Шмонин А.В. История органов, расследующих преступления экономической направленности. Ч. 1

2. Период Московского государства

ровое наказание предусматривалось за нарушение и порчу межевых знаков (ст. 231).

ВСоборном уложении некоторые составы имущественных преступлений экономической направленности содержались в гл. XI «Суд о крестьянех» (например, ст. 10 – об укрывательстве беглых крестьян) и гл. XX «Суд о холопех» (в частности, ст. 21, 50, 51 –

опринятии беглого холопа)1. Однако основной массив норм, регламентирующих ответственность за имущественные посягательства на собственность, был сконцентрирован в гл. XXI «О разбойных и татиных делах».

Вгл. XXV «Указ о корчмах» содержались нормы, предусматривающие ответственность за незаконное производство, продажу, хранение и потребление спиртных напитков и табачных изделий. Отдельные предписания данной главы закрепляли ответственность за попустительство корчемникам и табачникам со стороны должностных лиц (ст. 18).

Следует признать, что принятие Соборного уложения не уменьшило злоупотреблений знати. В 1654 г. для ввода в обращение крупной платежной единицы в Московском государстве впервые были выпущены серебрянные рубли. В 1665 г. боярин Ртищев предложил чеканить медные деньги одинаковой величины и одной цены с серебряными. Также продолжались хищения казенных средств. В 1694 г. за воровство в приказах, подчистки и подделки в делах пытались и были биты батогами «государевы люди»: Л. Кривцов, Ф. Перхуров, И. Шапкин, Г. Языков, Ф. Замыцкий, И. Харламов и П. Вязмитин2.

Анализ положений губных грамот позволяет сделать вывод, что

вних имеется четкое разделение уголовного и гражданского судопроизводств, а также разделение единого древнерусского состязательного процесса на два вида: следствие (розыскной процесс) и суд (состязательный процесс). При этом основанием для разграничения данных видов процесса служила, как отмечал Г.Г. Тельберг, не внутренняя важность известного правонарушения, а обстоятельства обнаружения преступления, т. е. чисто внешний и случайный при-

1Отечественное законодательство в правовую категорию собственности наряду

сдвижимым и недвижимым имуществом включало крестьян и холопов. При этом предоставленное вотчиннику или помещику право собственности на крестьян и холопов корреспондировало с обязанностью нести материальную ответственность за их преступные действия – учиненную «обиду» (ст. 229 главы Х «О суде» Соборного Уложения).

2 См.: Беляев И. Д. Лекции по истории русского законодательства. М., 1879. С. 582.

51

2. Период Московского государства

знак1. Например, поимка кого-либо с поличным (краденым), имела следствием розыск в губных учреждениях, а при отсутствии поличного дело решалось по «суду», т. е. состязательным порядком.

Следствие (розыск) отличался от состязательного процесса тем, что если раньше инициатором судебного процесса выступал истец, то при следствии суд возбуждал уголовное дело по собственной инициативе. Подсудимый стал не субъектом, а объектом судебного процесса. Изменилась система доказательств. Бесспорным доказательством считалось собственное признание, и если обвиняемый признавал выдвинутое обвинение, то других доказательств уже не требовалось. Другим видом доказательств были свидетельские показания. В качестве свидетелей теперь привлекались и холопы. Неоспоримым доказательством считались разного рода документы: договорные акты, официальные грамоты. Важным доказательством считалась присяга. Продолжали применять пытки для выяснения истины, а также судебные поединки. Победивший в бою считался правым. Проигравший или сбежавший с поединка признавался виноватым.

Согласно положениям Соборного уложения следственный (розыскной) процесс осуществлялся в трех формах: 1) по лихованным обыскам, 2) по пыточному оговору (или «язычной молке»), 3) по челобитным потерпевших лиц.

Следствие путем лихованного обыска связано с понятием преступлений как лихих дел. В силу последнего признание лица лихим ведомым человеком составляло право и обязанность той общины, к которой преступник относился. Такое признание осуществлялось определенным путем, путем лихованного обыска. Лихованные обыски, то есть опросы населения с целью выявления известных ему «лихих людей», «возведения лиха на злодеев», их «отлихования», были двух видов: опpос соседей («окольных людей») и повальный (всеобщий) обыск.

