Malinova_O_Yu__red__Simvolicheskaya_politika_2_vypuska / Малинова О.Ю. Символическая политика. Выпуск 2. Споры о прошлом как проектирование будущего
.pdfИнтернет, среди которых в контексте данной темы особое место занимают усилия по (вос)создания унифицированного нарратива об отечественной истории. Еще в период деятельности известной комиссии по противодействию фальсификации истории (май 2009 г. – февраль 2012 г.) подчеркивалась необходимость «усиления работы комиссии в медиапространстве» и предлагалось создать «специальный исторический интернет-портал, который аккумулировал бы в себе все основные материалы по отечественной истории» [Комиссия по противодействию фальсификации… 2011]. Тем не менее специфика интернет-пространства, и в частности его выраженная сегментированность [Публичный дискурс в российской блогосфере, 2010], не позволяют говорить о сколько-нибудь серьезном воздействии подобных мер на характер репрезентации перестройки в общественном пространстве. Поэтому наибольший интерес представляют не практики прямого регулирования, а другие средства реализации исторической политики, которые зачастую являются различными техникамивоздействия наобщественноемнение.
Литература
«Единая Россия» приписала Горбачёву «потерю страны» // ПОЛИТ. РУ. – М., 2013. – 31 марта. – Режим доступа: http://polit.ru/news/2013/03/31/edro_gorbachev/ (Дата посещения: 02.04.2013.)
Ахиезер А., Клямкин И., Яковенко И. История России: конец или новое начало? – М.: Новое издательство, 2005. – 708 с.
Блог пользователя laggardtullioh. – М., 2013. – Февраль. – Режим доступа: http:// laggardtullioh.blogspot.ru/2013/02/blog-post_201.html (Дата посещения: 02.03.2013.)
Бурдье П. Идентичность и репрезентация: Элементы критической рефлексии идеи «региона» // Ab Imperio. – Казань, 2002. – № 2. – С. 51–60.
Винокурова Е. «Я Вовка, я за Путина!» // Газета.ру. – М., 2012. – 4 февраля. – Ре-
жим доступа: http://wap.gazeta.ru/politics/elections2011/2012/02/04_a_3987461.shtml (Дата посещения: 02.04.2013.)
Волков В.В., Хархордин О.В. Теория практик. – СПб.: Изд-во Европейского ун-та в Санкт-Петербурге, 2008. – 298 с.
Девятков А.В., Макарычев А.С. Новые медиа и сетевая субъектность в России // Вестник Института Кеннана в России. – М., 2012. – № 22. – С. 7–12.
Исаев А. Подадут ли Удальцову пломбированный вагон // MK.RU. – М., 2012. – 15 октября. – Режим доступа: http://www.mk.ru/daily/newspaper/article/2012/ 10/15/761418-podadut-li-udaltsovu-plombirovannyiy-vagon.html (Дата посещения: 02.04.2013.)
Калашников М. «Грабли» имени Путина – Брежнева // Forum.msk.ru. – М., 2012. – 11 марта. – Режим доступа: http://forum-msk.org/material/economic/8518593.html (Дата посещения: 02.04.2013.)
161
Комиссия по противодействию фальсификации истории предложила создать единый учебник по истории для каждого возраста // Фонд «Историческая память». –
М., 2011. – 29 сентября. – Режим доступа: http://www.historyfoundation.ru/news_ item.php?id=2281 (Дата посещения: 02.04.2013.)
Концепт «революция» в современном политическом дискурсе / Л.Е. Бляхер, Б.В. Межуев, А.В. Павлов (ред.). – СПб.: Алетейя, 2008. – 360 с.
Малинова О.Ю. Перестройка и трансформация дискурса о коллективной само-
идентификации по отношению к «Западу» // Perspectivia.net: Bulletin des DHI Moskau. – M., 2011. – Band 05. – С. 106–122. – Режим доступа: http://www. perspectivia.net/content/publikationen/dhi-moskau-bulletin/die-sowjetische-oeffentlichkeit- zur-zeit-der-abperestrojkabb-198520131991-materialien-zur-internationalen-konferenz- in-moskau-13.201315-november-2008.-moskau-2011/0106-0122/at_download/document (Дата посещения: 02.04.2013.)
Малинова О.Ю. Россия и «Запад» в ХХ веке: Трансформация дискурса о коллективной идентичности. – М.: РОССПЭН, 2009. – 190 с.
Малинова О.Ю. Символическая политика и конструирование макрополитической идентичности в постсоветской России // Полис. – М., 2010. – № 2. – С. 90–105. Нарышкин С. Работа над ошибками: что дал России год истории // Огонек. – М., 2012. – № 51 (5260). – С. 10.
