Длугач Т.Б. - Три портрета эпохи Просвещения. Монтескье. Вольтер. Руссо (Научное издание)-2006

полностью отвечать самому за свою жизнь. Предаваясь пока развлечениям, а на самом деле оттачивая свой ум, Вольтер готовил себя к будущей жизни.

После смерти в 1715 г. Людовика XIV наступил смутный период регентства герцога Филиппа Орлеанского, человека очень невысоких моральных качеств. Насмешка Вольтера не замедлила обратиться против этого «фанфарона порока», «кровосмесителя и отравителя». Латинское стихотворение, освещавшее эти темы, «Я видел» послужило причиной заточения Вольтера в Бастилию в 1717 г., где он провел 11 месяцев. Заключения в те времена были не слишком тяжелыми; Вольтер получал в камеру книги и на их обложках, а также между строк смог написать свою первую и, пожалуй, самую знаменитую (хотя им было написано еще 28 трагедий и 10 комедий) трагедию «Эдип». Выйдя из тюрьмы, Вольтер поставил ее на парижской сцене 18 ноября 1718 г. И на следующий день проснулся знаменитостью. Критики провозгласили Вольтера наследником Корнеля и Расина; герцог Орлеанский, посадивший Вольтера в Бастилию, теперь сменил гнев на милость и облагодетельствовал автора денежной премией и золотой медалью. Король и королева также назначили ему большую пенсию (2000 и 1500 ливров). Вольтер теперь знаменит. На наш взгляд, драматургом, достойным пера Корнеля или Расина, он вряд ли был; славу ему принесло скорее их длительное отсутствие на сцене. А, может быть, те строки, которые не написали бы они, но в которых Вольтер выразил свое отношение к событиям двухтысячелетней давности: он обвиняет не Эдипа, а Богов и отрекается от пророчеств и чудес. Мать Эдипа Иокаста, например, говорит: «Наши жрецы — совсем не то, что думает о них суеверный народ. Наше легкомыслие — основа их мудрости». Слышны обвинения Вольтера в адрес Богов и их служителей за кару доброго и справедливого, пекущегося о благе народа царя Эдипа, который восклицает: «Безжалостные Боги, мои преступления — и ваши, но вы наказываете меня».

42

Итак, Вольтер заслужил славу первого драматурга Франции. В этот же период он задумывает эпическую поэму, которую сначала назовет «Лигой», а затем переименует в «Генриаду», опубликовав ее в 1623 г. Содержание ее — жизнь знаменитого короля-протестанта Генриха IV, убитого в 1610 г. фанатиком-иезуитом Равальяком. Напомним, что во Франции в то время во всех сферах жизни господствовали иезуиты благодаря влиянию последней фаворитки Людовика XIV госпожи Ментенон. Подавляющая часть общества ненавидит их, к Генриху же IV интерес был оправдан тем, что после Варфоломеевской ночи 1572 г., когда было истреблено несколько тысяч гугенотов, в 1598 г. он издал Нантский эдикт, по которому гугеноты были уравнены в правах с католиками. Людовик XIV отменил Нантский эдикт, и теперь проте- стантов-гугенотов ссылали на каторгу, запрещали им молитвенные собрания, наказывали плетьми и т.д. Иезуиты были могущественной силой, тянувшей Францию назад, в Средневековье; к тому же они как привилегированное сословие не платили налогов. Вольтер, обратившись к фигуре Генриха, решил, во-первых, воспеть его подвиги не только в сражениях, но и в государственных делах, а во-вторых, захотел спеть гимн веротерпимости. Об этой поэме, в которой Вольтер, наверное, впервые, пока еще слабо, высказывает мысль о значении для жизни народа великого и справедливого государя, мы еще будем говорить позже. Большой материал для нее дал Вольтеру видный деятель правительства Людовика XIV и поклонник Генриха IV маркиз де Комартен, который увез Вольтера от скуки прокурорской канцелярии в свое имение и некоторое время развлекал его рассказами о жизни царственных особ. «Лига» появилась в 1723 г. в Руане без разрешения властей, а затем тайно была переправлена в Париж. Книга раскупалась быстро, принося автору дополнительную славу, а также деньги, коими Вольтер никогда не пренебрегал. Итак, в 30 лет Вольтер — признанный первый литератор Франции; везде, где он появляется, он привлекает к себе внимание искрометными шутками, глубокими замечания-