Следствие путем повального обыска заключалось в том, что как особые обыщики, посылавшиеся с военной силой против разбойников, душегубов и татей, так и губные старосты с целовальниками обязаны были прежде поимки лихих людей производить массовый, охватывающий все сословия опрос (обыск), отчего он именовался повальным2.

1 См.: Тельберг Г. Г. Русское уголовное судопроизводство. Киев, 1889. С. 70.

2 Повальный обыск начинался сбором необходимых и в нужном количестве обыскных лиц, их клятвопринесением, переходил затем в опрос обыскных людей с записыванием их сообщений о лихих людях, с заверением записей и завершался задержанием людей, названных на месте лихими, и их арестом.

52

2. Период Московского государства

Обыск «окольными людьми» по Уставной книге Разбойного приказа имел ограниченное применение: 1) когда требовалось узнать, была ли оказана помощь пострадавшим от разбоя лицами, слышавшими их крик, и шли ли они на «след» для отыскания преступников; 2) когда нужно было удостовериться в количестве сожженного разбойниками имущества.

Соборное уложение распространило применение «обыска окольными людьми» на случаи татьбы, разбоя, убийства, поноровки (т. е. потворства), а также для выявления разбойных станов и хранилищ «воровской рухляди».

В общем смысле обыски могли производиться по всяким уголовным делам, как по судным, так и по следственным (сыскным). Но при суде как особом порядке судопроизводства обыски производились через окольных людей или через «послухов» и «видоков» для исследования факта преступления и отношения к нему обвиняемого, а при сыске в частном значении этого слова – для определения не только того, виновен ли обвиняемый во взведенном на него преступлении, но и для того, лихой ли он человек или нет, т. е. следует ли его подвергать пытке или не следует1.

Отметим, что по Указу от 31 марта 1688 г. запрещалось давать в города сыскные грамоты для проведения повального обыска, если потерпевшие (челобитчики) не укажут, кто именно совершил преступление.

Следствие по «язычной молке» начиналось, если оговор подозрительных людей был осуществлен «несколькими языками» (ст. 40 гл. XXI Соборного уложения). Во всех остальных случаях оговор признавался сомнительным и подлежал проверке через «обыск окольными людьми»2.

«Язычная молка» не вызывала никаких сомнений, лишь когда «язык» оговаривал кого-то с трех пыток. Но и здесь для признания несомненности оговора требовалось опознание «языком» оговоренного, поставленного среди посторонних делу людей (ст. 44 гл. XXI Соборного уложения).

Следствие по челобитным потерпевших лиц осуществлялось только на основании поличного (ст. 19 Уставной книги Разбойно-

1 См.: Ланге Н. Древнее русское уголовное судопроизводство. Спб., 1884. С. 118, 119.

2 Все расспросные речи, оговоры приказные писали на столбцах, они назывались сказками. Столбцы склеивали, свертывали в трубки, их называли столпами. Из таких столпов складывалось сыскное дело. Лишь в 1700 г. сначала в Поместном приказе, а потом и во всех других начали писать в тетрадях и собирать в книги (см. Татищев В. Н. История Российская: в 7 т. М.; Л., 1962. Т. 7. С. 298).

53

2. Период Московского государства

го приказа, ст. 49 гл. XXI Соборного уложения). Поличное, то есть обнаружение у заподозренного краденого имущества, обставлялось рядом условий. Прежде всего, то, что потерпевший собирался найти у подозреваемого им человека, необходимо было описать в подаваемой челобитной о совершенном преступлении или в приложении к челобитной специальной «росписи», то есть описи «пограбленной» или украденной «рухляди».

Кроме заявлений истцов о причиненных убытках, оформленных в письменном виде, к условиям поличного, предопределявшего ведение дела следствием, относилось нахождение описанного «пограбленного» или украденного имущества не просто у подозреваемого, а у него под замком.

