Полемика с Нарежным

В исследованиях, посвященных раннему периоду знакомства русской литературы с творчеством Шиллера, в числе других имен упоминается обычно и имя В. Т. Нарежного. Он начал писать еще будучи студентом Московского университета.

Первым произведением, позволяющим говорить о воздействии Шиллера на начинающего писателя, стало небольшое прозаическое сочинение Нарежного «Мстящие евреи», появившееся в 1799 г., в «Иппокрене». Линия мстящих евреев была продолжена пьесой «День злодейства и мщения». Е. О. Ларионова отмечает, что влияние Шиллера в этих произведениях очевидно, но оно сводится почти только к одной внешне-стилистической сфере. В произведениях Нарежного пока нет следов усвоения поэтической идеологии или попыток интерпретации социального аспекта шиллеровского творчества.

У себя на родине, в Германии, художественные открытия штюрмеров и, соответственно, шиллеровскй драматургии, даже не успев еще полностью реализовать свой эстетический потенциал, стали своего рода разменной монетой массовой литературы. Речь идет в первую очередь о так называемом «тривиальном» романе, расцвет которого пришелся на конец XVIII века. Образцами служили Гетевский «Гёц», шиллеровские «Разбойники» и «Духовидец». «Мстящие евреи» и «День злодейства и мщения» Нарежного вполне органично укладываются в очерченные выше рамки массовой литературы немецкого образца.⁴⁸

Нарежный в конце XVIII-XIX вв. так же, как братья Тургеневы, Кайсаров, Жуковский и Мерзляков, учился в Московском Университете, где существовала особая атмосфера увлечения творчеством Шиллера и почитания его гения. Однако каждый молодой человек по-своему интерпретировал произведения немецкого писателя и обращал внимание на разные аспекты его творчества. Так Шиллер - поэт совершенно не интересовал Нарежного. Но о его влиянии как драматурга на творчество Нарежного хорошо известно. Как уже было сказано, первые его произведения были созданы в жанре так называемого «тривиального» романа, т. е. разновидности массовой литературы. Примечательно, как оценивал Андрей Тургенев подобную литературу.

18 декабря 1799 г. он записал в дневник: «Вчера читал я Нарежного «День мщения». Какой вздор! Он не что иное, как бедный Шиллерик; представил себе двух воришек и какого-то жидка, которые стучат себя в грудь, божатся, ругаются… Жалкая и никуда не годная пьеска. Никакого познания о сердце человеческом, но одно сильное желание странными и какими-то необыкновенными средствами возбудить ужас… То что в Карле Мооре велико, ужасно, sublime⁴⁹ (от положения), то тут смешно и уродливо, потому, что нет тех побудительных причин, везде виден один автор, который запыхавшись, гонится за Шиллером»⁵⁰.

Примечательно то, как уверенно проводит Тургенев параллель между «Днем злодейства и мщения» Нарежного и драмами Шиллера. Как отмечает Ларионова, «основанием для этого служит стилистическая близость, которая, однако, на этом и заканчивается, так как в русской пьесе нет того, чем так привлекателен Тургеневу Шиллер, а именно эмоциональной напряженности, мотивированной внутренней борьбой главного героя. Отражение сложного внутреннего мира, психология шиллеровского героя привлекательнее для Тургенева, чем занимательный сюжет».

Ю. М. Лотман несколько иначе объясняет причину столь критической оценки Тургеневым творчества Нарежного. «Весь ход мысли Андрея Тургенева опровергает утверждение В. М. Истрина о том, что интерес к Шиллеру вырастал в «Дружеском литературном обществе» на чисто литературной почве. В прозе Нарежного Тургенев отвергает «шиллеровский стиль» потому, что не видит здесь «шиллеровских» идей»⁵¹, т. е. антифеодальных и тираноборческих.

Таким образом, мы видим, что исследователи интерпретируют слова Ан. Тургенева в данном случае, как и во многих других, абсолютно по-разному и можно лишь догадываться об истинном их смысле. Но нельзя ли предположить, что все эти составляющие – литературная, эмоциональная и идеологическая – одинаково важны для молодого русского шиллериста? Поэтому в идеальном литературном произведении не должно быть лишнего «ужаса», а главный герой - обладатель «schöne Seele» и борец за справедливость, преследующий исключительно высокие цели. При этом очень показателен и интерес к эмоциям и психологии героя шиллеровского типа. Он характерен для такого мощного культурно-исторического явления первой трети XIX в. как русский романтизм. На его зарождение в «Дружеском литературном обществе» указывают споры о «разбойничьем чувстве», анализ поведения Карла Моора в личном дневнике и переписке. Не случайно из Общества вышел родоначальник романтизма в русской литературе В. А. Жуковский.