43

ми, здравыми суждениями. Но парижское светское общество скоро показывает ему свои зубы и объясняет, что дух привилегий еще очень силен и что быть поэтом, пусть даже первым, еще не значит быть аристократом. Один из раздраженных его независимым поведением кавалер де Роган, встретив его в опере, обращается к нему со словами: «Господин Вольтер, господин Аруэ, или как вас там!» — Вольтер тут же парирует: «Я не влачу за собой громкого имени, но делаю честь тому, которое ношу». Начинается скандал, но подруга Вольтера, знаменитая Адриенна де Лекуврер, очень кстати падает в обморок, и ссора прекращается. Вскоре, когда Вольтер ужинал у графа де Сюлли, его вызвали, он вышел к подъезду

ссалфеткой в руках, и здесь на него набросились трое слуг и избили его палками. Сам же Роган сидел в карете и насмешливо руководил избиением.

Напрасно несчастный первый поэт искал справедливости в суде и у правительства, напрасно пытался вызвать обидчика на дуэль. Французская абсолютистская система пока еще демонстрировала свою силу, посадив еще раз в Бастилию не обидчика, а пострадавшего. Те графы и герцоги, которые восхищались дарованиями Вольтера, в глубине души считали наказание справедливым: кто он такой, этот заносчивый поэтишка, что смеет тягаться с аристократами! — Так Вольтер понял, что старый строй еще не изжил себя. Заключение, к счастью, было недолгим: через две недели был приказ выслать Вольтера из Франции, и чиновник сопровождает его до Кале, откуда он перебирается в Альбион. Начинается новый период жизни Вольтера, который продолжается

с1726 по 1729 годы.

§ 2. Английский период

Если первый период жизни Вольтера можно считать временем, когда формируется его литературный дар, то в Англии Вольтер становится мыслителем. Проведя здесь три года

44

ипостоянно сравнивая Англию и Францию, он все больше убеждается в преимуществах британской парламентской системы. Во-первых, экономика Англии была более здоровой, поскольку развивалась торговля и мануфактура, а налоги платили все граждане, независимо от их сословной принадлежности. Младшие сыновья пэров не считали зазорным для себя идти в торговлю, благодаря чему экономика все более оздоровлялась. Во-вторых, власть короля была ограничена парламентом, который не позволял развиваться деспотизму

ипроизволу. По-видимому, именно в Англии Вольтер начинает задумываться о роли государя в жизни нации; Англия преподает ему в этом замечательный урок. Наконец, Вольтеру чрезвычайно импонирует английская государственная веротерпимость — после революций 1648 и 1688 гг. протес- танты-кальвинисты укрепились у власти; в Англии существует множество сект, которые относятся друг к другу очень терпимо. Веротерпимость для Вольтера — одна из самых важных гражданских добродетелей, она — настоящая героиня его будущих трагедий, таких, как «Магомет» и «Заира».

ВАнглии, наконец, Вольтер наблюдает рост авторитета науки. Если во Франции каждое научное открытие встречает в штыки главный теологический центр — Сорбонна, то в Англии ученые — весьма уважаемые люди. С удивлением Вольтер наблюдает, как гроб умершего в 1727 г. Ньютона несут на своих плечах в Вестминстерское аббатство шесть герцогов и шесть графов, как воздвигается памятник ученому, прославившему свое отечество. Он изумляется тому, что историю английской Академии наук — Лондонского Королевского общества, созданного в 1662 г. — пишет епископ Р.Бентли. Союз науки и религии — вещь, совершенно немыслимая во Франции, здесь вполне в порядке вещей. А, как известно, просветители возлагали свои надежды на прогресс науки, поэтому для Вольтера почитание науки в Альбионе — очень значимое дело.

