§ 5. Виктимологические проблемы преступности

Поскольку, как это вытекает из изложенного анализа, преступность как сложное социальное явление находится в сложной системе социальных взаимодействий, постольку необходимо совокупное изучение связи преступление — преступник — преступность.

В соответствии с принятой в советской криминологии концепцией преступление — результат взаимодействия личности со средой.

168

Понятие среды и, в частности, ситуации совершения преступления как важнейшего ее компонента нуждается в раскрытии. В той мере, в какой в создании и развитии ситуации преступления для преступника принимают участие другие люди, важно знать, каковы объективные и субъективные свойства этих людей. Наибольший интерес среди них представляют те, которые оказываются объектами преступного посягательства — потерпевшие.

Кроме того, борьба с преступностью не может быть достаточно эффективной, если не учитывать всех социальных последствий преступности, в числе которых находится весь контингент потерпевших.

Названные положения привели к тому, что с середины 60-х годов началось становление и развитие виктимологии как ответвления советской криминологии. Хотя предмет виктимологии охватывается предметом криминологии, но она обладает своими специфическими теоретико-познавательными функциями и задачами прикладного характера .

В капиталистических странах виктимологические исследования стали появляться после второй мировой войны. Годом основания виктимологии в качестве отдельного направления принято считать 1948 год, когда вышла в свет монография известного американского криминолога Ханса фон Хентига «Преступник и его жертва»³ , в которой было дано обоснование теоретической значимости и практической полезности виктимологии. Преимущества данного им обоснования перед имевшимися к тому времени теориями социальных взаимосвязей были очевидны, поэтому основные положения его работы явились теоретической базой для дальнейших исследований отношения преступник — жертва. Сама идея о роли жертвы в механизме совершения преступления содержится в древнейших литературных и иных документальных памятниках мировой культуры .

Имея в виду, что в понятие жертвы, включаются, кроме жертв преступлений, жертвы ряда социальных и природных явлений, буржуазные ученые различают виктимологию в широком и узком смысле слова. Относительно виктимологии в широком смысле слова существует мнение, что она имеет право на самостоятельность как научная дисциплина, поскольку, объединяя изучение двух видов жертв, она должна изучать и особые, только ей присущие закономерности, а не быть «довеском» к криминологии. Виктимология же в узком смысле слова — криминальная витимология — изучает жертву преступления.

Большинство буржуазных ученых (фон Хентиг, Элленбергер, Маннгейм, Вольфган, Пинатель, Гассер и др.) считают виктимологию в узком смысле этого слова отраслью криминологии и термин «виктимология» используется ими для обозначения именно этого криминального аспекта, то есть имеется в виду изучение только жертв преступлений⁵⁶.

В настоящее время виктимологические исследования получили существенное развитие во многих странах мира. Имеется значи-

169

тельный по объему теоретический и эмпирический материал. Однако значимость всего этого материала для виктимологической теории неодинакова. Возникновение и развитие нового направления в науке — процесс длительный. На сегодняшний день он еще не завершен, поэтому нет достаточной ясности в теоретических основах и главных направлениях виктимологических исследований. И все же можно говорить об относительной самостоятельности этого научного направления в рамках криминологии. Это связано прежде всего с наличием отдельного предмета изучения, которым является жертва преступления: личность, ее межличностные связи и взаимоотношения с лицом, впоследствии ставшим преступником, до, во время и после совершения преступления, поведение, причинно связанное с преступлением, их роль в генезисе преступления. Особый интерес для виктимологии представляет отрицательное с точки зрения интересов социалистического общества поведение потерпевшего, способствующее совершению преступления.

Таким образом, виктимология изучает преступное поведение под углом зрения обусловленности его качествами потерпевшего (как личностными, так и ролевыми), взаимоотношениями с преступником и характером его поведения. Материалы исследований и данные уголовной статистики позволяют прийти к выводу, что многие преступления в известной степени обусловлены поведением самих потерпевших.

По данным выборочного исследования роли поведения потерпевшего в генезисе преступлений против личности, 29% преступлений были либо спровоцированы отрицательным поведением потерпевшего, либо совершены при его содействии⁵⁷. По данным одного из исследований в Таджикской ССР, доля лиц, которые вели себя не «должным образом» в общей массе потерпевших, составила око-ло 25 %⁵⁸.

