§ 3. Преступность — неизбежное следствие досоциалистических формаций

1. Проблема причин преступности решается советской криминологией на базе марксистско-ленинского исторического материализма, вскрывшего закономерности возникновения и развития человеческого общества и таких его институтов, как государство, право, социально значимое поведение людей, одной из форм которого является преступность. Как уже указывалось, в качестве относительно массового явления, преступность появилась на определенном этапе развития человеческого общества. Ее формы и проявления, состояние, структура и иные характеристики существенно различаются в зависимости от конкретно-исторических условий, в конечном итоге — от социально-экономической формации, к которой она относится. Но, как справедливо отмечено, при всем разнообразии

213

преступления «имеют общие черты в происхождении, причинах и дальнейшей исторической судьбе»⁴¹. Рассматривая преступность как социально обусловленное, исторически преходящее явление, советская криминология исходит из того, что причины преступности при социализме могут быть поняты лишь на основе раскрытия этого явления, его происхождения и эволюции, его связи с характером общественных отношений, определяющих социальную жизнь и поведение людей.

Основоположники научного коммунизма впервые указали на социальную природу и историческую обусловленность преступности. Рассматривая преступность как борьбу изолированного индивида против господствующих общественных отношений, Маркс и Энгельс подчеркивали, что подобная позиция «... не возникает из чистого произвола», а «коренится в тех же условиях, что и существующее господство» , то есть в системе частной собственности, социального неравенства, эксплуатации.

Вновь подчеркнем, что преступность — порождение классово-антагонистических отношений. Она возникает с разделением общества на классы как результат противоречий между индивидуальными интересами и потребностями людей и общественными условиями, не обеспечивающими эти потребности и интересы. Указанное противоречие — неизбежное следствие организации общества, при которой орудия и средства производства находятся в руках незначительного меньшинства, обладающего тем самым экономической силой и опирающейся на нее политической властью. Утверждая и защищая свои узкоклассовые интересы, господствующее меньшинство закрепляет их в нормах официальной морали и положительного права, выдавая их за общественно значимые и подменяя ими подлинно общественные интересы. Этот процесс начинается с разложением родового строя, когда социальная организация из орудия народной воли превращается «в самостоятельные органы господства и угнетения, направленные против собственного народа»⁴³. В результате естественное для человека стремление к удовлетворению своих потребностей приводит его к столкновению с требованиями господствующей морали и действующего права, закрепляющими и охраняющими систему социального неравенства и угнетения. Не выражая подлинно общественных интересов, эти требования не могут восприниматься и не воспринимаются большинством членов общества как общественно необходимые, справедливые и лично значимые. Так возникает неизбежный и неотвратимый для классово-антагонистического общества разрыв между личными и «общественными» (а фактически выдаваемыми за таковые) интересами, противопоставление личного «общественному», а личности — обществу. Все это накладывает глубокий отпечаток на нравственные воззрения и моральные установки, культивируя индивидуализм, эгоизм и прочие антиобщественные тенденции, побуждает удовлетворять личные потребности и интересы, не считаясь г общественными установлениями.

214

Сказанное объясняет не только значительное распространение и неудержимый рост различных противоправных, в том числе и преступных деяний в классово-антагонистическом обществе, но и неразрывную органическую связь преступности и с самим характером подобного общества, его социально-экономическим строем. «Общество, ставящее отдельного человека во враждебные отношения ко всем остальным, приводит таким образом, к социальной войне всех против всех, войне, которая у отдельных людей, особенно у малокультурных, неизбежно должна принять грубую, варварски насильственную форму — форму преступления» .

Итак, основная историческая причина преступности — классовое и социальное расслоение общества, господство общественных отношений, построенных на эксплуатации, неравенстве, угнетении, благополучии меньшинства за счет большинства. «Гнусные кодексы о проступках и преступлениях вступают в человеческую историю только следом за частной собственностью и как ее необходимое последствие⁴ .

Анализируя причины преступности в классово-антагонистическом обществе, следует учитывать неоднородный характер самой преступности, о чем уже говорилось выше.

Господствующие классы эксплуататорских, в том числе современных капиталистических государств, объявляют тяжкими преступлениями борьбу за уничтожение экономического неравенства и социальной несправедливости, против колониального угнетения и расовой дискриминации, за мир и истинно человеческие отношения между людьми. В этих случаях преступной признается деятельность, являющаяся проявлением прогрессивной общественной позиции личности, на которую становится все большее число трудящихся и наиболее передовых представителей других слоев общества. Подобная деятельность направлена на утверждение подлинно общественных интересов — интересов большинства членов общества, и поэтому в глазах этого большинства не считается преступной, хотя она и противоречит нормам уголовного законодательства буржуазного государства. Следовательно, причина подобных «преступлений» — антинародная сущность эксплуататорского государства, его внутренней и внешней политики, объективная историческая необходимость ликвидации классово-антагонистических общественных отношений, частной собственности и эксплуатации, обеспечения мира и социального прогресса.

