H.B. Вершинина.

ВНЕФАБУЛЬНЫЕ СВЯЗИ (СЦЕПЛЕНИЯ) предполагают пе­рекличку, “рифмовку”, сближение сходных, эквивалентных элемен­тов произведения, часто дистан­цированных друг от друга. В.с. были выделены в 19 веке Тень стым, когда он заметил по поводу “Анны Карениной”, что “связь по­стройки сделана не на фабуле..., а на внутренней связи”.

Способы “выдвижения”, особо­го выделения ситуаций, образов и деталей, вступающих во В.с., весь­ма различны. Это повторы, вари­ации, контрасты, трансформации и т.д. Часто “монтаж” сцен и эпи­зодов порождает потоки ассоциа­тивных смыслов, не “предусмот­ренных” фабульным развитием действия. К примеру, на даче Ле­бедева в “Идиоте” Достоевского, где происходит первая встреча Ипполита с Мышкиным, стоят де­ревья в кадках. К деревьям позже приедет “умирать” Ипполит. И эта ассоциативная соотнесенность персонажа с деревьями и, шире, с глухо враждебной к нему приро­дой, позволяет увидеть символ оторванности молодых героев от почвы, их “глобальной" неукоре- ненности. В данном случае “мон­таж”, активизирующий В.с., кос­венно выражает авторскую пози­цию.

Большое значение во В.с. име­ет позиция рассматриваемого эле­мента. “Сильными” по причинам, связанным с законами психологии внимания, считаются начальные и конечные позиции (И.В. Арнольд). В зачинах романов Достоевского

чпсты “опережающие” оценки и ха- риктеристики, обращенные к цело­му произведения. В “Бесах”, к при- мору, история Гулливера, вообра­жающего себя великаном среди нормальных людей, - “ключ” к по­ниманию многих последующих ха- риктеров и сцен романа с их иг­рой масштабами и смыслами.

Сцепления, переклички сход­ных элементов, “цементируют” произведение, их наличие-дока­зательство внутренней упорядо­ченности материала, а разветв- ионная “сеть" сцеплений отлича- ог беллетристику от классики, суг- юстивно-эмоциональный ореол которой велик именно благодаря наличию иерархии В.с.

Линейность эмпирического по- ноствования как бы “взрывается” изнутри системой сцеплений, об­разующей второй, скрытый план повествования. Упоминания ал- пюзии, реминисценции, цитаты служат своеобразными “опорами”, на которых держатся “покрывало” смыслов, целый культурно-исто­рический пласт, раздвигающий рамки произведения, вводящий ого в диалогический мир большой культуры. В “Анне Карениной” сю­жетная линия главной героини со­отнесена со стереотипами англий­ского романа, а мир Константина Левина опирается на житийный “костяк”. Возможно также “вычле­нить” французский, пушкинский, гоголевский “пласт” в “Идиоте”, сказочный - в “Войне и мире” и романах Тургенева, библейский - н большинстве романов 19 века и г,д.

Во В.с. произведений возника­ют и “живут” символы и мифоло­гемы, вбирающие в себя колос­сальную смысловую энергию и поднимающие эмпирическую дан­ность повествования до вневре­менных высот. Ср. эпизод в “Под­ростке" Достоевского, когда глав­ный герой был вывалян в снегу, и библейское у пророка Исайи: “Если будут грехи ваши как багря­ное, как снег убелю”.

В.с. могут быть устремлены “во внутрь” текста, реализуя в нем все свои потенции, но возможно “вов­лечение" в произведение благода­ря В.с. “внешнего” материала: ли­тературных источников, фактов действительности, биографии. Чаще всего внефабульные связи не являются логическими, причин­но-следственными. Они подчине­ны иным ассоциативным принци­пам организации. Поэтому “де­шифровка” произведения, способ­ствующая адекватному прочтению текста, должна опираться не толь­ко на сознание, но и на подсозна­тельные импульсы. В дневнике 1900 года Л.Толстого: “Почему по­мнишь одно, а не помнишь другое? Почему Сережу называю Андрю­шей, а Андрюшу - Сережей? В памяти записан характер. Вот это, то, что записано в памяти без име­ни и названия, то, что соединяет в одно разные лица, предметы, чув­ства, вот это-то и есть предмет художества. Это очень важно.” (Толстой о литературе. М., 1967, С. 493.)

В.с. индивидуально “окраше­ны”. В художественном мире Дос­

тоевского фиксируется точность “посылов”, опережающие характе­ристики обращены к сознанию чи­тателя. Толстой же чаще всего опирается на существующие в подсознании читателя размытые стереотипы, пренебрегает строгой логической выстроенностью в сфере В.с., которые носят у него экстенсивный, спонтанный, им­пульсный характер.

Скрытая часть “айсберга” про­изведения, связанная с В.с., меня­ется также в зависимости от эпо­хи. К концу 19 века роман “выпрям­ляется", существенно редуцируя

В.с. В нем начинает доминировать публицистическое начало, что со­ответствует периоду приобщения к искусству широких слоев “неис­кушенной” публики.

Лит.: Арнольд И.В. Проблемы ди­алогизма, интертекстуальности и гер­меневтики в интерпретации художе­ственного текста. СПб., 1995; Самой­лова Г.М. Лабиринт сцеплений русско­го романа XIX в. Курган, 1999; Сипьман Т. Подтекст - это глубина текста // Вопросы литературы 1969, № 1; Цилевич Л.М. Сюжет чеховского рас­сказа. Рига, 1976; Riffaterre М. Essais de stylistique structrale Flammarion. Paris, 1971.