Однако этот вывод не может быть использован для того, чтобы в установленных случаях считать самих потерпевших виновными в том, что они стали жертвами преступления. В преступлении виновны те, кто их совершил, за что они и несут уголовную ответственность, но мера ее нередко определяется и с учетом того, какое значение для возникновения события преступления имело поведение потерпевшего. Кроме того, выявленный в результате исследования факт имеет значение для разработки особых мер по предупреждению преступности, направленных на предотвращение таких форм отрицательного поведения человека, которые могут иметь провоцирующий для другого лица характер и быть в то же время опасными для него самого.

Конкретные профилактические мероприятия в зависимости от объекта воздействия могут быть подразделены на два вида. Одни из них — это меры, направленные на то, чтобы не допустить «рецидива» провокационного поведения со стороны тех лиц, которые уже были потерпевшими в связи с собственным отрицательным поведением. Другие используются для того, чтобы выявить потенци-

170

альные жертвы — лиц, образ жизни и система поведения которых могут создавать, а подчас и создают конфликтные криминогенно-виктимогенные ситуации, объективно чреватые возможностью перерасти в преступление.

Такой подход к изучению преступности предполагает изучение не только отрицательно характеризующихся потерпевших, роль которых в генезисе преступления была криминогенной. Он предполагает изучение и тех жертв, которые стали таковыми в силу положительного с точки зрения морали социалистического общества поведения (выполнение служебного или общественного долга) и тех, кто стал таковым в силу определенного статуса (в том числе выполнения определенной роли).

Такие обобщенные суммарные данные о контингенте потерпевших необходимы для установления действительной картины преступности.

Такой учет и изучение потерпевших от преступлений, независимо от роли, которую они сыграли в совершении преступления, необходимы еще и для того, чтобы общество могло бы в дальнейшем организовать оказание медицинской помощи, возмещение причиненного вреда, пенсионное обеспечение и т. д.

Многие вопросы о потерпевшем в определенных направлениях изучались и раньше криминологией, уголовным правом и процессом, судебной психологией. Но виктимология изучает их в комплексе на двух уровнях, которые соотносятся между собой как преступление (особенное) и преступность (общее).

Прежде всего потерпевший изучается виктимологией на индивидуальном уровне как фактор, могущий своим поведением повлиять на зарождение и развитие намерения будущего преступника совершить преступление, а также на механизм его совершения.

Второй уровень — это изучение совокупности жертв в силу причинения им преступлением вреда. Этот аспект изучения необходим для определения реальных последствий преступности.

В обобщенном виде конечной целью изучения жертв преступлений является повышение эффективности предупреждения конкретных преступлений и профилактики преступности в целом путем воздействия непосредственно на потерпевших, а также организации правового воспитания в широких масштабах, которое ориентировано как на потенциальных потерпевших, так и возможных преступников.

Исходным теоретическим положением виктимологии являете' определение понятия жертвы, его соотношение с уголовно-правовым и уголовно-процессуальным понятиями потерпевшего. Это понятие очерчивает круг проблем, являющихся виктимологическими.

На сегодняшний день в литературе не существует единого мнения по поводу этого понятия.

Однако можно констатировать, что их, по крайней мере, немного. Первая позиция — это широкое определение понятия жертвы, которое, по мнению группы авторов, необходимо в связи с тем, что

171

жертва преступления выступает не только в качестве основного объекта изучения, но и в качестве одного из главных инструментов познания преступлений, преступников и преступности. По этой причине жертва для виктимологии — это либо отдельный человек, либо определенная общность людей в любой форме их интеграции, которым преступлением прямо или косвенно причинен моральный, физический или материальный вред. Таким определением охватываются и потерпевшие в узком уголовно-процессуальном смысле, и латентные жертвы, выявленные путем опросов населения, и другие категории жертв, если есть достоверные критерии для идентификации их в качестве таковых .

Близка к изложенной позиция П. С. Дагеля, который к потерпевшим относит кроме лиц, пострадавших непосредственно от преступления, и юридических лиц⁶⁰.

Другая группа исследователей, базируясь на нормах материального права, отталкивается от легального определения понятия потерпевшего, данного в ч. 1 ст. 24 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик. А. Н. Красиков относит к потерпевшим только отдельных лиц, пострадавших непосредственно от преступления . Как физическое лицо, которому непосредственно преступлением причинен вред, определяет понятие потерпевшего и Д. В. Ривман⁶².

