можете опасаться в стране, где Вас ценят, как в отечестве, живя у друга, имеющего благородное сердце?»92 .

Эмилия умерла в 1749 г. И в 1750 г. находившийся в глубоком отчаянии Вольтер, получив разрешение Людовика XV, решает отправиться в Берлин. В Потсдаме, во дворце Сан-

91Переписка Фридриха Великого, короля прусского, с г-ном Вольтером. С. 48.

92Там же. С. 45.

71