Дмитро МИЩЕНКО

лекарство от всех недугов

Горе пришло не только к ней. Много народа вывезли из тридцатикилометровой зоны! Но от этого Любови Ивановне Старовойт не легче. Вплоть до печальных событий той апрельской ночи она работала на бетонном заводе при Чернобыльской АЭС, а нынче с дочерью-крохоткой оказалась за две сотни верст от Чернобыля — в селе Михайловка Володарского района Киевской области. То, что случилось с ней в день аварии и после аварии, вспоминается, как страшный сон. Шутка ли, жили, как все: имели хорошую хату в селе Буряковка, имели в хате, радовались тому, что вся семья, почитай, вместе. Их трое — брат Владимир, Люба, зять Григорий Зинченко, — работали на Чернобыльской атомной электростанции, сестра Ольга жила с тремя детьми рядышком — в селе Чистогаловка, мама-пенсионерка присматривала в Буряковке за хозяйством, нянчила ее, Любину, дочурку. Лишь брат Григорий был на то время далеко — служил в армии. А то, что произошло с четвертым блоком атомной, разметало семью по всем уголкам страны.

— Завтра должна ехать в Бородянку,— говорит Люба.— Туда приходят весточки о всех наших. Возможно, узнаю о сестре, брате. Мы с мамой как-то уже устроены, о них беспокоюсь.

Прошлое прочно засело в ее памяти. Забыть бы его! Но Люба по любому поводу вновь возвращается мысленно к событиям на атомной.

25 апреля работала во вторую смену, домой, стало быть, не поехала. На ночь глядя осталась в Припяти, у знакомой. Слышала сквозь сон вроде бы взрыв, но значения этому особого не придала. На рассвете вышла на автобусную остановку — договорилась загодя с сестрой Ольгой, что в субботу заглянет к ней помочь садить картошку. На остановке почему-то было безлюдно. Потом появилась сотрудница (куда-то спешила), бросила походя: «Автобусы не пойдут. На четвертом блоке авария. Все мобилизовано на эвакуацию населения».

Люба пропустила это сообщение мимо ушей (впервые не ладится там, что ли, починят) и направилась к сестре пешком. Весь день копалась с Ольгой на огороде. И лишь когда наступила ночь и сестра не дождалась мужа с атомной, подумала: «Должно быть, случилось что-то серьезное».

Григорий Зинченко появился дома только в воскресенье к вечеру. «Собирайтесь,— сказал,— Ближайшие села уже эвакуируют».

architecxp

168

По пути Лариса Ширма расспрашивала, как и что там, в Чернобыле, потом — кто я, где работала, давно ли замужем, а услышав, что замужество мое оборвалось задолго до этих событий, оживилась.

—О-о, да мы тебя, подружка, тут и замуж отдадим.

Повезла новоиспеченную доярку сначала на ферму, показала все, познакомила с людьми, потом велела шоферу ехать к ее двору.

—Определишься пока у меня,— сказала.

—А потом?

—Не найдем чего-либо подходящего из жилья, значит, и потом будем жить вместе.

Относилась к Любе внимательно, искренне. И вспомнилась Старовойт другая женщина, та, у которой поселили ее в Полесском, на Луговой, 23. Звали ее Мария Недашковская. У самой двое детей, хлопот по самую завязку, а как душевно отнеслась к переселенке! Отвела ей отдельную комнату, побеспокоилась, чтобы постель была, не скупилась и на еду. Переселенка поутру не успела еще и за дочкой присмотреть после сна, а завтрак уже на столе, обед, ужин как для себя, так и для них. И здесь, в Михайловке, встретили тем же. Чем это объяснить? До сих пор памятна оккупация, вековые беды рождают чувство братства или общее стремление к миру, желание не знать горя, которое может принести атомная война, объединяет людей. Благодарность волнует молодую женщину, но врожденное чувство добродетели напоминает все же: так будет неделя, две, а дальше как?

Мысли эти особенно часто стали появляться, когда разыскала маму и стало их у Ширмы трое.

