новая папка / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. / Моммзен Т. История Рима. В 4 томах. Том третий. Кн. 4 продолжение, 5 Кн

получил свои большие военные полномочия только в противовес но­ вой власти Помпея. Тем не менее Цезарь потерял бесконечно много, в то время как его соперник сменил безвластие на важный военный пост. Возможно, что Цезарь еще не вполне считал себя господином своих воинов, еще не мог повести их на борьбу с официальными вла­ стителями страны; поэтому-то ему было важно не допускать своего отозвания из Галлии, что заставило бы его сейчас же начать междог усобную войну; но решение вопроса, быть ли теперь гражданской войне или нет, зависело тогда гораздо больше от столичной оппозиции, чем от Помпея. Настоящей причиной того, что Цезарь не захотел открыто порвать с Помпеем, чтобы этим не одобрить оппозицию, могло быть именно это соображение, а не простое желание сделать ему ряд усту­ пок. Могли тут повлиять и чисто личные мотивы; возможно, что Цезарь вспомнил, как сам когда-то стоял против Помпея, такой же беспомощный и лишенный власти, и был спасен от гибели только отступлением Помпея, вызванным, конечно, скорее слабостью его духа, чем великодушием; вероятно, Цезарь также боялся причинить боль любимой дочери, искренно любившей своего мужа, — его душе были доступны и такие чувства наряду со стремлениями государствен­ ного человека. Однако решающей причиной были все же соображе­ ния, касающиеся Галлии. Цезарь (в противоположность его биогра­ фам) смотрел на покорение Галлии не как на второстепенное пред­ приятие, полезное ему для приобретения короны; в его глазах от это­ го зависели внешняя безопасность и внутренняя реорганизация отече­ ства, одним словом, все будущее этого отечества. Для того, чтобы беспрепятственно завершить покорение этой страны и не брать в свои руки немедленно же трудное дело распутывания сложных обстоя­ тельств в Италии, он, не раздумывая, отказался от своего превосход­ ства над соперником и предоставил Помпею достаточнуювласть, чтобы справиться с сенатом и его сторонниками. Было бы большой полити­ ческой ошибкой, если бы Цезарь не желал ничего, кроме возможнос­ ти скорее стать римским монархом; но честолюбие этой редкой нату­ ры не ограничивалось достижением такой ничтожной цели, как обла­ дание короной. Он отдавал себе отчет в том, что он в силах выпол­ нить одновременно две одинаково грандиозные работы: установить порядок во внутренних делах Италии, и приобрести и закрепить но­ вую и девственную почву для италийской цивилизации. Обе эти зада­ чи, естественно, мешали одна другой: галльские завоевания Цезаря скорее препятствовали, чем помогали ему на пути к престолу. Горь­ кие плоды принес ему замысел отсрочить до 706 г. италийскую рево­ люцию, которую он мог произвести в 698 г. Но как государственный человек и полководец Цезарь был смелый игрок, который, полагаясь на себя и презирая противников, давал им в игре шаг вперед, иногда даже несколько.

Аристократии теперь нужно было показать на деле свою, силу и так же отважно вести борьбу, как отважно она ее объявила. Но нет более плачевного зрелища, чем трусливые люди, вынужденные на свою беду принять твердое решение. Оказалось, что заранее ни о чем не позаботились; никому как будто и в голову не приходило, что Це­ зарь может оказать противодействие, что, наконец, Помпей и Красе могут опять с ним объединиться и даже теснее прежнего. Это кажет­ ся невероятным и может быть понято, только если приглядеться к личностям, руководившим в то время конституционной оппозицией в сенате. Катон был еще в отсутствии*; наиболее влиятельным чело­ веком в сенате был в ту пору Марк Бибул, герой пассивной оппози­ ции, самый упрямый и тупой из всех консуляров. За оружие взялись как будто лишь для того, чтобы отложить его в сторону чуть только противник взялся бы за меч; одной вести о совещаниях в Луке было достаточно, чтобы уничтожить даже мысль о серьезной оппозиции и вернуть массу трусливых людей, т. е. громадное большинство сена­ та, к верноподданническим чувствам, утерянным ими в неудачный момент. О предполагавшемся рассмотрении вопроса о легальности юлиевых законов больше не было и речи; содержание легионов, са­ мовольно организованных Цезарем, было по постановлению сената возложено на государственную казну; попытки отнять у Цезаря обе Галлии или хотя бы одну, сделанные при распределении проконсуль­ ских провинций на ближайший год, были отклонены большинством (конец мая 698 г.). Таким-то образом всенародно каялась сенатская коллегия. Смертельно напуганные своей смелостью, потихоньку яв­ лялись один за другим эти господа, чтобы мириться и обещать свое безусловное повиновение. Никто так быстро не сделал этого, как Марк Цицерон, который слишком поздно раскаялся в том, что нарушил слово, и о своем прошлом говорил в выражениях скорее метких, чем лестных**. Конечно, соправители дали себя уговорить; никому не было отказано в прощении, так как ни для кого не стоило делать ис­ ключений. Чтобы убедиться в том, как внезапно изменилось настро­ ение аристократических сфер после известия о решениях съезда в Луке,

