новая папка / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. / Моммзен Т. История Рима. В 4 томах. Том второй. Кн. 3 продолжение, Кн. 4

дан. С конца войны с Ганнибалом до 595 г. число граждан постоянно возрастает; причину этого следует искать главным образом в посто­ янных и значительных раздачах государственных земель (I, 808—809). В 595 г., когда число способных носить оружие достигало 328 ОООграждан, начинается систематическое падение: в списках 600 г. числится 324 ООО, в 607 г. — 322 000, в 623 г. — уже только 319 000 граждан, способных носить оружие, — грозный показатель для эпохи глубокого внутреннего и внешнего мира. Если бы дело пошло так и дальше, то в конце концов все граждане распались бы на две части — плантаторов и рабов, и государству пришлось бы, подоб­ но парфянам, покупать себе солдат на невольничьем рынке.

Таково было внутреннее и внешнее положение римского государ­ ства, когда оно вступило в седьмое столетие своего существования. Куда ни обращались взоры, всюду бросались в глаза злоупотребле­ ния и упадок. Перед каждым здравомыслящим и благонамеренным человеком должен был встать вопрос: нельзя ли принять какие-ни­ будь меры, чтобы исправить зло? В Риме не было недостатка в таких людях. Но никто из них не казался более подходящим для великого дела политической и социальной реформы, чем Публий Корнелий Снипион Эмилиан Африканский (570—625), любимый сын Эмилия Павла, приемный внук великого Сципиона, носивший славное про­ звище Африканского не только по наследству, но и в силу своих лич­ ных заслуг.

Подобно своему отцу, он был уравновешенным человеком, здо­ ровым душой и телом, никогда не знал никаких болезней, никогда не колебался принять необходимое решение. Еще с юных лет он чуж­ дался обычной манеры политических новичков начинать свою поли­ тическую карьеру в передних влиятельных сенаторов и декламация­ ми в судах. Напротив, он любил охоту. Семнадцатилетним юношей, отличившись в войне против Персея, в которой он участвовал под начальством отца, он испросил себе в виде награды разрешение охо­ титься в заповеднике македонских царей, куда никому не разрешался доступ за последние 4 года. Но всего охотнее он посвящал свои досу­ ги занятиям наукой и литературой. Благодаря заботам отца, он в ран­ ней юности приобщился к настоящему греческому образованию, да­ лекому от грубого верхоглядства вульгарных подражателей эллинс­ кой культуре. Своей меткой и серьезной оценкой хороших и дурных сторон греческой культуры и своим благородным поведением этот римлянин импонировал придворным восточных царей и даже насмеш­ ливым александрийцам. Его эллинская образованность сказывалась главным образом в тонкой иронии его речи и в классической чистоте латинского языка. Он не был писателем в узком смысле слова, но подобно Катону записывал свои политические речи. Позднейшими литераторами они высоко ценились, как образцы мастерской прозы наравне с письмами его сестры, матери Гракхов. Он охотно окружал себя лучшими римскими и греческими литераторами, и его коллеги

по сенату, не имевшие других достоинств, кроме знатного происхож­ дения, не могли простить ему пристрастие к этому плебейскому об­ ществу. Это был серьезный и надежный человек, на честное слово которого одинаково полагались друзья и враги. Он не занимался по­ стройками и спекуляциями и вел простой образ жизни. В денежных делах он был не только честен и бескорыстен, но и отличался дели­ катностью и щедростью, которые особенно выделялись на фоне ком­ мерческого духа его современников. Он был хорошим солдатом и даровитым офицером. С войны в Африке он вернулся на родину, увен­ чанный почетным венком, которым обычно награждали в Риме iex,

кто для спасения римских граждан подвергал опасности собственную жизнь. Эту войну он начал офицером и кончил главнокомандующим; однако обстоятельства не доставили ему случая испытать свой воен­ ный талант на действительно трудных задачах. Сципион, подобно своему отцу, не был гением; об этом свидетельствует уже его при­ страстие к Ксенофонту, рассудительному воину и не преступающему границ меры писателю. Но он обладал характером честным и пря­ мым, и, казалось, он больше, чем кто-либо другой подходил для того, чтобы с помощью органических реформ бороться с начинавшимся разложением. Тем более показательно, что он не пытался этого сде­ лать. Правда, он старался по мере сил пресекать злоупотребления и в частности работал над улучшением суда. Главным образом благода­ ря его содействию даровитый и отличавшийся старинной строгостью нравов и честностью Луций Кассий мог провести, несмотря на силь­ нейшее сопротивление оптиматов, свой законопроект о тайном голо­ совании в народном собрании, в компетенцию которого все еще вхо­ дила важнейшая часть уголовных дел. В молодости Сципион не выс­ тупал с ребяческими обвинениями, но в зрелых годах он привлек к