Следующим условием поличного было изъятие похищенных вещей из-под замка официальными лицами в присутствии хозяина или без него, но обязательно с понятыми (ст. 87 гл. XXI Соборного уложения). Если хозяин не давал официальным лицам «вынуть» у себя поличное, или «у него поличное вымут, а он у них то поличное отымет», то при подтверждении этого факта по окольному обыску такой хозяин подвергался пытке (ст. 57 гл. XXI Соборного уложения).

Также пытке подвергались несопротивлявшиеся, если они не указывали законный способ приобретения изъятого имущества (ст. 50 гл. XXI Соборного уложения), либо для выяснения иных фактов хищения (ст. 58 гл. XXI Соборного уложения).

«Лихованный обыск», и «язычная молка», и челобитные потерпевших лиц служили не только основанием для следственного процесса в отношении «облихованных», оговоренных, задержанных с поличным, но и для широкомасштабного искоренения, во-первых, всех причастных к этим делам и, во-вторых, вообще возможных преступников.

Дифференциация правосудия на суд (состязательный процесс) и розыск (обвинительный, инквизиционного типа) позволяет сделать вывод, что рассмотренные органы государственной и земской власти, осуществлявшие правосудие, явились прообразом органов предварительного следствия, так как фактически выступали след- ственно-судебными органами.

Данный вывод подтверждается и составами судебных доказательств, ряд из которых истребовался (формировался) до рассмотрения дела по существу. При этом следует отметить, что в период Московского государства состав судебных доказательств существенного изменился. Во-первых, изменилась сущность «старинных

54

2. Период Московского государства

послухов». Они полностью слились с «видоками» процесса времен Русской Правды (ст. 67 Судебника 1497 г.). Во-вторых, послух утратил свою древнюю сакральную сущность как разновидность Божьего суда. Он уже не должен сам биться на «поле» или выставлять вместо себя наймита. Послух должен быть совершеннолетним. Его показания («сказки») записывались. Весьма важно было то, что «сказка» послуха должна была в точности соответствовать показаниям стороны в процессе. В противном случае эта сторона проигрывала дело (ст. 52 Судебника 1497 г.).

Характерным для русского судебного процесса в это время было то, что послух мог в любой момент отказаться от своих показаний. Впрочем, если послухов было много и показания («сказки») их разнились между собой, дело для них могло кончиться поединком (ст. 15 Судебника 1550 г.).

Говоря о свидетелях, необходимо выделить такой вид их показаний, как ссылка. Под последней следует понимать непосредственную ссылку стороны в процессе на свидетеля или группу свидетелей. Формализм московского процесса сказывался в том, что таких ссылок на свидетелей могло быть две: «ссылка из виноватого» и «общая ссылка» («общая правда»). Под первой подразумевалась высшая сила свидетельских показаний, данных против сославшихся на свидетелей. Истец или ответчик указывали свидетелей, но если эти свидетели свидетельствовали против них, то против такого доказательства доводов не было. Общая ссылка подразумевала согласованные показания нескольких свидетелей, на которые ссылались стороны в процессе.

Следующий вид доказательств – повальный обыск. Он особенно часто применялся при такой форме процесса, как розыск. Цель его – приискание прямых улик, например поличного, известного уже Псковской судной грамоте. Важно также, чтобы поличное было изъято из-под замка, в доме обвиняемого (ст. 11 Белозерской уставной грамоты 1488 г.).

Другой стороной обыска и, пожалуй, наиболее его верной стороной, была форма поклепа. Суть обыска состояла в опрашивании возможно большего числа людей с целью приискания надлежащей улики в виде не поличного, а оговора-показания (ст. 12 Судебника 1497 г. и ст. 58 Судебника 1550 г.).

Очная ставка, известная и отечественному процессу («ставити с очи на очи»), употреблялась в следующих случаях: 1) в делах о служебных преступлениях; 2) в спорах о поместьях и вотчинах;

55

2. Период Московского государства

3) вообще как средство, служащее для проверки истинности показаний свидетелей при обыске (ст. 162 гл. X Соборного уложения).