*Катона еще не было в Риме, когда Цицерон 11 марта 698 г. произнес свою речь за Сестия (Pro SeSt., 28, 60) и когда вследствие постановле­ ний совещания в Луке в сенате рассматривался вопрос о легионах Це­ заря (Plut., Caes., 21); только в начале 699 г. мы снова видим его в сенате, и, так как он выехал зимой (Plut., Cat. min., 38), то, значит, он вернулся в Рим в конце 698 г. Он поэтому не мог в феврале 698 г. защищать Милона, как это ошибочно заключают из Аскония (стр. 35, 53).

**«Measinum germanum fuisse» («Ябыл доподлинным ослом») (Ad Att., 4, 5, 3).

ращался как с полноправными римскими гражданами*. Хотя в дру­ гих случаях для внутреннего устройства вновь приобретаемых терри­ торий учреждалась сенатская комиссия, Цезарь организовал спои об­ ширные завоевания в Галлии исключительно по своему усмотрению и основал, например, без каких-либо особых полномочий, колонии граждан, как Novum Comum (Комо) с 5 тыс. колонистов. Пизон вел фракийскую войну, Габиний — египетскую, Красе — парфянскую, не спрашивая разрешения у сената, даже не отдавая ему, как это было принято, отчета; точно так же триумфы и другие почести разреша­ лись и воздавались без всяких знаков внимания к сенату. Тут, повидимому, сказывается не одно только пренебрежение к формально­ стям, которое тем труднее объяснить, что в большинстве случаев нель­ зя было и ждать противодействия со стороны сената. Вернее всего, тут был тонкий расчет — вытеснить сенат из военной сферы и выс­ шей политики и ограничить его участие в правлении финансовыми вопросами и внутренними делами. Противники хорошо понимали это

*Прямых свидетельств об этом нет. Но чтобы Цезарь из латинских об­ щий, т. е. из большей части своей провинции, вообще не набирал себе солдат, само по себе является невероятным и опровергается тем, что противная партия, умаляя значение набранного Цезарем войска, гово­ рит о его солдатах как происходящих «большею частью родом из транспаданских колоний» (Caesar, В. с., 3, 87). Здесь, очевидно, подразуме­ ваются латинские колонии Страбона (Ascon., In Pison., p. 3; Sueton, Caes., 8). В галльской армии Цезаря мы не находим и следов суще­ ствования латинских когорт, наоборот, по его собственному свидетель­ ству, рекруты, набранные им в Цизальпинской Галлии, были причис­ ляемы к легионам или прямо включались в них. Может быть, Цезарь соединял с представлением общиной рекрутов дарование ей гражданс­ ких прав, но гораздо вероятнее, что в этом отношении он скорее твер­ до держался точки зрения своей партии, которая не столько старалась доставить транспаданцам право римского гражданства, сколько счита­ ла это право уже принадлежащим им по закону (стр. 168); лишь так мог возникнуть слух, будто Цезарь сам ввел в транспаданских общи­ нах римское муниципальное устройство {Cicero, Ad Att., 5, 3, 2; Ad fam., 8,1,2). Таким же образом объясняется, почему Гирций называет транспаданские города «колониями римских граждан» (В. g., 8, 24) и почему Цезарь относился к основанной им колонии Коме (Comum) как

кколонии граждан {Sueton, Caes., 28; Strabo, 5, 1, p. 213; Plutarch, Caes., 29), тогда как умеренная партия аристократии признавала за этой общиной лишь то же право, как и в остальных транспаданских общи­ нах, т. е. право латинское, крайняя же партия вообще отрицала закон­ ность дарованного переселенцам городского права и не признавала за жителями Кома и тех привилегий, которые были связаны с исполне­ нием латинской муниципальной должности (Cicero, Ad Att., 5, 11,2; Appian, В. с., 2, 26). Ср. «Hermes», 16, 30.