ПанаринА.С. Революционеры и бюргеры, или неоконсервативный опыт реабилитациирепрессированногомещанина// Дружбанародов. – М., 1991. – №12. – С. 183. Протесты бывают разные // Живой журнал пользователя ponomarenko1. – 2012. – 11 марта. – Режим доступа: http://ponomarenko1.livejournal.com/13857.html (Дата
посещения: 02.04.2013.)
Публичный дискурс в российской блогосфере: Анализ политики и мобилизации в Рунете / Этлинг Б., Алексанян К., Келли Дж., Фарис Р., Палфри Дж., Гассер У.; Исследования Центра Беркмана. – Гарвард, 2010. – № 11. – 60 с. – Режим доступа: http://cyber.law.harvard.edu/sites/cyber.law.harvard.edu/files/Public_Discourse_in_the_ Russian_Blogosphere-RUSSIAN.pdf (Дата посещения: 02.04.2013.)
Путин боится! – 2012. – 12 июня. – Режим доступа: http://barlifeblog.ru/ post223910867/#BlCom615758984 (Дата посещения: 02.04.2013.)
Реут О.Ч., Тетеревлева Т.П. «Вагон в галстуке» или «великий государственник»: репрезентации исторической личности в политическом дискурсе современной России // Труды Карельского научного центра РАН. Серия «Гуманитарные исследования». – Петрозаводск, 2013. – № 4. – С. 107–112.
Россия без Путина: [Видеоролик]. – 2013. – Режим доступа: http://rutube.ru/video/ a97269af3962c41d21103fd727d2d614/ (Дата посещения: 02.04.2013.)
Савельев В.Г. День рождения Михаила Сергеевича Горбачёва Освободителя. – М., 2013. – 2 марта. – Режим доступа: http://vg-saveliev.livejournal.com/307525.html (Дата посещения: 02.04.2013.)
Саморукова И.В. Репрезентация // Портал «Цирк “Олимп” + TV». – Режим досту-
па: http://www.cirkolimp-tv.ru/vocabulary/63/reprezentatsiya (Дата посещения: 20.09.2013.)
Святенков П. Путин начал как Штирлиц, а закончит как Брежнев? // KM.RU. –
М., 2011. – 5 октября. – Режим доступа: http://www.km.ru/v-rossii/2011/10/05/ prezidentskie-vybory-2012-goda/putin-nachal-kak-shtirlits-zakonchit-kak-brezhnev (Дата посещения: 02.04.2013.)
162
Троицкий А. Торжество коматозной демократии, или Смерть и судьба // Новая газета. – М., 2012. – 29 октября. – Режим доступа: http://www.novayagazeta.ru/ columns/55140.html (Дата посещения: 02.04.2013.)
Усманова А.Р. Холл, Стюарт // Постмодернизм: Энциклопедия / А.А. Грицанов, М.А. Можейко (ред.). – Минск: Интерпрессервис: Книжный Дом, 2001. – Режим доступа: http://terme.ru/dictionary/1113/word/hol-hall-styuart (Дата посещения: 02.04.2013.)
Doing cultural studies: The story of the Sony Walkman / Du Gay et al. – L.; Thousand Oaks, CA: Open univ.: Sage, 1997. – 160 p.
Hall S. The work of representation // Representation: Cultural representations and signifying practices / Ed. by S. Hall. – L.; Thousand Oaks, CA: Open univ.: Sage, 1997. – P. 13–74.
163
ПЕРЕЧИТЫВАЯ КЛАССИКУ
Р. Козеллек
ПРОШЕДШЕЕ БУДУЩЕЕ:
К СЕМАНТИКЕ ИСТОРИЧЕСКОГО ВРЕМЕНИ
Реф. книги: Koselleck R. Vergangene Zukunft: Zur Semantik geschichtlicher Zeiten. – Frankfurt a. M.:
Schurkamp, 1995. – 389 S.
Эта книга считается одной из центральных в творчестве известного немецкого историка и теоретика исторической науки Рейнхарда Козеллека (1923–2006). В ней была сформулирована его теоретико-методологическая концепция истории как истории понятий (Begriffsgeschichte), оказавшая сильное влияние на исторические и социальные науки в Европе и Америке в конце ХХ в. Кроме того, эта книга явилась важной вехой в работе Козеллека и его коллег над масштабным проектом издания многотомного труда «Основные исторические понятия», осуществлявшимся в 70– 90-е годы прошлого века [Geschichtliche Grundbegriffe, 1972–1997].