Известна также такая форма обыска, как расспрос. Он применялся в делах по розыску беглых холопов и по уголовным преступлениям. Так, Приговор о разбойных делах от 18 января 1555 г. придавал большое значение обыскным показаниям. Если разбойник во время пытки называл своего сообщника, а тот под пыткой не признавал вины, но был «облихован» на обыске, то его надлежало казнить даже не имея прямых улик. В том случае, если часть опрошенных во время обыска людей называла подозреваемого «добрым», а другая часть – «лихим» человеком, то лица, давшие положительную характеристику, несли ответственность за него. Если впоследствии становилось известным иное преступление данного человека, то «одобрившие» его лица должны были платить выти (штраф в пользу истцов), а несколько человек из них могли быть подвергнуты телесному наказанию – битью кнутом.

Указом о татебных делах от 28 ноября 1555 г. устанавливалась имущественная ответственность населения губы, не назвавшей на обыске имя преступника: с этой губы взималась половина иска.

Приговор о губных делах от 22 августа 1556 г. детализировал порядок проведения повального обыска. Обыск должен был производиться с исключением из числа опрашиваемых родственников и друзей истца или ответчика. Особое внимание уделялось противодействию ложным показаниям на повальных обысках. Если факт дачи ложных показаний на обыске был доказан, то солгавшие возмещали все убытки, за исключением ущерба истцов1.

По Соборному уложению расспрос квалифицировался законодателем как «обыскные» или как «расспросные речи»2.

Подробную регламентацию повальный обыск имел в Новоуказных статьях (ст. 24–28). Все лица, давшие повод к подозрению, должны быть задержаны и подвергнуты пытке. Если подвергнутые пытке продолжали утверждать свою непричастность к преступлению, то подлежало «про тех людей около их житья обыскивать». В случае подтверждения, что многие люди знают их как разбойни-

1 См.: Невский С. А. и др. Указ соч. С. 9.

2 Отметим, что губные грамоты были использованы при составлении Уставной книги Разбойного приказа 1555–1556 гг., которая со временем их заменила. Позднее положения губных грамот вошли в состав Уставной книги Разбойного приказа 1616–1636 гг. Впоследствии Уставная книга Разбойного приказа была почти буквально переписана в XXI гл. Соборного уложения 1649 г. лишь с некоторыми дополнениями.

56

2. Период Московского государства

ков, подозреваемых вновь подвергали пытке. Если после повторной пытки они не признавались в совершении преступления, то подлежали освобождению с отдачей на поруки (ст. 24).

Меняется статус обыскных людей: они расценивались как свидетели факта совершения преступления (очевидцы-видоки), а не свидетели, дающие характеристику личности подозреваемого. При этом брать показания у свидетелей требовалось по отдельности («всякого человека порознь»), показания записывать при них («обыскные речи велеть обыщиком писать при себе»). Сформулированы требования, предъявляемые к свидетелям: запрещалось брать показания у глухих, немых, душевнобольных и малолетних, а также принимать во внимание показания совершеннолетних детей на родителей, отпущенных на свободу холопов, работников на своих хозяев (ст. 28).

Кроме того, процедура повального обыска дополнилась сбором от всего населения, включая дворян и посадских людей, однако исключая духовенство, сведений («сказок») обо всех случаях татьбы, разбоя и убийств в округе (ст. 118–120).

Следующим видом доказательства были собственные признания. В древности добывание сведений могло происходить путем использования хитрости (своеобразная тактика), в том числе по делам о преступлениях экономической направленности. Так, в 1447 г., когда в Новгороде был мятеж по случаю обнаружения фальшивой монеты в денежном обороте, посадник Секира допрашивал монетчика Федора Жеребца, который не по установленному весу чеканил деньги. Чтобы выведать правду, Секира напоил монетчика допьяна и в таком состоянии pасспpашивал. Пьяный Жеpебец оговоpил 18 человек, из которых одни были наказаны смеpтью, дpугие – pазгpаблением имущества1.

В период Московского государства для выяснения обстоятельств возникшего дела, выяснения сообщников, получения собственного сознания в совершении преступления применялась пытка. По Соборному уложению (гл. XXI) пытка применялась как для добывания признательных показаний (ст. 10), так и для отыскания иных татеб и разбоев, кроме обнаруженных (ст. 9, 17, 58); причастных к делу или подозрительных людей (ст. 21, 40); укрывателей (ст. 62); держателей станов и приездов (т. е. постоянных и временных убежищ преступников), подводчиков (т. е. указателей мест и удобных моментов для татьбы и разбоя) и поноровщиков (т. е. охранителей преступников

1 См.: Куницын А. Указ соч. С. 102–103.