суду многих наиболее виновных аристократов. Он оставался верен себе, когда, будучи главнокомандующим под Карфагеном и Нуманцией, прогнал из лагеря женщин и жрецов и вернул разнузданную солдатчину к старинной железной дисциплине, или же когда в каче­ стве цензора (612) преследовал великосветскую молодежь, брившую бороды и носившую иноземные одежды, и с суровым красноречием убеждал граждан соблюдать добрые нравы предков. Но для всех и прежде всего для него самого было ясно, что введение строгого пра­ восудия и отдельные улучшения не были даже первым шагом к исце­ лению тех органических недугов, от которых страдало государство. Этих недугов Сципион не касался. Гай Лелий (консул 614 г.), стар­ ший друг Сципиона и его политический наставник и доверенное лицо, планировал отобрать еще не розданные, но временно оккупирован­ ные частными лицами государственные земли в Италии и раздать их италийскому крестьянству, разорение которого становилось все более очевидным. Он думал предложить это в сенате,но отказался от свое­ го намерения, когда увидел, какую бурю это должно было вызвать. За это он был прозван «Рассудительным». Сципион держался такого

же мнения. Он ясно сознавал размеры зла и шел напролом там, где рисковал только собой, в подобных случаях он действовал с похваль­ ным мужеством невзирая на лица. Но он был убежден, что страну можно спасти лишь ценой такой же революции, какая возникла в IV и V вв. на почве движения за реформы. Ему казалось — правильно или нет, — что такое лекарство хуже самой болезни. Поэтому вместе с тесным кружком друзей он за всю свою жизнь не примкнул ни к аристократам, не простившим ему его выступления в пользу закона Кассия, ни кдемократам, которых он тоже не удовлетворял и не хо­ тел удовлетворить полностью. Он был одинок, но после смерти имя его превозносили обе партии —то как руководителя аристократии, то как поборника реформ. Прежде цензоры, слагая с себя полномочия, обращались к богам с просьбой даровать Риму еще большее могуще­ ство и славу; цензор Сципион молил богов сохранить государство. В этом наполненном болью обращении заключался весь его символ веры.

Но за дело спасения Италии, на которое не хватало смелости у Сципиона, дважды приводившего римскую армию от глубокого упадка к победе, отважно взялся юноша, не прославившийся еще никакими подвигами, — Тиберий Семпронии Гракх (591—621). Его отец, но­ сивший то же имя (консул в 577 г. и в 591 г., цензор в 585 г.), был образцом римского аристократа. Будучи эдилом, он устраивал блес­ тящие игры, причем деньги на них добывал угнетением провинций, за что навлек на себя суровое и заслуженное порицание сената (I, 760). В недостойном процессе против Сципионов (I, 710), бывших его лич­ ными врагами, он вступился за них и доказал этим свое рыцарское благородство и преданность сословной чести, а энергичные меры про­ тив вольноотпущенников, принятые им в бытность цензором (I, 776), свидетельствовали о твердости его консервативных убеждений. В ка­ честве наместника провинции Эбро (I, 643) он своим мужеством и особенно своим справедливым управлением оказал отечеству боль­ шие услуги и оставил в провинции о себе благодарную память. Мать Тиберия Корнелия была дочерью победителя при Заме, который выб­ рал себе зятем своего бывшего врага, выбрал за то, что он так велико­ душно вступился за него. Сама Корнелия была высокообразованной, выдающейся женщиной. После смерти мужа, который был много старше ее, она отклонила предложение египетского царя, просившего ее руки, и воспитала своих троих детей в заветах мужа и отца. Стар­ ший сын ее, Тиберий, добрый и благонравный юноша, с мягким взгля­ дом и спокойным характером, казалось, меньше всего годился для роли народного агитатора. По всем своим связям и убеждениям он принадлежал к сципионовскому кружку. И он, и брат его, и сестра получили утонченное греческое и национальное образование, которое отличало всех членов этого кружка. Сципион Эмилиан был его двоюродным братом и мужем его сестры. Под его начальством Тибе­ рий 18-летним юношей участвовал в осаде Карфагена и за храбрость удостоился похвалы сурового полководца и военных отличий. Неуди­