и, как могли, прогестовали против этих действий властителей путем сенатских постановлений и уголовных обвинений. Вто время как вла­ стители отстранили сенат в главных вопросах, они и теперь прибега­ ли к менее опасным для них народным собраниям, — были только приняты меры, чтобы хозяева улицы не чинили препятствий хозяе­ вам государства; однако во многих случаях обходились и без этой пустой формальности и прибегали к явно автократическим формам. Униженный сенат должен был волей или неволей примириться со своим положением. Вождем послушного большинства был Марк Цицерон. Он годился для этой роли, так как обладал адвокатским уменьем находить для всего основания или по крайней мере слова; чисто цезаревская ирония проявилась в том, что тот самый человек, при помощи которого аристократия большей частью проводила свои демонстрации против властителей, был теперь поставлен во главе раболепного большинства. За свои непродолжительные попытки идти против течения он получил прощение после того, конечно, как убеди­ лись в полной его покорности. Очутившись как бы в роли заложника, его брат должен был взять место офицера в галльской армии, а его самого Помпей заставил принять второстепенный пост в своей ар­ мии, что давало ему возможность в любой момент выслать его. Хотя Клодию и было приказано впредь оставить Цицерона в покое, однако Цезарь так же мало был расположен уничтожить Клодия из-за Цице­ рона, как губить Цицерона в угоду Клодию; в главной квартире при Самаробриве, соперничая друг с другом, дежурили в передней вели­ кий спаситель отечества и не менее великий борец за свободу; недо­ ставало, к сожалению, римского Аристофана, чтобы изобразить их обоих. Над головой Цицерона не только всегда был занесен бич, ко­ торый уже однажды так больно поразил его, на него были наложены золотые оковы. При его запутанных финансах Цицерону очень на руку были беспроцентные ссуды Цезаря и участие в надзоре за тратой не­ сметных сумм на его постройках; не одна бессмертная сенатская речь замирала на устах Цицерона при мысли об его обязанностях управи­ теля делами Цезаря, который по окончании заседания мог предъя­ вить к уплате свой вексель. Он дал себе слово — не говорить впредь о праве и чести, а стараться приобрести милость правителей и «быть гибким, как тонкий краешек уха». Им пользовались в тех случаях, когда он мог быть полезен, его пускали в ход как адвоката, и ему неоднократно приходилось по приказанию свыше защищать своих самых лютых врагов, и в особенности в сенате, где ему регулярно приходилось служить орудием династов и вносить предложения, «ко­ торым сочувствовали другие, но не он сам». Как признанный вождь послушного большинства он приобрел даже известное политическое значение. Такие же, как и к Цицерону, приемы применялись к дру­

гим членам правящей коллегии, на которых действовали запугива­ ние, лесть и золото, и, таким образом, удавалось держать сенат в повиновении.