57

2. Период Московского государства

от опасности во время совершения их деяний (ст. 63); приемщиков, хранильщиков и продавцов краденого (ст. 64), покупщиков разбойной рухляди (ст. 65); продавцов поличного (ст. 75) а также для уяснения причин отказа от первоначального оговора (ст. 44) и умысла или случайности убийства (ст. 69, 71, 72, 73).

Первое упоминание о пытке в законодательстве России обнаруживается в Судебнике 1497 г. В нем, в частности, предусматривалось проведение пытки только для проверки оговора со стороны татя человека «пpиpочного», т. е. известного как уже раз совершившего преступление (ст. 14), причем предписывалось пытать его «бесхитростно», т. е. добросовестно, без предвзятого мнения и злого умысла (ст. 34).

Судебник 1550 г. предусматривал пытку при поимке татя с поличным (ст. 52), но тогда, когда по учиненному прежде обыску это лицо будет объявлено «лихим человеком» (ст. 52), а также и при вторичной поимке татя (ст. 56).

Положения гл. XXI Собоpного уложения 1649 г. предусматривали пытку татя при обвинении его в первой краже (ст. 9); татя, пойманного «на другой татьбе» (ст. 10), совершившего «татьбы три, или четыре, или больши» (ст. 12); приведенных разбойников впервые (ст. 16); оговоренного в разбое или татьбе бродячего человека (ст. 38); оговоренных несколькими людьми дворян, боярских детей или торговых людей, если «в обыску про них скажут, что они лихие люди» (ст. 39); оговоренного двумя или тремя разбойниками «причинного», т. е. причастного к делу, подозрительного человека (ст. 40); оговоренного при обыске, когда одна половина обыскных людей его одобрила, а вторая назовет его лихим человеком (ст. 42); оговоренных феодалами зависимых от них людей в разбое, татьбе или подводе, т. е. приваживании в дом преступных элементов (ст. 48); приведенного с поличным, которого он «не очистил и отводу не дал» (ст. 50); того, кто «поличного у себя вынять не дал» или «поличное отнял» (ст. 57); укрывателей татей и разбойников, тех, что, по данным преследователей, «следу не отвели» (ст. 60); оговоренных в приеме, хранении или продаже краденых и награбленных вещей (ст. 64); феодала, убившего не своего крестьянина (ст. 71); крестьянина, убившего другого крестьянина (ст. 73); того, у кого найдено поличное, или продавца поличного (ст. 74, 75).

Памятники права не содержат описания процесса пыток, но по различным источникам известно, что часто применялось битье кнутом, жжение огнем, ломание ребер раскаленными железными клещами.

58

2. Период Московского государства

Считается, что все эти виды пыток, во-первых, вероятно, избирались соразмерно важности предъявляемых обвиняемому преступлений, а во-вторых, что они последовательно употреблялись и над одним

итем же преступником, если он пытался три раза. При пытках всегда находились не только губные старосты, сыщики или воеводы, но и судные люди, т. е. дворские старосты и лучшие люди, целовальники, без присутствия которых пытка не могла производиться. Пыточные речи обвиняемого записывал дьяк, и к ним все прикладывали руки1.

Пытки соизмерялись и с типами преступников. Н.М. Карамзин, ссылаясь на немецкого путешественника Герберштейна, писал, что воров били по пяткам, заставляя виниться в злодеяниях, а разбойникам капали сверху на голову и на все тело самую холодную воду

ивбивали деревянные спицы под ногти (откуда и поговорка: сказать подноготную)2.