вительно, что даровитый юноша со всей горячностью и ригоризмом молодости воспринял и развил идеи этого кружка о причинах упадка государства и о необходимости улучшить положение италийского крестьянства. Тем более, что не только среди молодежи находились люди, считавшие отказ Гая Лелия от проведения его плана реформы признаком не рассудительности, а слабости. Аппий Клавдий, быв­ ший консул (611) и цензор (618), один из самых авторитетных членов сената, со всей страстностью и горячностью, характерной для рода Клавдиев, упрекал сципионовский кружок в том, что он так поспеш­ но отказался от своего плана раздачи государственных земель. Ка­ жется, в этих упреках была также нотка личной вражды; у Аппия Клавдия были столкновения со Сципионом Эмилианом в то время, когда они оба домогались должности цензора. Публий Красе Муциан, бывший в то время великим понтификом и пользовавшийся все­ общим уважением в сенате и в народе как человек и как ученый юрист, высказывался в том же духе. Даже брат его, Публий Муций Сцевола, основатель науки права в Риме, по-видимому, одобрял план реформ, а его мнение имело тем большее значение, что он, так сказать, стоял вне партий. Тех же взглядов придерживался и Квинт Метелл, поко­ ритель македонян и ахейцев, пользовавшийся большим уважением за военные подвиги и еще больше за свои строгие нравы в семейной и общественной жизни. Тиберий Гракх был близок к этим людям, осо­ бенно к Аппию, на дочери которого он женился, и к Муциану, на дочери которого женился его брат. Неудивительно поэтому, что он пришел к мысли взяться самому за проведение реформы, как только получит должность, дающую ему право законодательной инициати­ вы. В этом намерении его, возможно, укрепили также личные моти­ вы. Мирный договор с нумантинцами, заключенный в 617 г. Манцином, был главным образом делом рук Гракха. То, что сенат кассиро­ вал договор и главнокомандующий вследствие этого был выдан вра­ гу, а Гракх вместе е другими высшими офицерами избежал той же участи лишь благодаря своей популярности у народа не могло настро­ ить правдивого и гордого юношу мягче по отношению к правящей аристократии. Эллинские риторы, с которыми он охотно беседовал на философские и политические темы, Диофан из Мнгилены и Гай Блоссий из Кум, поддерживали его политические идеалы. Когда его замыслы стали известны в широкихкругах, многие одобряли их; нео­ днократно на общественных зданиях появлялись надписи, призывав­ шие его, внука Сципиона Африканского, подумать о бедствующем народе и о спасении Италии.

10 декабря 620 г. Тиберий Гракх вступил в должность народного трибуна. Пагубные последствия дурного управления, политический, военный, экономический и моральный упадок общества сделались очевидными в это время всем и каждому во всей своей ужасающей наготе. Из двух консулов этого года один безуспешно сражался в Сицилии против восставших рабов, а другой, Сципион Эмилиан, уже