Решилась как-то и сказала Ларисе Ивановне: надо бы квартиру. Хозяйка сначала молча смотрела на переселенку, потом принялась уговаривать. Ее уговоры, наверное, убедили бы, но к тому времени появилась во дворе председатель Логвинского сельсовета В. И. Ворчихина.

—Добрый день вам, люди добрые! Это вы — новая доярка колхоза «Завет Ильича»?» — обратилась к Любе.

—Не ошиблись. Это я.

—А я председатель местного сельсовета. Вот специально к вам приехала. Интересуюсь, как устроились, что надо на новом месте?

Люба засомневалась. Говорить о жилье сразу, ни с того ни с сего, как-то неудобно. Зато решилась об этом заговорить Лариса Ивановна.

—Вы, Валентина Ивановна, очень вовремя появились. У нас

сЛюбой как раз зашел разговор, как ей жить дальше и где жить. Беспокоит женщину то, что создает мне неудобства. Я толкую ей: разве в такой беде об удобствах надо думать?

architecxp

170

— А почему бы и нет? — Ворчихина ей.— В Михайловне есть несколько домов, владельцы которых, старики, умерли, а дети их не намерены возвращаться из города. Идемте-ка посмотрим. Какую хату облюбует наша доярка, та, стало быть, и ее.

Смотрели одну хату, вторую. Любе не нравились они, однако вслух ничего не говорила.

— Это не то,— догадывалась Валентина Ивановна.— Идемте посмотрим еще одну хату — бабы Явдохи. Она самая приличная.

Внешне хата бабки Полищучки приглянулась Любе. Небольшая, однако хорошо покрыта шифером, есть веранда, во дворе

— хлев, летняя кухня. Правда, когда вошли в дом, там уж взгляд нечем было утешить. В доме долгое время не шили, степы покрылись плесенью, дали трещины. Все же Люба подумала: эту хату можно

«Нет, я все-таки выдам ее замуж»,— подумала заведующая фермой.

И надо же случиться такому: именно в то время подвернулся под руку тот, который, как показалось Ларисе, вполне подходит Любе (они уже так и называли ее: наша Люба). И внешне хорош, даже чем-то похож на Любу, и скромный, порядочный человек. Да и не женат, насколько известно.

—Павел,— позвала.— Иди-ка сюда. Подошел, спрашивает, чего надо.

—Ты, говорят, развелся все-таки с Лидой?

—А вы разве не знаете? Лида и замуж уже вышла.

—В таком случае не лови гав. Приехала к нам хорошая молодичка из-под Чернобыля. Подойди, познакомься, как следует, и бери себе в жены.

—Шутить изволите?

—Какие шутки? Серьезно говорю. На женскую красоту тебе до сих пор везло, а на хозяйку — нет. Эта — то, что надо. И собой хороша, и почем фунт лиха знает, и годами в самый раз — тридцати еще нет.

Павел Полищук ничего не пообещал заведующей. Однако и пригляделся позже к новой доярке, и подойти отважился, и заговорить заговорил.

Вскоре они и совсем нашли общий язык, подали заявление в загс. Дали им месяц на размышление. А тем временем Люба обхаживает новую хату, готовится к новой жизни.

Доярки с колхозной фермы, соседи — люди с врожденным тактом. Понимают, у переселенки из-под Чернобыля нет средств справлять новоселье, тем более свадьбу. Потому идут на «оглядины» и, как велит давний обычай украинского народа, конечно же, не с пустыми руками.

—К новоселам,— извиняются,— негоже идти без хлеба-соли. Счастья вам на новом месте, в новой хате!

—Спасибо!

Люба заметно взволнована, особенно после того, как побывали в

еедоме доярки, наговорили разного, а больше — веселого.

—Верите,— говорит и смотрит на нас по-женски доверчиво,— у меня такое чувство, словно бы давно живу в Михайловке. И люди на диво родные мне, и село родное. Дождаться бы весточки от брата, который лечится в Москве, от сестры — и все было бы как надо.

architecxp

172