Уже во введении к данной работе, первое издание которой появилось в 1979 г., автор пишет, что его внимание будет «сконцентрировано, прежде всего, на текстах, язык которых эксплицитно или имплицитно выражает опыт исторического времени или, точнее, опыт отношения определенного прошлого к определенному будущему» (S. 11). «Моя гипотеза, – пишет он далее, – заключается в том, что различия в определениях между прошлым и будущим или, говоря антропологически, между опытом и ожиданием, и составляют то, что можно назвать “историческим временем”» (S. 12). И наиболее существенным «историческим временем», о котором предполагается вести речь, является, по Козеллеку, «новое время», в особенности, его ранний, «пороговый» период, ведущий к порогу
164
эпохи Модерна. Именно в этот период в Европе формируется то «историческое время» или то отношение между прошлым и будущим, которое станет характерным для современности.
Разъяснение своей концепции автор начинает с исторической части, которая озаглавлена «Отношение между прошлым и будущим в новой истории». В нее включено несколько разделов.
В первом разделе «Прошедшее будущее в раннее Новое время»
речь идет о тех представлениях будущего, которые были характерны в период самого раннего европейского «нового времени», которое условно начинается после 1500 г. В образах и источниках начала XVI в. восприятие будущего, во многом определявшееся средневековой христианской традицией, состоявшей в ожидании конца света и Страшного суда, приобретает особенно напряженные и экстатические черты. Козеллек, в частности, иллюстрирует это анализом грандиозного полотна Альбрехта Альтдорфера «Битва Александра» (или «Битва Александра Македонского с войсками Дария III при Иссе»), созданной в 1528–1529 гг. по заказу герцога Баварии Вильгельма IV. В картине античной битвы художник изобразил все признаки своей эпохи – военную амуницию, знаки отличия, архитектуру и т.д. При этом пейзаж носит космический характер эпохальной битвы конца времен – кровавое заходящее солнце, клубящееся тучами небо и поднимающаяся луна в сумраке наступающей ночи. Художник явно показывает, что в битве участвуют не только земные, но и небесные силы. Картина Альтдорфера, как отмечает Козеллек, – это произведение эсхатологического плана, в котором изображается не конкретная историческая битва, а вневременной образ последней битвы сил Христа и Антихриста. Такое событие неумолимо приближается, и его участниками станут современники художника.
Подобная духовная атмосфера напряженного ожидания конца света и Страшного суда была характерна, по мнению Козеллека, для европейской Реформации в XVI в. На арене духовной жизни появились многочисленные пророки и предсказатели близившегося конца времен. Автор ссылается на высказывания Лютера о наступлении конца света, об ускорении хода времен и приближении рокового часа. И тут же он приводит слова из выступления Робеспьера перед Конвентом в мае 1793 г., где тот тоже говорит о наступлении особого, рокового времени – времени свободы, прогресса и революции, которое накладывает роковые обязательства на всех его участников. Сопоставляя эсхатологизм Лютера с его подчеркиванием влияния воли Бога на конец времен и провиден-
165
циализм Робеспьера, акцентирующий роль воли людей в движении к свободе, счастью и золотому веку, Козеллек утверждает, что, по существу, они фиксируют вытекающие одна из другой начальную (реформация) и завершающую (революция) точки тех изменений, которые претерпело содержание представлений о будущем в преддверии эпохи Модерна (S. 22). Далее он останавливается на анализе этого процесса.
Прежде всего, автор обращает внимание на изменение отношения к пророчествам в религиозной жизни периода Реформации. Ранее за этой сферой пристально следила церковь, жестко оберегавшая собственную монополию на предсказание будущего и расправлявшаяся с являвшимися время от времени предсказателями и пророками, которые пытались выступать с некими не санкционированными официальной церковью проектами будущего. Они объявлялись еретиками и подвергались гонениям во имя церковного единства, так как единство церкви было тесно связано с эсхатологическим представлением о будущем. Святая церковь и Священная империя «удерживали» мир от скрытого во времени эсхатологического конца. Но теперь эсхатологические представления о близком будущем, ворвавшиеся в европейский мир через пророчества Лютера, Цвингли и Кальвина, подорвали единство церкви и империи. Из факторов интегрирующих они превратились в дезинтегрирующие; религиозный мир, как и мир в империи, был нарушен. И для его обеспечения теперь требовались не казни еретиков, а компромиссы. А это значит, пишет Козеллек, что для обеспечения будущего теперь требовался новый принцип – принцип «политики» (S. 23), что и показало следующее столетие.