Заметим, что вторая позиция отражает не столько виктимологи-ческое, сколько уголовно-правовое понятие потерпевшего, которое, конечно же, является необходимым инструментом эмпирических исследований, базирующихся на изучении материалов уголовных дел.

Рассмотрение приведенных точек зрения привело В.Я. Рыбаль-скую к выводу, что в виктимологических исследованиях необходимо использовать два определения виктимологического понятия жертвы: общетеоретическое и операциональное .

Соглашаясь с В. Я. Рыбальской в том, что виктимология должна иметь свое общетеоретическое определение понятия жертвы, следует констатировать, что нельзя согласиться с ее утверждением, что уголовно-правовое понятие потерпевшего (понятие, рамки которого ограничены материально-правовыми признаками, указанными в законе) следует считать операциональным виктимологическим понятием. Виктимология, как и криминология вообще, «выросшая» из недр уголовного права, вправе включить в свой научный оборот и инструментарий и терминологию уголовного права постольку, поскольку это соответствует их общим задачам.

Уголовно-правовое определение понятия потерпевшего как лица, которому преступлением непосредственно причинен моральный, физический или имущественный вред или создана опасность его применения, способно обеспечить достоверность результатов эмпирического исследования вопросов виктимологии. С этических позиций возможность применения его в качестве инструмента познания в виктимологическом исследовании вполне корректна.

172

Так называемое общетеоретическое определение виктимологического понятия жертвы, по нашему мнению, — это единственное виктимологическое понятие.

Определение, данное С. С. Остроумовым и Л. В. Франком, является достаточно емким, чтобы включить в себя совокупность суждений о предмете, но не имеет четко очерченных границ, так как не содержит отличительных существенных признаков определяемого понятия⁶⁴. Существенным признаком определяемого понятия является то, что лицо потерпело именно от преступления, границы которого четко указаны в законе.

Поэтому объектом теоретического анализа для разработки виктимологического направления профилактики преступлений могут стать любые человеческие общности, если вред им причинен именно как общности и это могло быть осознано причинителем ⁵. Как представляется, виктимологическое понятие жертвы, включающее обобщенные данные о контингенте потерпевших в целом от преступности (подобно обобщенным данным о самой преступности), может охватывать лишь тех потерпевших, которые порождены непосредственно преступлением.

В связи с этим оно не должно выключать такую категорию как «близкие родственники погибших потерпевших», которым вред причинен преступлением косвенно.

Особый интерес для виктимологического исследования представляют «виновные» жертвы, — понятие, производное от понятия терминологически неадекватно обозначаемого «виной потерпевшего». Термин «вина потерпевшего» в известной мере условен, само же понятие, им обозначаемое, — это одно из основополагающих положений, идей нового научного направления. Важнейшая категория виктимологии — это отрицательное с точки зрения интересов социалистического общества поведение потерпевшего. Дело, конечно, отнюдь не только в терминологии, не только в том, что недопустимо одному термину «вина» придавать разные значения в зависимости от ее относимости к разным субъектам (тем более в рамках одной науки уголовного права). Хотя сказанное важно и само по себе, но дело главным образом заключается в неправильном отражении объективной реальности в понятиях. В советской юридической литературе проблема вины потерпевшего, как и проблема его ответственности, поднималась уже давно⁶⁶. Однако достаточно тщательно она стала исследоваться лишь в связи с зарождением и развитием виктимологического направления в изучении причин преступности. В. Н. Кудрявцев писал, что «наличие вины потерпевшего значительно сужает границы уголовной ответственности субъекта преступления», «потому что неправильное поведение потерпевшего представляет собой тот случайный фактор, на предупреждение которого не может быть рассчитано большинство правил поведения людей» .

Действительно, наличие причинно связанного с преступлением «неправильного» поведения потерпевшего является одним из со-

173

 

действовавших преступлению факторов, существенно влиявших на психологический механизм совершения преступления. Поэтому в последующем такое поведение потерпевшего сужает границы уголовной ответственности. Но вряд ли можно отождествлять «неправильное» поведение с виной, ибо это несовпадающие понятия. О «вине потерпевшего» как проблеме виктимологической в советской юридической литературе писали А. В. Франк, П. С. Дагель, Н. Ф. Кузнецова ⁸. Однако они не дали четкого определения этого понятия и, раскрывая его содержание, не показали сходства и различия его с уголовно-правовым понятием вины субъекта преступления. Никто не пытался обосновать правомерность неоднозначного понимания вины в уголовном праве. Вместе с тем, как Н. Ф. Кузнецова, так и П. С. Дагель, высказали справедливые критические замечания по поводу этого термина.