действия одного должностного лица, рассматривавшиеся как злоупот­ ребление властью, действиями другого (I, 299). Коллега Гракха по трибунату Марк Октавий, человек решительный и убежденный про­ тивник закона, предложенного Гракхом, опротестовал закон перед голосованием; таким образом, по закону предложение было снято с обсуждения. Тогда Гракх в свою очередь приостановил функциониро­ вание государственных органов и отправление правосудия и наложил печати на государственные кассы. С этим примирились, так как, хотя это и представляло неудобства, но до конца года оставалось уже не­ много времени. Растерявшийся Гракх вторично внес свое предложе­ ние. Октавий, разумеется, снова опротестовал его. На мольбы своего сотоварища и прежнего друга не препятствовать спасению Италии он ответил, что их мнения расходятся именно по вопросу о том, какими мерами можно спасти Италию; он сослался также на то, что его не­ зыблемое право как трибуна налагать свое veto на предложения дру­ гого трибуна не подлежит сомнению. Тогда сенат сделал попытку открыть Гракху удобный путь для отступления: два консуляра пред­ ложили ему обсудить все дело в сенате. Трибун охотно согласился. Он пытался истолковать это предложение в том смысле, что сенат в принципе одобряет раздел государственных земель. Однако на самом деле смысл предложения был не таков, и сенат не был склонен к уступкам. Переговоры остались безрезультатными. Легальные спо­ собы были исчерпаны. В прежние времена в подобных обстоятель­ ствах инициаторы предложения отложили бы его на год, а потом ста­ ли бы ежегодно вносить его на голосование до тех пор, пока сопро­ тивление противников не было бы сломлено под давлением обще­ ственного мнения н энергии предъявляемых требований. Но теперь темпы общественной жизни стали быстрее. Гракху казалось, что на данной стадии ему остается либо вообще отказаться от реформы, либо начать революцию. Он выбрал последнее. Он выступил в народном собрании с заявлением, что либо он, либо Октавий должны отказать­ ся от трибуната, и предложил своему сотоварищу поставить на народ­ ное голосование вопрос о том, кого из них граждане желают освобо­ дить от занимаемой должности. Октавий, разумеется, отказался от такого странного поединка; ведь право интерцессии предоставлено трибунам именно для того, чтобы возможны были подобные расхож­ дения мнений. Тогда Гракх прервал переговоры с Октавием и обра­ тился к собравшейся толпе с вопросом: не утрачивает ли свою долж­ ность тот народный трибун, который действует в ущерб народу? На этот вопрос последовал почти единогласный утвердительный ответ; народное собрание уже давно привыкло отвечать «да» на все предло­ жения, а на сей раз оно состояло в большинстве из сельских пролета­ риев, прибывших из деревни и лично заинтересованных в проведении закона. По приказанию Гракха ликторы удалили Марка Октавия со скамьи трибунов. Аграрный закон был проведен среди всеобщего ли­ кования и избраны были первые члены коллегии по разделу государ­

ственных земель. Выбраны были инициаторы закона, его двадцати­ летний брат Гай и его тесть Аппий Клавдий. Такой подбор лиц из одного семейства усилил озлобление аристократии. Когда новые долж­ ностные лица обратились, как принято, к сенату за средствами на организационные расходы и суточными, в отпуске первых им было отказано, а суточные назначены в размере 24 ассов. Распря разгора­ лась, становилась все ожесточеннее и принимала все более личный характер. Трудное и сложное дело размежевания, отобрания и разде­ ла государственных земель вносило раздор в каждую общину граж­ дан и даже в союзные италийские города.

Аристократия не скрывала, что, быть может, примирится с но­ вым законом в силу необходимости, но непрощенный законодатель не избегнет ее мести. Квинт Помпей заявил, что в тот самый день, когда Гракх сложит с себя полномочия трибуна, он, Помпей, возбу­ дит против него преследование; это было далеко не самой опасной из тех угроз, которыми осыпали Гракха враги. Гракх полагал, и, вероят­ но, правильно, что его жизни угрожает опасность, и поэтому стал появляться на форуме лишь в сопровождении свиты в 3—4 тысячи человек. По этому поводу ему пришлось выслушать в сенате резкие упреки даже из уст Метелла, в общем сочувствовавшего реформе. Вообще если Гракх думал, что он достигнет цели с проведением аг­ рарного закона, то теперь ему пришлось убедиться,что он находится лишь в начале пути. «Народ» обязан был ему благодарностью; но Грак­ ха ждала неизбежная гибель, если у него не будет другой защиты, кроме этой благодарности народа, если он не сумеет остаться безус­ ловно необходимым для народа, не будет предъявлять новые и более широкие требования и не свяжет, таким образом, со своим именем новые интересы и новые надежды. В это время к Риму по завещанию последнего пергамского царя перешли богатства и владения Аттали­ дов. Гракх предложил народу разделить пергамскую государствен­ ную казну между владельцами новых наделов, чтобы обеспечить их средствами для покупки необходимого инвентаря. Вопреки устано­ вившемуся обычаю, он отстаивал положение, что сам народ имеет право окончательно решить вопрос о новой провинции.