Определение правильной веры и ереси становилось теперь прерогативой государства и политики. На первых порах это выражалось известной формулой «чья власть, того и вера», которая позволяла светским правителям проводить политику, относительно независимую от религиозных партий. Но только после Тридцатилетней войны (1618–1648) принцип религиозной индифферентности утвердился в качестве основы мира в Германии, что позволило немецким князьям эмансипироваться в качестве суверенных территориальных правителей. Для представления будущего все это, отмечает Козеллек, имело важное значение. Прерогатива создавать версии будущего переходила к абсолютистскому государству. И здесь оно действовало сходным со старой церковью образом, ведя борьбу с разного рода религиозными, астрологическими и другими пророчествами и предсказаниями относи-
166
тельно будущего. Они, конечно, продолжали появляться и в XVII, и в XVIII вв., но постепенно вытеснялись из сферы, связанной с политикой и принятием государственных решений (S. 26). В основном они локализовывались в бытовой и фольклорной сферах, где против них выступали просвещенные интеллектуалы того времени. Среди них Козеллек упоминает Монтеня, Бэкона и, наконец, Вольтера, у которого критика религиозных пророчеств и предсказаний достигает кульминации.
Постепенно на смену религиозной эсхатологии в эту эпоху, как заключает автор, приходят два вида представлений о будущем: рациональный прогноз и то, что в дальнейшем получило название философии истории.
Их рассмотрению Козеллек посвящает второй раздел исторической части книги, который озаглавлен «Historia Magistra Vitae. О распаде исторического топоса в свете движения исто-
рии в Новое время». В нем автор анализирует формулу, известную еще в античности и, в частности, выраженную Цицероном, что история и извлеченный из нее прошлый опыт могут служить руководством для действий в настоящем. Он может иметь моральное, воспитательное, но и практическое значение. Этому взгляду, считает Козеллек, предпослано понимание неизменности человеческой природы, а также принципиальной схожести условий, обстоятельств и событий земного человеческого существования. В ранний период Нового времени оно стало основой рациональных политических прогнозов, пришедших на смену теологическим представлениям о будущем. В таком ключе, например, размышлял об истории король Пруссии Фридрих Великий, высказывания которого цитирует Козеллек. В то же время он констатирует, что в этот период нарастает и скепсис в отношении прогнозирования на основе истории. Тот же Фридрих параллельно своим суждениям замечал, что «новые поколения не следуют проторенной дорогой отцов, а торят свои пути». Однако, по мнению Козеллека, эти суждения не разрушали исходный «топос» понимания истории как примера для действия, так как сами формулировались как «мудрость истории», т.е. исходили из представлений об истории как источнике опыта прошлого.
Поворот в разрушении этого «топоса» происходит, по Козеллеку, в немецкоязычном пространстве в XVIII в. по мере вытеснения из сферы представлений об истории понятия «Historie» (исторический нарратив) и замены его понятием «Geschichte» (от «Geschehen» – происходящее) (S. 48). В этом понятии посте-
167
пенно растворялись различия между «происходящим» и «рассказом о нем»: и то и другое объединялось в общем понятии истории, где растворялось различие субъекта и объекта. Вследствие этого менялся и характер нарративов, они приобретали новое звучание – не просто рассказов о прошлом, а изложения самого хода действительности. В них включались элементы поэтики, категории «силы», «направления», «плана» и др., что способствовало появлению философии истории. В итоге «топос» истории как примера прошлого был заменен, с одной стороны, критичным отношением к прошлому, с другой – образом движения истории к будущему, которое и становилось примером. Возник новый «топос» – истории как прогресса, а примером для жизни становилась возможность создавать историю, ускоряя ее путем революции.
Третий раздел этой части «Исторические критерии понятия революции в Новое время» посвящен историческим критериям понятия революции в Новое время. Козеллек утверждает, что современное понятие революции было сконструировано в Новое время и было связано с событиями Великой французской революции. До этого понятие революции имело значение кругооборота политических форм, повторения, на что указывала, в частности, и частица «ре» в этом слове. На кругооборот указывало и его применение к событиям английской революции, завершившейся Реставрацией. Для социальных конфликтов и войн оно не применялось. Для этого существовало понятие «восстания» (Rebellion) и другие. Модным словом революцию сделали просветители в середине XVIII в. В основном оно использовалось как позитивное понятие в духе «славной революции» в Англии, открывающее новые горизонты и позволяющее решить проблемы, избегая насилия и гражданской войны.