Отмечая неточность термина «вина потерпевшего», П. С. Дагель считает, что под ним понимается «все неправомерное поведение потерпевшего, а не только субъективная сторона». Отсюда можно сделать вывод, что субъективная сторона — обязательный признак неправомерного поведения. Точку зрения, близкую изложенной, высказал С. В. Бородин. Он пишет, что насилие, совершенное потерпевшим, должно быть умышленным, так как в судебной практике нет случаев, когда убийство в состоянии аффекта было бы совершено в ответ на неосторожное насилие потерпевшего. Насилие, явившееся результатом неосторожности потерпевшего, в силу его характера, не дает достаточных оснований расценивать возникшее в связи с этим сильное душевное волнение как смягчающее ответственность обстоятельство .

С позицией названных авторов нельзя согласиться хотя бы потому, что закон (ст. ст. 104, 110 УК РСФСР), касаясь вопроса о насильственных действиях потерпевшего, ничего не говорит об их субъективной стороне, а значит, не ограничивается одной из форм психического отношения лица. Кроме того, бесспорно то, что неосторожность (при совершении преступления) является противозаконным действием. Психическое отношение потерпевшего к своему поведению не имеет значения для оценки его в качестве, например, провоцирующего, а влияет лишь на степень провоцирования. Провокационные действия потерпевшего создают такое состояние объективной реальности, в котором общественная опасность ответного преступного поведения является меньшей. Такой вывод вытекает из смысла самого уголовного закона. Даже для возникновения состояния необходимой обороны законодатель считает достаточной общественную опасность посягательства (п. 6 ст. 38 УК РСФСР).

Для воздействия на степень общественной опасности преступного деяния достаточно, чтобы поведение потерпевшего находилось с совершенным деянием в причинной связи, которая опосредуется сознанием субъекта преступления. Такое понимание сущности отрицательного поведения потерпевшего основано на том, что личность и поведение потерпевшего — это обстоятельства, составляю-

174

щие объективные признаки состава преступления. Именно потому, что поведение потерпевшего, являясь признаком, характеризующим обстоятельства совершения преступления, относится к объективной стороне состава преступления, а вина субъекта преступления образует основное содержание его субъективной стороны, так называемые «вина потерпевшего» и «вина субъекта преступления» есть существенно различные в уголовно-правовом смысле категории. Изложенная точка зрения имеет сторонников среди практических работников. 64% опрошенных судебно-прокурорских работников считают, что к случаям «вины потерпевшего» относятся действия (бездействие), не только содержащие состав преступления (или иного правонарушения), но и не содержащие признаков состава в силу недостижения возраста уголовной ответственности, невменяемости или отсутствия психического отношения потерпевшего к своему деянию в форме умысла или неосторожности (вины).

Для обозначения понятия поведения потерпевшего, способствовавшего совершению преступления в сфере его интересов, можно пользоваться термином «отрицательное поведение потерпевшего», поскольку он адекватно отражает сущность такого поведения как одного из взаимодействующих компонентов предпреступной ситуации. В. Я. Рыбальская использует другое, с нашей точки зрения, расплывчатое понимание «вины потерпевшего». Формулируя основную гипотезу проводимого ею исследования, она пишет, что «виновное» поведение потерпевшего, как правило, должно снижать или даже вовсе исключать уголовную ответственность несовершеннолетних, что виктимогенные факторы в совокупности определяются как ненадлежащее поведение потерпевших и что виктимность жертвы обусловлена ненадлежащим поведением лишь с одной стороны, а с другой — ее социальным статусом'¹. Этот поток понятий без специального разбора их соотношения не вносит ясности в решение вопроса.