Утверждают^что Гракх подготовил ряд других популярных зако­ нов: о сокращении срока военной службы, о расширении права проте­ ста народных трибунов, об отмене исключительного права сенаторов на выполнение функций присяжных и даже о включении италийских союзников в число римских граждан. Трудно сказать, какдалеко про­ стирались его планы. Достоверно известно лишь следующее: в своем вторичном избрании на охраняющую его должность трибуна он видел единственное средство спасти свою жизнь, и, чтобы добиться этого противозаконного продления своих полномочий, обещал народу даль­ нейшие реформы. Если сначала он рисковал собой для спасения госу­ дарства, то теперь ему приходилось для своего собственного спасения ставить на карту благополучие республики. Трибы собрались для из­

брания трибунов на следующий год, и первые голоса были поданы за Гракха. Но противная партия опротестовала выборы и добилась по крайней мере того, что собрание было распущено и решение было отложено до следующего дня. В этот день Гракх пустил в ход все дозволенные и недозволенные средства. Он появился перед народом в траурной одежде и поручил ему опеку над своим несовершенно­ летним сыном. На случай, если противная партия своим протестом снова сорвет выборы, он принял меры, чтобы силой прогнать при­ верженцев аристократии с места собрания перед Капитолийским хра­ мом. Наступил второй день выборов. Голоса были поданы так же, как накануне, и снова был заявлен протест. Тогда началась свалка. Граждане разбежались, и избирательное собрание фактически было распущено; Капитолийский храм заперли. В городе ходили всевоз­ можные слухи: одни говорили, что Тиберий сместил всех трибунов; другие, что он решил оставаться на своей должности и без вторич­ ного избрания.

Сенат собрался в храме богини Верности, вблизи храма Юпитера. Выступали самые ожесточенные враги Гракха. Когда среди страшно­ го шума и смятения Тиберий поднес руку ко лбу, чтобы показать народу, что его жизнь в опасности, сенаторы стали кричать, что Гракх уже требует от народа увенчать его царской диадемой. От консула Сцеводы потребовали, чтобы он приказал немедленно убить государ­ ственного изменника. Этот весьма умеренный человек, в общем не относившийся враждебно креформе, с негодованием отверг бессмыс­ ленное и варварское требование. Тогда консуляр Публий Сципион Назика, рьяный аристократ и человек горячий, крикнул своим едино­ мышленникам, чтобы они вооружались и следовали за ним. Из сель­ ских жителей почти никто не пришел в город на выборы, а трусливые горожане перепугались, когда знатные люди города, с пылающими гневом глазами устремились вперед с ножками от кресел и палками в руках. Гракх в сопровождении немногих сторонников пытался спас­ тись бегством. Но на бегу онхпоткнулся на склоне Капитолия, перед статуями семи царей, у храма богини Верности, и один из рассвире­ певших преследователей убилего ударом палки в висок. Впоследствии эту честь палача оспаривали друг у друга Публий Сатурей и Луций Руф. Вместе с Гракхом были убиты еще триста человек, ни один из них не был убит железным оружием. Вечером тела убитых были бро­ шены в Тиф. Гай Гракх тщетно просил отдать ему труп брата для погребения.

Такого дня не было еще во всей истории Рима. Длившаяся боль­ ше ста лет распря партий во время первого социального кризиса ни разу не выливалась в форму такой катастрофы, с которой начался второй кризис. Лучшие люди среди аристократии тоже должны были содрогнуться от ужаса, но пути отступления были отрезаны. Прихо­ дилось выбирать одно из двух: отдать многих надежнейших членов своей партии в жертву народному мщению или же возложить ответ­

ственность за убийство на весь сенат. Выбрали второй путь. Офици­ ально утверждали, что Гракх добивался царской власти; убийство его оправдывали ссылкой на пример Агалы (I, 277). Была даже назначе­ на специальная комиссия для дальнейшего следствия над сообщника­ ми Гракха. На обязанности председателя этой комиссии, консула Пуб­ лия Нопилия, лежало позаботиться о том, чтобы большое количество смертных приговоров над людьми из народа придало как бы легаль­ ную санкцию убийству Гракха (622). Толпа была особенно раздраже­ на против Назики и жаждала мести; он, по крайней мере, имел муже­ ство открыто признаться перед народом в своем поступке и отстаи­ вать свою правоту. Под благовидным предлогом его отправили в Азию и вскоре (624) заочно возвели в сан великого понтифика. Сенаторы умеренной партии действовали в этом случае заодно со своими кол­ легами. Гай Лелий участвовал в следствии над приверженцами Грак­ ха. Публий Сцевола, пытавшийся предотвратить убийство, позднее оправдывал его в сенате. Когда от Сципиона Эмилиана после возвра­ щения его из Испании (622) потребовали публичного заявления, одоб­ ряет ли он убийство своего зятя или нет, он дал по меньшей мере двусмысленный ответ, что, поскольку Тиберий замышлял сделаться царем, убийство его было законно.