Подьячий Посольского приказа Г. Котошихин, в 1664 г. бежавший из Московии в Польшу и составивший свое описание быта, нравов и политического устройства России, следующим образом описывает виды пыток, применявшихся в Разбойном приказе при производстве следствия (сыска). «А устроены для всяких воров, пытки: сымут с вора рубашку и руки его назади завяжут, подле кисти,  веревкою, обшита та веревка войлоком, и подымут его к верху, учинено место что и виселица, а ноги его свяжут ремнем; и один человек  палач вступит ему в ноги на ремень своею ногою, и тем его отягивает, и у того вора руки станут прямо против головы его, а из суставов  выдут вон; и потом ззади палачь начнет бити по спине кнутом изредка, в час боевой ударов бывает тритцать или сорок; и как ударит по  которому месту по спине, и на спине станет так слово в слово будто  болшой ремень вырезан ножем мало не до костей. А учинен тот кнут  ременной, плетеной, толстой, на конце ввязан ремень толстой шириною на палец, а длиною будет с 5 локтей. И пытав его начнут пытати иных потомуж. И будет с первых пыток не винятся, и их спустя  неделю времяни пытают вдругорядь и в-третьие, и жгут огнем, свя- жут руки и ноги, и вложат меж рук и меж ног бревно, и подымут на  огнь, а иным розжегши железные клещи накрасно ломают ребра»3.

1 См.: Ланге Н. Древнее русское уголовное судопроизводство. С. 143, 144.

2См.: Карамзин Н. М. История государства Российского: В 12 т. СПб., 1897–1898.

Т.7. С. 166, 204.

3 О России, в царствование Алексея Михайловича. Современное сочинение Григория Котошихина. СПб., 1859. С. 81–82.

59

2. Период Московского государства

Применение пыток по делам о фальшивомонетничестве, которое осуществлялось в Приказе Большой казны, Котошихин описывал следующим образом: «А будет сыщется, что они (денежные мастера.  – Авт.) делали на  царском  дворе, или  у  себя в домех воровством  денги, или под чеканы подделывались, и те воровские чеканы продавали  на сторону иным людем, и таким, по сыску, бывают пытки, многажды  ли воровали, и кому что продавали, и с кем о том сопча умышляли: и на  кого  с  пыток  скажут,  и  тех  всех  потомуж  сыскав  и  пытав  накрепко, будет винятся, чинят наказание, заливают оловом горло, а иным,  смотря по вине, отсекают руки, и отрезывают уши, и бьют кнутьем,  и отнимаются домы и животы, и ссылаются в сылку в Сибирь»1.

Божий суд продолжает сохранять свое значение и во времена Судебников и Уложения. Прежде всего, это такой его вид, как жребий. По Соборному уложению жребий еще применялся в спорах о недвижимости при фактическом равенстве доказательств с обеих сторон (ст. 237 гл. X), в спорах о беглых крестьянах (ст. 34 гл. XI; ст. 115 гл. XX), в спорах духовных лиц со светскими (ст. 4 гл. XIII) и т. д.

Следующий вид Божьего суда – присяга. Присяга существует до сих пор в процессе многих цивилизованных стран. В московский период она осуществлялась в виде целования креста, оформлявшегося как «крестоцеловальная запись». Существовало законодательное ограничение, сколько раз человек мог присягать в течение своей жизни, – не более трех. Превышение полагалось разрешать либо сыском, либо пыткой (ст. 1 и 2 гл. XIV Соборного уложения).

Само принесение присяги обусловлено было несколькими обстоятельствами: для скрепления показаний свидетелей при поклепе (обыске) (ст. 12, 13, 46 Судебника 1497 г.; ст. 16, 25, 58 Судебника 1550 г.; ст. 158 гл. X Соборного уложения), в случае необходимости снять с себя обвинение, не доказуемое иными способами (ст. 30 гл. VIII, ст. 22, 126, 154 гл. X Соборного уложения).

«Поле» как легальное средство доказывания просуществовало в праве до 1600 г.; отменено по указу Бориса Годунова. Тем не менее весьма подробные постановления по поводу поля содержатся в Первом и Втором судебниках, которые можно считать даже своеобразным «Уставом о поле». Процессуально различали три стадии поля: 1) «а дойдут до поля, да не став, у поля помирятся» (ст. 9 Первого судебника); 2) «а у поля став, помирятся» (ст. 10 Первого судебника); 3) «а побьются на поле» (ст. 11 Первого судебника). Поле до своей

1 Там же. С. 95–96.

60