Л. В. Франк считал, что возражения против введения в уголовное право института «вины потерпевшего» относятся больше к терминологии, нежели к сущности самой проблемы⁷². То, что отрицательное поведение потерпевшего, способствовавшее совершению преступления в сфере его интересов, или так называемая «вина потерпевшего», — одна из основополагающих категорий виктимоло-гии, бесспорно. Представляется, что именно потому при разработке понятийного аппарата нового научного направления этому вопросу следует уделять больше внимания, чем делалось до сих пор. Условность термина «вина потерпевшего» очевидна для всех, в том числе и для сторонников такого обозначения понятия. Л. В. Франк в своих работах подчеркивал, что непременным критерием выбора термина является его однозначность в рамках системы понятий данной области и родственных ей областей науки. Вместе с тем он употреблял и условный термин «вина потерпевшего». Так ли необходим этот условный термин при наличии безусловного, хотя и но-

175

вого, непривычного? Думается, что такой необходимости нет. Но главное заключается в том, что содержание понятий «отрицательное поведение потерпевшего» и «вина потерпевшего» существенно различаются, и это чрезвычайно важно для науки. Анализ изложенных точек зрения приводит к выводу, что под «виной потерпевшего» сторонники указанного термина понимают вину в широком смысле слова, так как ею охватывается не только юридическая, но и моральная «вина», которая является оценкой действий и поведения потерпевшего, а не преступника. Отсюда видно, что в данном случае «вина потерпевшего» есть объективная категория, ибо речь идет не только об оценке поведения в целом, но и об оценке действий потерпевшего. Кроме того, очевидно, что имеется в виду оценка поведения со стороны общества (хотя об этом прямо не сказано). Между тем известно, что традиционный термин «вина» в уголовном праве принят для обозначения психического отношения субъекта преступления к своим действиям (бездействию) и их результату. Поэтому такая объективная категория, как «вина потерпевшего», является отрицательной оценкой поведения потерпевшего со стороны общества и расходится с уголовно-правовым понятием вины.

Проблема «вины потерпевшего» не нова. Прежде чем стать проблемой виктимологической и задолго до того, она была известна уголовному праву. Не случайно и то, что «вина» — всегда спутница ответственности. Следует заметить, что термин «вина потерпевшего» широко распространен в обыденном словоупотреблении; с ним связывается неправомерное поведение потерпевшего, предшествовавшее совершению в отношении него преступления и способствовавшее ему. Однако его не знает ни уголовное законодательство, ни теория уголовного права. Вместе с тем такое понятие существует в гражданском праве, где оно теоретически обосновано и предполагает осознание потерпевшим как фактической стороны своих действий, так и их общественной значимости, выражая отрицательное отношение правонарушителя к интересам социалистического общества и отдельных граждан. Отсюда следует, что в области гражданско-правовых отношений — это правовая категория. Поскольку же одним термином невозможно обозначить различные по объему и содержанию понятия, то из этого вытекает, что в уголовном праве употребление его даже условно неприемлемо. Взамен «вины потерпевшего» вполне приемлемо понятие — «отрицательное (неправомерное или безнравственное) поведение потерпевшего», способствующее совершению преступления. Под этим понятием следует подразумевать поступки и поведение, причинно связанные с совершенным в отношении него преступлением, объективно причинившие вред обществу при наличии в них элементов, содействующих зарождению преступного намерения у другого лица или его осуществлению.

Необходимость повышения эффективности борьбы с преступностью требует детального изучения личности жертвы и всех тех об-

176

стоятельств, в силу которых определенная категория людей становится потерпевшими от преступления.

На этот аспект борьбы с преступностью обращали внимание зарубежные ученые. Исходя из положения, что государство вправе требовать от потерпевших, создающих ситуацию «соблазна» для преступников (то есть увеличивающих объективные возможности для совершения преступлений) такого поведения, которое не способствовало бы росту преступности, Ханс фон Хентиг и Элленбер-гер ставили перед виктимологией цель развития практики самозащиты и соответствующей терапии против виктимального рецидива, для достижения которой необходимо главным образом исследовать личность жертвы, наличие у нее виктимальных (victimelle) характеристик⁷³.

Отсюда появились специфические для виктимологии понятия и соответственно термины виктимность и виктимизация.

Виктимность — это наименование совокупности свойств личности и социального статуса потерпевшего. Л. В. Франком виктимность понимается как повышенная способность в силу ряда субъективных и объективных обстоятельств становиться «мишенью» для преступных посягательств .

Виктимность является специальным предметом изучения в целях выяснения основного вопроса виктимологии, в силу каких причин и при наличии каких условий некоторые лица становятся жертвами преступления, в то время как других эта опасность минует. Поскольку виктимность не фатальное свойство отдельных людей (и невиктимный человек может стать потерпевшим от преступления), то она у любого человека может быть сведена к нулю, а значит, человек может избрать оптимальный вариант поведения.