Помимо указанной государственной, политической преступности в эксплуататорских государствах, особенно буржуазных, широкий размах получают общеуголовные преступления, посягающие, казалось бы, в равной мере на интересы всех членов общества. Таковы преступления против личности (убийства, телесные повреждения, изнасилования и др.), имущественные преступления (кража, грабеж, разбой, мошенничество), преступления против общественного порядка и порядка управления и т. п. Подобные преступления нарушают элементарные, веками известные, тысячеле-

215

тиями повторяющиеся во всех прописях правила общежития. Наличие таких «общечеловеческих» правил общежития отмечал и Энгельс, указывая: «... цивилизация научила людей видеть свой интерес в поддержании общественного порядка, общественной безопасности, общественного интереса»⁴⁶. Законодательство эксплуататорских государств, устанавливающее наказуемость общеуголовных преступлений, не утрачивает, разумеется, свой классовый характер, но проявляется он обычно не в содержании соответствующих норм (хотя и это в ряде случаев имеет место), а в практике их применения органами юстиции, которые всю тяжесть предусмотренной в законе уголовной репрессии обрушивают на трудящихся, а представителей привилегированных слоев общества всяческими приемами и уловками освобождают от ответственности либо подвергают незначительным наказаниям.

В основе общеуголовных преступлений лежит индивидуалистическая позиция личности — противопоставление индивидуально-личностной потребности интересам других лиц, отдельных социальных групп или общества в целом. Для представителей эксплуатируемого большинства такая позиция обусловлена, во-первых, тем, что во многих случаях требования уголовного закона практически отвечают интересам лишь господствующего класса. Так, охрана частной собственности для неимущего не может быть лично значимой. Во-вторых, и это главное, отношение к господствующей морали и праву складывается у индивида в целом, и если он видит, что эта мораль и это право в основе своей не обеспечивают его интересы и потребности, противоречит им, он отвергает господствующую мораль и право также в целом, приучается не уважать их, не верить в них, искать удовлетворения личных интересов в обход или даже вопреки им. Существующие в капиталистическом обществе тяжелый экономический гнет, бедность большинства населения, ограничение даже самых элементарных его потребностей, нужда и нищенство, лишение человеческих прав и повседневное унижение личного достоинства, не могут не вызывать у трудящегося человека чувство протеста, наповиновение закону, который для него чужд и враждебен, толкает на преступление, как крайнее проявление неуважения к существующему строю. Общеуголовные преступления, совершаемые трудящимися в эксплуататорском обществе, это стихийный протест против социальной несправедливости, следствие конфликта между интересами и потребностями личности, не получающими удовлетворения в рамках данного общества и требованиями действующего права, в том числе уголовного, выражающего интересы не всего общества, а лишь его незначительной части — господствующего класса эксплуататоров. Общеуголовная преступность достигает своего апогея в современном капиталистическом обществе в результате крайнего обострения всех социальных противоречий, на почве которых произрастают индивидуализм и человеконенавистничество, вражда, недоверие человека к человеку, холодный расчет и равнодушие.

216

Следует отметить, что огромный рост классового самосознания пролетариата и всех трудящихся привел к тому, что стихийный протест против социальной несправедливости капиталистического строя в форме «преступлений» все больше и больше уступает место сознательной революционной борьбе.

Преступность в эксплуататорском обществе — это не только преступность эксплуатируемых. Было бы глубоко ошибочно считать, будто преступления совершаются по преимуществу трудящимися. Подобный взгляд усиленно пропагандируется буржуазными юристами и политиканами, не имеет ничего общего с действительностью и преследует откровенно классовые цели. Фактически преступность трудящихся значительно уступает преступности представителей господствующего, эксплуататорского класса.

Еще Аристотель отмечал, что величайшие преступления совершаются людьми вследствие стремления к переизбытку, а не к предметам первой необходимости".