Перейдем теперь к оценке этих важных и чреватых последствиями событий. Учреждение административной коллегии для борьбы с опас­ ным разорением крестьянства и создания массы новых мелких участ­ ков из фонда государственных земель в Италии, конечно, не свиде­ тельствовало о здоровом состоянии народного хозяйства. Но при сло­ жившихся политических и социальных условиях оно было целесооб­ разно. Далее, сам по себе вопрос о разделе государственных земель не носил политического характера; все эти земли до последнего клоч­ ка можно было раздать, не отступая от существующего государствен­ ного устройства и нисколько не расшатывая аристократической систе­ мы управления. Здесь не могло также быть речи о правонарушении. Никто не отрицал, что собственником зарятых земель являлось госу­ дарство. Занявшие их находились лишь на положении временно до­ пущенных владельцев и, как правило, не могли даже считаться доб­ росовестными претендентами на право собственности. В тех случаях, когда в виде исключения они могли таковыми считаться, против них действовал закон, не допускавший в земельных отношениях права давности по отношению к государству. Раздел государственных зе­ мель был не нарушением права собственности, а осуществлением этого права. Все юристы были согласны в признании формальной законно­ сти этой меры. Однако, если предложенная реформа не была наруше­ нием существующего государственного строя и нарушением закон­ ных прав, то это еще нисколько не оправдывало с политической точ­ ки зрения попытки провести теперь в жизнь правовые притязания го­ сударства. Против гракховских проектов можно было с неменьшим, а даже с большим правом возразить то же, что стали бы говорить в

наше время, если бы какой-нибудь крупный земельный собственник вдруг решил применять во всем объеме права, принадлежащие ему по закону, но фактически много лет не применявшиеся. Не подлежит сомнению, что часть этих занятых государственных земель в течение трехсот лет находилась в наследственном частном владении. Земель­ ная собственность государства вообще по своей природе легче утрачи­ вает свой частноправовой характер, чем собственность отдельных граж­ дан. В данном случае она, можно сказать, была забыта, и нынешние владельцы сплошь и рядом приобрели свои земли путем купли или каким-либо другим возможным способом. Что бы ни говорили юри­ сты, а в глазах деловых людей эта мера была не чем иным, как эксп­ роприацией крупного землевладения в пользу земледельческого про­ летариата. И действительно, ни один государственный деятель не мог смотреть на нее иначе. Что правящие круги катоновской эпохи суди­ ли именно так, ясно видно из того, как они поступили в аналогичном случае, происшедшем в их время. Капуанская территория, превра­ щенная в 543 г. в государственную собственность, в последующие тревожные годы большей частью перешла в фактическое владение частных лиц. В последние годы VI в., когда по разным причинам, а главным образом благодаря влиянию Катона, бразды правления были натянуты туже, решено было снова отобрать капуанскую территорию и сдавать ее в аренду в пользу государства (582). Владение этими землями покоилось не на предварительном вызове желающих занять их, а в лучшем случае на попустительстве властей, и нигде оно не продолжалось более одного поколения. Тем не менее экспроприация производилась в этом случае лишь с уплатой денежной компенсации; размеры ее определялись по поручению сената городским претором Публием Лентулом* (около 589 г.).

Пожалуй, не столь предосудительным, но все же сомнительным было то, что новые участки должны были сдаваться в наследствен­ ную аренду и быть неотчуждаемыми. Рим был обязан своим величи­ ем самым либеральным принципам в области свободы договоров. Между тем в данном случае новым земледельцам предписывалось свыше, как вести хозяйство на своих участках, устанавливалось право отобрания участка в казну и вводились другие ограничения свободы договоров. Все это плохо согласовалось с духом римских учрежде­ ний.

Приведенные возражения против семпрониевского аграрного за­

*Об этом факте до сих пор было известно только частично со слов Ци­ церона (de 1. agrr. 2. 31, 82, ср. Liv., 42,2. 19); теперь мы имеем о нем более подробные сведения из фрагментов Лициниана, с. 4. Объединяя данные обоих источников, можно установить, что Лентул конфиско­ вал земли владельцев за установленное им вознаграждение, но с дей­ ствительными собственниками ничего не мог поделать, так как эксп­ роприировать их он не был уполномочен, а продавать свои участки они не соглашались.