Иную точку зрения на виктимность имеет Д. В. Ривман, утверждающий, что виктимогенные предрасположения — обстоятельства, повышающие виктимность от точки отсчета, — ни в коем случае не являются «нулевыми» в виктимном плане, ибо индивид не может не быть виктимным, так как является членом общества, в котором не ликвидирована преступность⁷ .

Эта точка зрения представляется несколько противоречивой, ибо, с одной стороны, включает в понятие виктимности «предрасположения», а с другой — полное их отсутствие. Кроме того, в понятие виктимности Д. В. Ривман включает еще и ряд других, на наш взгляд, качественно неоднородных понятий, назвав ее массовой виктимностью.

Предложенный Д. В. Ривманом вариант определения понятия виктимности за многозначность отражаемых им качественно неоднородных реальностей критикует В. Я. Рыбальская, приходя к выводу, что виктимность есть личностная характеристика, означающая повышенную «способность», известную предрасположенность человека стать жертвой преступного посягательства'⁶.

Из трех имеющихся понятий, подлежащих виктимологическому изучению: посягатель — жертва, потенциальная жертва и специфи-

177

ческие отношения между посягателем и жертвой, два свидетельствуют о важности для генезиса преступления не столько личности, сколько взаимодействия, что предполагает сопоставительный анализ поведения двух лиц — посягателя и жертвы. Следовательно, должен быть единый критерий подхода к оценке: необходимо определить, что сравнивать, с чем соизмерять.

Соизмеряя поведение потерпевшего и поведение преступника с нравственными нормами советского общества, приходится сталкиваться с определенной сложностью, заключающейся в том, что поведение этих лиц неоднотипно по характеру, а по направленности даже полярно противоположно.

Общим, позволяющим сравнивать предмет изучения, является личность, в структуре которой важное место занимает нравственная убежденность, выступающая мерилом человеческой ценности. Видимо, поэтому криминологическое изучение поведения потерпевшего и привело исследователей к разработке понятия виктимность потерпевшего, разновидность которой «виктимогенная деформация личности»⁷' сопоставима с нравственной деформацией, присущей личности преступника.

Не вдаваясь в детальный критический разбор приведенных определений понятия виктимность, заметим, что основной общий для них недостаток заключается, на наш взгляд, в том, что они не учитывают поведения потерпевшего, ставшего поводом к совершению преступления, а это важный элемент определения, связывающий потерпевшего с преступлением. Поведение потерпевшего может и не быть выразителем (не отражать) духовных и физических качеств человека, его социальных ролей.

Стремление ряда авторов дать достаточно широкое определение виктимности приводит к тому, что постепенно признается не имеющим существенного значения такое ограничительное условие признания виктимным повышенной способности становиться мишенью для преступных посягательств, как наличие определенных объективных обстоятельств. Такое упрощение вряд ли правильно. Ведь совокупность обстоятельств, характеризующих жертву, способствует ее виктимизации лишь при взаимодействии с другой совокупностью обстоятельств, которые находятся на стороне преступника, причем при наличии еще определенных внешних обстоятельств. Они являются необходимым условием развития причинной связи, но причиной являются действия преступника. Слишком общее определение понятия ведет к необходимости толкования его путем указания на ряд таких разновидностей виктимности, соотношение которых не соответствует соотношению категорий род и вид. Так, личностной характеристикой — комплексом стабильных типических свойств личности не охватывается такая разновидность виктимности, как «безличное» свойство, обусловленное выполнением некоторых социальных функций (профессиональная виктимность).

С нашей точки зрения, наибольший интерес представляет позиция, в соответствии с которой виктимность — не личностное свой-

178

ство, а поведенческая характеристика лица. Суть ее заключается в следующем: «Виктимность поведения состоит в том, что лицо в определенных ситуациях своими действиями подвергает себя опасности стать жертвой преступления. Причем виктимными являются только те действия, которые отличаются от обычного поведения большинства жертв преступлений в сходных ситуациях. Эта необычность действия повышает вероятность совершения преступления именно в отношении лиц, допускающих виктимные поступки»⁷⁸. Эта новая оригинальная трактовка виктимности строится на необычности поведения. Содержания «необычности» авторы не раскрывают, а в результате критического анализа ряда исследований поведения жертв изнасилования, проведенных другими авторами, приходят к выводу, что «виктимность поведения» нельзя ставить в зависимость от его морально-этической оценки в соответствии с принципами социалистической морали, что «в реальной действительности каждая женщина, руководствуясь своим опытом и житейскими понятиями о нравственном и безнравственном, устанавливает границы, которые соблюдает в отношениях с мужчинами и ее безнравственное (отрицательно оцениваемое социалистической моралью) поведение не может способствовать совершению преступления»⁷⁹. С изложенной позицией нельзя согласиться, прежде всего потому что она противоречива и не очень убедительна, во всяком случае — недостаточно доказана.