Однако уцелела еще одна фракция противников, оставшихся вер­ ными своим принципам, которых нельзя было ни запугать, ни скло­ нить на свою сторону. Властители убедились, что исключительные меры, вроде тех, которые были применены к Катону и Цицерону, больше вредили, чем помогали делу, что лучше иметь неудобную республиканскую оппозицию, чем создавать из своих противников мучеников за республику. Поэтому Катону разрешено было вернуть­ ся (конец 698 г.), и он снова, часто с опасностью для жизни, в сенате и на форуме создавал оппозицию против правителей, которая, конеч­ но, была очень похвальна, но в то же время, к сожалению, и очень смешна. Катону не помешали опять довести дело до потасовки на форуме по поводу предложений Требония и внести в сенат предложе­ ние выдать проконсула Цезаря узипетам и тенктерам за его веролом­ ные действия против этих варваров. Стерпели и то, что Марк Фавоний, игравший при Катоне роль Санчо Пансы, после принятия сена­ том решения содержать цезаревы легионы на государственный счет бросился к дверям курии и сообщил уличной толпе, что отечество в опасности; стерпели и то, что Фавоний в своем обычном шутовском тоне назвал белую повязку, которую Помпей носил на больной ноге, диадемой, перенесенной на другое место; и то, что консуляр Лентул Марцеллин в ответ на рукоплескания посоветовал собранию поболь­ ше пользоваться теперь правом выражать свое мнение, так как это еще не запрещено; и то, что народный трибун Гай Атей Капитон по случаю отбытия Красса в Сирию предал его, по всем правилам тог­ дашнего богословия, во власть злым духам. Все это были праздные демонстрации раздраженного меньшинства, но та небольшая партия, откуда исходило это раздражение, имела некоторое значение отчасти потому, что она оказывала поддержку и дарала лозунг втайне назре­ вавшей республиканской оппозиции, отчасти же потому, что и сенат­ ское большинство, питавшее в основном такие же чувства по отноше­ нию к властителям, она толкала на отдельные оппозиционные реше­ ния. В самом деле, большинство чувствовало потребность хоть иног­ да, хоть во второстепенных вопросах дать волю скрытому недоволь­ ству и, как это бывает с людьми, вынужденными раболепствовать, срывать свое недовольство сильными врагами на врагах мелких. Где только было возможно, агентам властителей ставили палки в колеса; Габинию отказали в благодарственном празднестве (698), Пизон был отозван из провинции. Сенат облекся в траур, когда народный трибун Гай Катон задерживал начало выборов на 699 г. до тех пор, пока кон­ сул Марцеллин, принадлежавший к конституционной партии, не от­

казался от своего поста. Даже Цицерон, как покорно ни склонялся он перед властителями, выпустил столь же ядовитую, как и бестактную брошюру против тестя Цезаря Пизона. Но и оппозиционные бессиль­ ные выходки сенатского большинства и бесплодное противодействие меньшинства лишь яснее показывают, что власть, некогда перешед­ шая от граждан к сенату, теперь перешла от него к новым соправите­ лям и что сенат представляет собой немногим больше, чем монархи­ ческий государственный совет. «Ни один человек, — жаловались сто­ ронники свергнутого правительства, — не имеет теперь значения, кро­ ме трех правителей; они всемогущи и заботятся о том, чтобы никто в этом не сомневался; весь сенат точно переродился и повинуется влас­ тителям, наше поколение не доживет до перемены к лучшему». Соб­ ственно говоря, это была уже не республика, а монархия.

Несмотря на то, что правители целиком держали в своих руках управление государством, все же была одна сфера политической жиз­ ни, до некоторой степени обособленная от управления в узком смыс­ ле слова, такая, которую обществу легче было отстаивать, а правите­ лям труднее завоевать: выборы на ординарные должности и суд при­ сяжных. Само собой понятно, что, не подчиняясь непосредственно политике, эти последние везде и особенно в Риме руководились тем духом, который господствовал в государстве. Выборы же должностных лиц в силу закона входили в сферу государственного управления; но в это время государство управлялось, главным образом, лицами, зани­ мавшими экстраординарные магистратуры, и даже людьми без вся­ кого ранга, к тому же высшие ординарные магистраты, если они при­ надлежали к антимонархической партии, не могли оказывать сколь­ ко-нибудь значительное влияние на правительственный механизм; ординарные должностные лица постепенно опускались до роли пе­ шек, в чем с полным основанием признавались наиболее оппозици­ онные из них, называя себя безвластными статистами, и выборы их превратились в простую демонстрацию. После того как оппозиция, таким образом, была уже совершенно отстранена от настоящей арены борьбы, ее все еще можно было продолжать на выборах и судебных процессах. Правители не жалели усилий, чтобы и здесь остаться по­ бедителями. Еще в Луке они составили списки кандидатов для выбо­ ров на следующие годы и не оставили неиспользованными ни одного средства, чтобы провести намеченных ими людей. Прежде всего для целей избирательной агитации они щедро раздавали свои деньги. Ежегодно большое число солдат из армии Цезаря и Помпея получало отпуск для того, чтобы в Риме принять участие в голосовании. Це­ зарь старался, находясь вблизи от Рима, в Верхней Италии, руково­ дить избирательной кампанией и охранять ее. Несмотря на это, цель была лишь отчасти достигнута. Хотя на 699 г., согласно решению,