Клитераторам и актерам также отношение совсем иное — пьесы Шекспира все время ставятся в театре, и хотя Вольтеру Шекспир не совсем по душе — нет у него соблюде-

45

46

дение короля Георга и принцессы Галльской. Он начинает здесь «Историю Карла XII», о котором ему много рассказывал один из королевских придворных.

Свои впечатления и мысли, родившиеся в Англии, Вольтер изложил в «Английских письмах», позже названных «Философскими». Написаны они были через несколько лет по возвращении во Францию, а напечатаны в Англии, в Руане

ив Амстердаме в 1733 г. Уже в 1734 г. Французский парламент осудил их на сожжение за «неуважение к королевской власти, церкви, нравам и обычаям государства».

Какие же главные идеи послужили мишенью французских консерваторов? — «Правление Англии, — замечает автор, — не создано ни для столь величавого, как в Риме (конечно, Вольтер не мог сравнивать Англию с Францией, избрав для сравнения Рим) блеска, ни для столь мрачного конца; цель его вовсе не в блистательной глупости завоеваний… Без сомнения, установить свободу в Англии стоило недешево. Идол деспотической власти был потоплен в морях крови; однако англичане вовсе не считали, что они слишком дорого заплатили за достойное законодательство»53 . Достоинство англичан выразилось в том, что «палата пэров

ипалата общин являются посредниками нации, король — верховным посредником»54 . «Английская нация — единственная на Земле, добившаяся ограничения королевской власти путем сопротивления, а также установившая с помощью последовательных усилий то мудрое правление, при котором государь, всемогущий, когда речь идет о благих делах, оказывается связанным по рукам и ногам, если он намеревается совершить зло…»55 . «Билль о правах» 1689 г. ограничивает власть короля, и Вольтер не одобряет революцию 1642 г., в ходе которой был обезглавлен Карл I, но он в восхищении от «славной революции» 1688 г., закончившейся компромис-

53Вольтер. Филос. соч. М., 1988. С. 92.

54Там же.

55Там же. С. 91–92.

47

сом между новым промышленным социальным слоем и прежними аристократами. Его симпатии — на стороне первых, и недаром он признает приоритет палаты общин перед палатой лордов. Вследствие их «счастливого сочетания» мы не услышим в Англии разговоров о верховном, среднем и низшем суде, ни равным образом о праве охотиться на своих землях: «Человек в силу своей принадлежности к знати или к духовному сословию не освобождается от уплаты определенных налогов, причем все обложения регулируются палатой общин, которая по своему рангу стоит на втором месте, но по своему влиянию занимает первое»56 . Обязательная для всех уплата налогов — вот благая для Англии особенность в отличие от Франции.

Далее Вольтер обращает внимание на то, что «торговля, обогатившая английских горожан, способствовала их освобождению, а свобода эта, в свою очередь, вызвала расширение торговли»57 . «Все это вызывает у английского купца справедливое чувство гордости и заставляет его не без некоторого основания сравнивать себя с римским гражданином, поэтому младшие сыновья пэров королевства вовсе не пренебрегают коммерцией»58 . Во Франции всем распоряжаются маркизы, и любой из них, явившись из провинции с деньгами и титулом, может презирать других; однако, по мнению Вольтера, профессия напудренного вельможи, которому точно известно, в какое время встает и ложится король, гораздо менее почетна, нежели профессия негоцианта, обогащающего свою страну. Забегая вперед, надо сказать, что, уважая торговцев, Вольтер и сам не прочь был ввязаться в различного рода коммерцию, в том числе с сомнительными спекуляциями, что не раз впоследствии будет ставить его в неловкое положение. Но он искренне считает торговлю двигателем благосостояния страны и потому почтенным занятием.