Основной ее недостаток, на наш взгляд, состоит в непоследовательном соблюдении методологического положения о необходимости при криминологическом изучении поведения потерпевшего исходить из принципов социалистической (а не житейской) морали. Даже сама попытка назвать поведение потерпевших отрицательным, свидетельствует о том, что это поведение не является нейтральным по отношению к нравственным и социальным ценностям, существующим в обществе. Напротив, оно всегда является объектом оценки общества в целом, а иногда и отдельных лиц, вступающих в социальные связи и взаимодействия с другими лицами.

Таким образом, разнобой, существующий в понимании виктимности, и отсюда нечеткость предлагаемых разными авторами определений, на наш взгляд, не позволяют, на данном уровне знаний дать общее и четкое рабочее определение понятия виктимность. В самом деле, о предрасположенности становиться жертвой преступления можно говорить лишь с какой-то точки отсчета.

Такой точкой отсчета применительно к личности потерпевшего может быть, как представляется, поведенческий акт, наиболее тесно связанный с преступлением по его значимости. Мерилом социальной ценности поступков человека является их нравственное содержание. Отступление от нравственных норм социалистического общества, свойственное всякому преступлению, характеризует и многие формы поведения лиц, впоследствии ставших потерпевшими, в предпреступной ситуации. Безнравственное в поведении по-

179

терпевших повышает вероятность совершения преступлений в отношении этих лиц .

Нравственно отрицательное в поведении — это как раз та точка отсчета, с которой начинается проявление интереса криминолога к потерпевшему — как при установлении механизма преступного поведения, так и при блокировании негативной деятельности в радиусе действия предпреступной конкретной жизненной (в том числе и конфликтной) ситуации.

С учетом сказанного, на наш взгляд, при изучении индивидуального преступного поведения потерпевший представляет интерес в той мере, в которой его поведение вписывается в событие преступления и несет в себе заряд криминогенное™. Таким свойством обладает отрицательно оцениваемое с точки зрения общества поведение потерпевшего. Но даже при самой активной со стороны потерпевшего провокации преступления совершение последнего возможно лишь при антисоциальной ориентированности личности преступника.

Повышенное внимание к поведению потерпевших привлекается только в специальных исследованиях в целях научного анализа, непременным условием которого является искусственное вычленение одного из взаимодействующих факторов. Это не означает, что действительная роль поведения потерпевшего в генезисе преступления преувеличивается. Однако тенденция к обратно пропорциональной зависимости во взаимодействии бесспорна: чем более значительна роль поведения потерпевшего в происхождении преступления, тем менее интенсивна антисоциальная ориентация личности преступника.

В преступлениях против личности такая зависимость выступает нагляднее, так как в психологическом механизме их совершения большое значение приобретают эмоции преступника, возрастающие порой до стадии аффекта.

Негативные стороны поведения потерпевших могут быть факторами, способствующими совершению преступлений или даже провоцирующими его совершение, если они как необходимое условие развития причинного процесса повлияли на зарождение, развитие и осуществление преступного намерения путем воздействия на мотивацию преступником своего поведения.

В психологии отмечается, что факторами, значимыми для возникновения и протекания конфликта, могут быть представления людей, их фиксированные и нефиксированные установки, их позиции в отношениях, а также особые индивидуальные свойства и качества личности .

Вместе с тем «...каждая реакция на внешний факт определяется не только и не столько этим фактом, сколько тем, какое отношение к себе он вызывает: важен он или не важен, интересен, привлекателен или отталкивает» '.

Поведение потерпевшего не может механически вызвать совершение другим лицом преступления, поскольку социальные регуля-

180

ции у человека в основном являются определяющими в сравнении

О } "

со всеми другими , поэтому внешние воздействия и внутренние переживания человека прежде, чем найти выражение в поведении, осознаются субъектом преступления. Именно поэтому он ответствен за свое преступное поведение.