Опираясь на данные американских криминологов, Б. С. Никифоров в свое время пришел к выводу, что «основное содержание проблемы преступности в современных Соединенных Штатах Америки составляет отнюдь не преступность трудящихся, а так называемая организованная преступность, иными словами — преступ-

t, „ 4 8 Т Л¹

ность самой господствующей буржуазии» . И это правильно не только для США, но и для других капиталистических государств⁴ . Крупные хищения и дерзкие аферы, безудержное казнокрадство и ненасытное взяточничество, растление малолетних и надругательство над человеческим достоинством, подкупы, обманы, деспотизм, жестокость — все это весьма характерно для представителей привилегированных слоев буржуазного общества и не идет ни в какое сравнение с незначительными, как правило, преступлениями трудящихся. Как справедливо указывал И. И. Карпец, «...преступность в капиталистическом обществе стала одним из средств существования самого господствующего класса, что ... объясняется сущностью капитализма как общественного строя»' . Каковы же причины преступности тех, кто владеет богатством и властью, на чьей стороне эксплуататорское государство и закон? Отвечая на эти вопросы, следует иметь в виду, что экономическое неравенство эксплуататорского общества ведет не только к разрыву между возможностями удовлетворения своих потребностей трудящимися, с одной стороны, и привилегированными слоями общества, с другой -— но и к различию в характере и объеме самих потребностей имущих и неимущих. У эксплуатируемых классов всей системой господствующих общественных отношений значительно ограничены не только возможности для удовлетворения личных потребностей, но и сами потребности, которые, естественно, не могут получить в таком обществе всестороннего развития. Напротив, паразитическое существование эксплуататоров и широкие, порой неограниченные возможности удовлетворения ими своих потребностей приводят обычно к появлению уродливых, извращен-

217

ных потребностей, удовлетворить которые в рамках даже «своего», эксплуататорского права невозможно. В результате разрыв между уродливыми, извращенными потребностями представителей привилегированных слоев общества, и возможностями правомерного их удовлетворения оказывается значительно большим, чем несоответствие между требованиями закона и разумными требованиями трудящихся.

В то же время различие социального положения в условиях эксплуататорского общества определяет различие индивидуального сознания представителей антагонистических классов этого общества. У трудящегося, особенно пролетария, сильнее, чем у буржуа, развито чувство общественного и слабее индивидуалистические стремления. Это обусловлено его непосредственным участием в общественном труде, необходимостью объединяться для защиты своих прав, для борьбы за свое освобождение. Именно поэтому трудящемуся значительно меньше, чем буржуа, свойственно совершение антиобщественных поступков. А неизбежный в эксплуататорском обществе разрыв между личными потребностями и возможностями их удовлетворения он, как мы уже отмечали, все более и более склонен разрешать не путем совершения преступлений, а борьбой за революционное преобразование общества.

Иное характерно для класса эксплуататоров. Господство частной собственности и капиталистической конкуренции, вызывающее ожесточенную «войну всех против всех», накладывает отпечаток на нравственные воззрения и моральные установки в первую очередь представителей господствующей буржуазии. Страсть к наживе духовно опустошает и принижает человека. Она не оставляет «между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного «чистогана» . Для собственника-накопителя лично значимое сведено почти целиком к узколичностному и ставится превыше всего. Даже требования «своего» классового права воспринимаются им лишь как необходимость, и «... он обходит их, поскольку это удается сделать в каждом отдельном случае, но хочет, чтобы все другие их соблюдали» .

У буржуазии, как известно, две морали — официальная и неофициальная, два права — писанное и исписанное. Официальная мораль и писанное право созданы ею, главным образом, для «внешнего употребления», — как орудия подчинения своим классовым интересам других членов общества. Буржуа соблюдает требования официальной морали и писанного права лишь тогда и постольку, когда и поскольку это необходимо для поддержания его классового господства. Но с неменьшей, а значительно большей легкостью, чем трудящийся, буржуа нарушает требования своего же права, когда они оказываются в столкновении с его узколичными, эгоистическими интересами. Всей своей идеологией, всем строем своей жизни, при котором «различные формы общественной связи выступают по отношению к отдельной личности просто как средства для ее частных целей», буржуа приучен к поклонению

218

лишь одному святому — узколичному, корыстному интересу. В жертву ему он готов принести все, ради него он готов и на преступление. Об этом ярко и образно писал Маркс в «Капитале»⁰ .

Итак, мы видим, что преступность — продукт и неизбежное следствие досоциалистических, эксплуататорских обществ. Будучи крайним проявлением индивидуалистической позиции личности, преступность проистекает из экономических и социальных условий, формирующих человека, побуждающих и приучающих его игнорировать интересы других лиц, социальных групп или общества в целом во имя личного интереса.

Судьба преступности неразрывно связана с подобными социальными условиями. Смена одной общественно-экономической антагонистической формации другой дала лишь иные формы социального антагонизма, но сам антагонизм оставался, а вместе с ним сохранялись и сохраняются при капитализме коренные причины преступности. Смертельный удар по этим причинам наносит пролетарская революция, создание нового социалистического общества, «общества, — как указывается в Конституции СССР, — законом жизни которого является забота всех о благе каждого и забота каждого о благе всех».