принятому в Луке, были избраны в консулы Помпей и Красе и устра­ нен единственный стойкий кандидат оппозиции Луций Домиций, од­ нако и этого удалось добиться лишь путем открытого насилия; Катон был ранен, и, кроме того, имели место чрезвычайно неприятные стол­ кновения. На следующих консульских выборах на 700 г., несмотря на все усилия правителей, был действительно избран Домиций, а Катон добился должности претора, между тем как за год до этого, к неудо­ вольствию всех граждан, он был оттеснен клиентом Цезаря Ватинием. Во время выборов на 701 г. оппозиции удалось уличить наряду с другими кандидатами и ставленников правителей в таких недостой­ ных махинациях на выборах, что правителям, скомпрометированным этим скандалом, пришлось от них отказаться. Эти постоянно по­ вторяющиеся тяжелые поражения династов на избирательной арене можно было приписать отчасти невозможности управлять этим за­ ржавевшим механизмом, трудности предугадать случайности выбо­ ров, оппозиционному настроению средних классов, а также часто вме­ шивавшимся в дело и своеобразно нарушавшим партийные интересы частным соображениям; но главная причина была другая. В то время руководство выборами принадлежало, главным образом, различным клубам, где группировалась аристократия; система подкупов приме­ нялась там в широком масштабе и была отлично организована. Та­ ким образом, та же аристократия, выразителем которой был сенат, верховодила и на выборах; но если в сенате она, негодуя, уступала, то здесь, закулисно, никому не обязанная отчетом, она действовала и голосовала безусловно против правителей. Строгий закон против из­ бирательных махинаций клубов, который Красе как консул заставил утвердить народное собрание, разумеется, нисколько не ослабил вли­ яния нобилитета в этой сфере, и выборы, имевшие место в следую­ щие годы, показали это.

Такие же трудности встречали правители со стороны судов при­ сяжных. Решающее значение при тогдашнем их составе наряду с вли­ ятельной и здесь сенатской знатью имел преимущественно средний класс. Установление высокого ценза для присяжных законом, пред­ ложенным Помпеем в 699 г., является ярким доказательством того, что главным центром оппозиции против правителей были, собствен­ но говоря, средние слои и что высший финансовый круг и здесь, как везде, оказывался гораздо уступчивее среднего класса. Тем не менее республиканская партия еще не утратила здесь почвы и неустанно преследовала политико-уголовными обвинениями если не самих пра­ вителей, то их главных помощников. Эта судебная война велась тем оживленнее, что, по заведенному порядку, роль обвинителей принад­ лежала сенаторской молодежи, а в молодых людях было, конечно, больше республиканской страсти, свежих дарований и смелого задо­

ра, чем среди пожилых членов сословия. Конечно, суды не были сво­ бодны, и, когда правители придавали делу серьезное значение, суд, так же как сенат, не решался им перечить. Ни один из противников не вызывал против себя со стороны оппозиции такого свирепого пресле­ дования, почти вошедшего в пословицу, как Ватиний, самый дерзкий и ничтожный из всех ближайших приверженцев Цезаря; но стоило его господину приказать, и Ватиния оправдывали на всех процессах. В то же время обвинения людей, которые, как Гай Лициний Кальв и Гай Азиний Поллион, умели владеть мечом диалектики и бичом на­ смешки, не оставались бесплодными даже тогда, когда терпели не­ удачу. Не обходилось дело и без одиночных успехов. Конечно, боль­ шей частью эти победы были одержаны над второстепенными лично­ стями, но таким путем был низвергнут и один из наиболее выдаю­ щихся и ненавистных приверженцев династов, бывший консул Габиний. В самом деле, непримиримая ненависть аристократии, которая не могла ему простить ни закона о ведении войны против пиратов, ни пренебрежительного отношения к сенату во время его наместниче­ ства в Сирии, объединилась против него с негодованием крупных финансистов, в ущерб которым он в Сирии защищал интересы про­ винциалов, и даже с неудовольствием Красса, рассерженного при­ дирками Габиния при передаче провинции. Его единственным защит­ ником от всех врагов был Помпей, в интересах которого было отста­ ивать во что бы то ни стало своего самого способного, самого смело­ го, самого верного адъютанта; но здесь, как везде, Помпей не умел воспользоваться своей властью и заступиться за своих клиентов так, как это делал Цезарь. В конце 700 г. присяжные признали Габиния виновным в вымогательстве и отправили его в изгнание.