В заключение раздела Козеллек формулирует признаки, которыми это понятие стало характеризоваться после 1789 г. Оно: 1) «зингуляризуется», превращаясь в общее или в метаисторическое понятие; 2) пропитывается опытом ускорения исторического процесса; 3) характеризуется степенями исторического движения через соотнесение с другими понятиями: революция – реформа; революция – контрреволюция и др.; 4) изменяет взгляд на прошлое в свете перспективы будущего; 5) характеризуется расширением от политической революции к социальной революции, к дальнейшему углублению путем осуществления социальной эмансипации; 6) пространственно расширяется (мировая и перманентная революция, включающая всех людей); 7) расширяется посредством
168
неологизма – «революционер», означающего возможность «делать революцию»; 8) включает новую революционную легитимность, позволяющую ликвидировать прежнее право и вводить новое, революционное.
Завершает историческую часть четвертый раздел «Истори-
ческий прогноз в заметке Лоренца фон Штайна о прусской кон-
ституции». В нем автор рассматривает воззрения известного немецкого историка и философа ХIХ в. Лоренца фон Штайна. Этот материал включен в работу, прежде всего, для того, чтобы показать многоплановость исторического мышления эпохи Нового времени, общие особенности которого Козеллек выделил в предыдущих сюжетах. Близкий к гегельянской традиции и исторической школе немецких историков XIX в. фон Штайн, на первый взгляд, мало похож на идеологов прогресса и Просвещения периода раннего Модерна. Однако Козеллек показывает наличие такой связи. Исторические работы фон Штайна во многом нацелены на прогнозирование будущего; их автор связывает прогресс с критическим историзмом, учитывая прошлое и сохраняя базовое представление об обращенности в будущее. История рассматривается фон Штайном как движение различных течений и компонентов с разными ритмами и ускорениями; в его подходе объединяются критическая дистанция и прогрессивная перспектива.
Вторую часть, озаглавленную «К теории и методу исто-
рического определения времени», Козеллек начинает с раздела
«История понятий и социальная история», в котором предпринят сравнительный анализ предметов социальной истории и истории понятий. Различение этих разделов исторического знания он связывает с долгой традицией изучения отношений между словами и делами, духом и жизнью, сознанием и бытием, языком и действительностью, берущей начало в античности. Если история понятий занимается текстами и словами, то социальная история использует тексты для познания положения дел, которые имеют место за пределами самих текстов. Она исследует социальные формации, политические формы, отношения социальных групп, слоев и классов, а также разного рода долговременные социальные структуры и их изменения. Тексты и обстоятельства их возникновения являются в этом случае лишь вспомогательным материалом. История же понятий в первую очередь занимается изучением и интерпретацией самих текстов, опираясь на методы историко-филологических дисциплин. И это различие имеет основополагающий характер.
169
Но, как подчеркивает автор, развитие методологических подходов показывает, что отношения этих дисциплин являются более сложными и комплексными. С одной стороны, невозможно представить себе общество без некоторых общих понятий, обеспечивающих его единство. С другой стороны, понятия в обществах образуют значительно более сложные комплексы, чем просто языковые сообщества, руководствующиеся определенными понятиями. «Общество» и его «понятия» находятся в достаточно сложной связи, характеризующейся к тому же определенной напряженностью, что относится и к представляющим их дисциплинам.
Раскрывая эти связи, автор ищет ответы на три взаимосвязанных вопроса. Во-первых, какой вклад пользующаяся классическим историко-критическим методом история понятий может внести в исследование тем социальной истории? Во-вторых, является ли история понятий самостоятельной дисциплиной, со своим методом, содержанием и предметной областью, которая существует параллельно с социальной историей, частично с нею пересекаясь? В-третьих, располагает ли история понятий собственным теоретическим содержанием, без включения которого социальная история испытывает недостаточность (S. 108)?
Рассматривая первый вопрос, Козеллек предпринимает подробный анализ Записки прусского министра (позднее канцлера) фон Гартенберга о реформе прусского государства, написанной в 1807 г. Используя классический метод историко-филологической критики источника, он анализирует использованные в этом документе понятия с точки зрения их семантики, генезиса, соотношения с другими понятиями, прагматики языка. В частности, исследуются понятия «класс», «сословие», «собственник», «государство» и др. В результате автору удается лучше представить содержание, ход, исторические, персональные и социальные особенности конфликта между реформаторской группой и прусским юнкерством в начале XIX в. посредством его анализа на семантическом уровне. Выводы Козеллека по итогам этого сюжета вполне определенны. Историко-филологический анализ источников в рамках истории понятий позволяет делать выводы, связанные не только с историей языка, но и с социальной историей. И в этом плане семантический анализ, будучи пограничной частью филологии, является также преимущественно вспомогательным средством исторической науки. Проходя через семантический анализ истории понятий, высказывания прошлого уточняются, а заключенные в них реальности или отношения, представленные в языковой форме, делаются длянасяснее, заключает автор(S. 114).
170