56Вольтер. Филос. соч. М., 1988. С. 97.

57Там же. С. 98.

58Там же. С. 99.

48

И, наконец, веротерпимость. Вольтер останавливается на том, что пресвитерианство, распространенное только в Англии и Ирландии, это кальвинизм, священнослужители которого могут получать лишь весьма скромное жалованье и потому, естественно, выступают против всяких привилегий и почестей. Но в Англии, кроме пресвитериан, существует еще более 30 других сект, и все они мирно уживаются друг с другом. Это вызывает одобрение Вольтера, но, пожалуй, еще большее одобрение вызывают у него кельты, одну из ветвей которых иногда именуют квакерами. Они верят в Бога, но считают, что в общении с ним вполне могут обходиться без священников, а также многих обрядов, в том числе без крещения. Один из персонажей квакеров в первом Английском письме говорит о том, что Христос принял крещение Иоанна, но сам не крестил никого, мы же ученики Христа, а не Иоанна. На вопрос, нужны ли квакерам священники, тот отвечает: нет, и мы прекрасно без них обходимся. «Благодарение Богу, мы единственные люди на Земле, совсем не имеющие проповедников… В самом деле, для чего нам отлучать от груди свое собственное дитя и отдавать его наемной кормилице, если в нас самих есть молоко, чтобы его напитать?»59 . С особым почтением Вольтер пишет о Пенне, основавшем Пенсильванию, главным законом которой был закон о недопустимости преследования кого-либо за его религиозные убеждения. Так постепенно от идеи равенства всех религий Вольтер переходит к идее деизма.

По «Английским письмам» видно, что литератор все более проникается духом новой науки. Его восхищение вызывает Бэкон, затем Локк, затем Ньютон. Бэкона он ценит за то, что тот стал отцом экспериментальной философии, так что из всех физических экспериментов, поставленных после него, нет почти ни единого, который не был бы упомянут в его книге (имеется в виду «Новый Органон»). Но, «быть может, никогда не существовало более мудрого методичес-

49

кого ума и более точной логики, чем у господина Локка»60 . Локк кажется Вольтеру бесспорным творцом всех здравых суждений о человеке. «Локк развернул перед человеком картину человеческого разума, как превосходный анатом объясняет механизм человеческого тела»61 . Он установил, что все наши идеи мы получаем через ощущения, исследуем сначала простые идеи, затем более сложные и прослеживаем, наконец, все функции человеческого сознания.

Надо заметить здесь, что «именно с Вольтера началась всеевропейская известность Локка»62 ; до этого господствовало учение Фомы — и в том, что касается познания тоже. Вольтер открыл Локка для Европы, так же, как немного позже он открыл для нее великого Ньютона, популяризовав его механику и заменив в умах европейцев теорию вихрей Декарта теорией тяготения. Популяризация в данном случае послужила толчком перехода новоевропейского мышления на новую ступень, и заслуга Вольтера заключалась в том, что он чутко уловил происходившие кардинальные перемены.

Вольтер теперь уже смело философствует: он пытается решить вопрос о природе души — неизвестно, материальна она или бестелесна, но вполне можно допустить, что Бог смог одушевить материю и сообщить ей ощущение, в том числе и животным, хотя, конечно, их душа (если она есть) отлична от человеческой. Мысли не слишком глубокие для нас. Но весь XVIII век, особенно французский, начиная с Робине, Ламетри, Бюффона и кончая Дидро и Д’Аламбером, мучается над вопросами о специфике живого, а также мыслящего тела. Науки об органической природе только еще складываются (даже Кант относит их еще к «описательному естествознанию»), а господство механики не позволяет ввести перерыв постепенности от неживого к живому и далее. Недаром

60Вольтер. Филос. соч. М., 1988. С. 109.

61Там же. С. 110.

62Кузнецов В.Н. Философское творчество Вольтера и современность // Вольтер. Филос. соч. С. 24.

50

51