Итак, в общем в сфере народных выборов и судов присяжных на долю правителей выпадала незавидная роль. Руководивших здесь деятелей не так легко было выявить и труднее было запугать или подкупить, чем непосредственных агентов правительства. Правители сталкивались здесь, в особенности на выборах, с напряженной силой замкнутой и сгруппировавшейся в кружки олигархии, с которой нельзя было управиться, даже свергнув ее правление, и которую тем более труднее сломить, чем больше она действует исподтишка. Они встре­ чались, далее, в судах присяжных с недоброжелательством средних классов к новому монархическому строю и не могли устранить как это недоброжелательство, так и все порождаемые им затруднения. В обеих этих областях они потерпели ряд неудач; и хотя успехи оппози­ ции на выборах имели лишь значение демонстраций, потому что пра­ вители ведь фактически могли устранить каждого неугодного им ма­ гистрата, но уголовные наказания, применяемые оппозицией, лиша­ ли их полезных помощников. При сложившихся обстоятельствах пра­

вители не могли ни устранить народные выборы и суды присяжных, ни приобрести власть над ними, и оппозиция, как она ни была стесне­ на в этой области, в значительной степени удержала за собой поле битвы.

Еще труднее была борьба с оппозицией в той области, где она выступала тем энергичнее, чем больше ее оттесняли от непосредствен­ ной политической деятельности, а именно в области литературы. Уже оппозиция в суде была вместе с тем и даже главным образом оппози­ цией литературной, так как судебные речи постоянно опубликовыва­ лись и играли роль политических памфлетов. Еще быстрее и больнее уязвляли стрелы поэзии. Полная энергии аристократическая моло­ дежь и еще более энергичный, может быть, средний класс сельских городов Италии успешно и ревностно вели войну памфлетами и эпиг­ раммами. Плечом к плечу боролись в этой области выдающийся сын сенатора Гай Лициний Кальв (672—706), которого боялись как орато­ ра, памфлетиста и искусного стихотворца, и муниципалы из Кремо­ ны и Вероны — Марк Фурий Бибакул (652—691) и Квинт Валерий Катулл (667—около 700), изящные и меткие эпиграммы которых с быстротой молнии облетали Италию, безошибочно попадая в цель. В литературе того времени бесспорно господствует оппозиционный тон. Эта литература полна злобного презрения к «великому Цезарю», «един­ ственному полководцу», любящему тестю и зятю, которые вместе взятые губят весь мир для того, чтобы дать своим распутным любим­ цам случай щеголять на улицах Рима, хвастая награбленным имуще­ ством длинноволосых кельтов, при помощи добычи с далеких остро­ вов Запада устраивать роскошные пиры и на правах несметно богатых соперников вытеснять честную молодежь из сердец любимых деву­ шек. В стихотворениях Катулла* и в других отрывках литературы того времени сказываются многие черты той гениальной личнополи­ тической ненависти, той республиканской агонии, задыхающейся в бешеном наслаждении или глубоком отчаянии, которая так мощно

*Дошедшее до нас собрание их полно намеков на события 699 и 700 гг. и, несомненно, было опубликовано в последний из этих двух годов; позднейшим событием, упоминаемым тут, является процесс Ватиния (август 700 г.). Свидетельство Иеронима, будто Катулл умер в 697/ 698 г., необходимо поэтому уточнить, перенеся дату на несколько лет дальше. Из выражения, что «Ватиний в свое консульство вступает в заговор», ошибочно заключали, что собрание стихотворений появилось лишь после ватиниева консульства (707); но из этого можно только вывести заключение, что, когда оно появилось, Ватиний уже мог рас­ считывать в известное время стать консулом, а в 700 г. он уже имел полное основание так думать, потому что его имя, весьма вероятно, было включено в составленный в Луке список кандидатов (Cicero, Ad Att., 4, 86,2).