Известно-, что преступление — безнравственно. Это накладывает отпечаток на соответствующую оценку личности деятеля. Социальная оценка преступления предполагает и обязательную объективную оценку с нравственных позиций поведения потерпевшего особенно в ситуации, оказавшей существенное влияние на реализацию внутренней готовности преступника совершить преступление.

Попытка обосновать бытовавшее ранее представление, что некоторые преступления, в частности изнасилования, всегда происходят без содействия потерпевших, поведение которых якобы не подлежит нравственной оценке, предпринята в упомянутой статье «Виктимность и нравственность». Ошибочность позиции авторов, на наш взгляд, заключается не только в подмене критериев нравственной оценки поведения потерпевших (вместо норм и принципов социалистической морали вульгарный анархизм так называемой групповой и даже личной морали). Ошибочность ее заключается еще и в искусственном вычленении поведения потерпевших из конкретной жизненной ситуации, непосредственно предшествующей преступлению, содержание и сущность которой определяется взаимодействием всех ее объективных компонентов, характеризующихся местом, временем, протяженностью, участием третьих лиц и иными условиями и, главным образом, допреступным взаимодействием с личностью преступника. Между тем, именно ситуация и определяет нравственную ценность и криминогенно-виктимогенный характер поведения потерпевших.

Подводя итог изложенному, следует заключить, что виктим-ность нельзя определить однозначно. Это комплексное понятие о потерпевшем, которое включает факторы разного порядка. Сюда входит и статическая личностная характеристика потерпевшего, включающая комплекс стабильных типических свойств личности. Это и динамическое проявление ее в отрицательном поведении потерпевшего, способствующем преступлению. Это и отрицательное поведение потерпевшего, в котором не проявилось типических свойств личности, но оно спровоцировало совершение преступления в условиях данного места и времени. И, наконец, виктимность, определяемая фактом обладания определенным социальным статусом или исполнением социальных ролей.

Второй аспект изучения жертвы получил воплощение в таком специфически важном для советской виктимологии понятии, как виктимизация. Этот термин употребляется обычно в сочетании с различными дополнительными характеристиками, очерчивающими границы конкретного более узкого понятия или явления. Необходимо различать виктимизацию на индивидуальном уровне — от

181

г

преступления, и виктимизацию на статистическом уровне — от преступности.

В криминологической литературе обоснован взгляд, что в число важнейших показателей преступности должны включаться все совокупные последствия, наступившие в результате преступных действий за определенный период. В связи с этим производным от принятого в советской криминологии понятия преступности является ее важнейший признак — понятие виктимизации от преступности. Однако виктимизация от преступности — это не только социальные последствия, реальный совокупный результат как совокупность количественных и качественных характеристик потерпевших, очерченная границами пространства и времени. Виктимизация — это составная понятия преступности, это виктимальные ее последствия и процесс превращения в жертву преступления конкретного лица, а также определенной общности людей. Поэтому виктимизацию от преступности следует рассматривать как совокупность разнохарактерных типов процессов становления жертвами: либо определенных контингентов населения (по распространенности виктимизации), либо в зависимости от определенного вида преступности.

Значение характеристик этих процессов наряду с данными о совершаемых преступлениях позволяет точно прогнозировать возможную цифру преступности и определить объекты профилактики. Уже первые опыты изучения контингентов потерпевших от преступлений привели к выводу, что распределение риска стать потерпевшим подчиняется определенным закономерностям. Вычисленные в процессе исследования индексы виктимизации, которые с учетом структуры контингента потерпевших и структуры населения, привели к интересным выводам. Оказалось, что индекс был различным (более высоким или более низким) в зависимости от возраста, образовательного уровня, занятости населения в различных отраслях народного хозяйства и др. Это позволило определить, где может быть выше или ниже цифра преступности и в отношении каких потенциальных жертв необходима более интенсивная профилактика⁸⁴.

Специфическими объектами виктимологической профилактики являются так называемые рецидивная жертва (лицо, которое ранее было потерпевшим от другого преступления), а также неблагополучные семьи, для которых характерно постоянно конфликтное состояние, чреватое переходом в конфликтные и даже преступные действия.

Иными словами, понятие преступности без виктимологическоги анализа как самой преступности, а также отдельных преступлений и их видов, так и жертв преступлений было бы неполным, а следовательно, неточным, не выходящим за рамки ранее существовавших в значительной степени формальных определений преступности.

182