Билет №38. Cвоеобразие Чеховских пьес

На первый взгляд, драматургия Чехова представляет собою какой-то исторический парадокс.

Прежде всего, в драматургии Чехова отсутствует “сквозное действие”, ключевое событие, организующее сюжетное единство классической драмы. Драма при этом не рассыпается, а собирается на основе иного, внутреннего единства. Что же тогда объединяет пьесу, создает единство произведения? Вероятно, судьбы героев, которые при всем своем различии, при всей их сюжетной самостоятельности, “рифмуются”, перекликаются друг с другом и сливаются в общем “оркестровом звучании”.

При этом классическая одногеройность, сосредоточенность драматургического сюжета вокруг главного, ведущего персонажа с исчезновением сквозного действия в пьесах Чехова устраняется. В пьесах Чехова не встретишь привычного деления героев на положительных и отрицательных, главных и второстепенных. У каждого персонажа есть своя роль в пьесе, своя партия. Пьесы Чехова можно сравнить с оркестром без солиста, где единство рождается в созвучии множества равноправных голосов.

Стремление к естественности, к жизненной правде подвигло Чехова к созданию пьесы не чисто драматического или комедийного, а весьма сложного жанрового содержания. Драматизм гармонично сочетается с комизмом, а комическое проявляется в органическом сплетении с драматическим . “ Вышла у меня не драма, а комедия, местами даже фарс”, -- писал сам Чехов.

Убедительным примером тому служит пьеса “Вишнёвый сад”. В основе пьесы лежит отнюдь не драматическое, а комедийное начало. Во-первых, положительные образы, какими являются Трофимов и Аня, показываются совсем не драматически, по внутренней своей сущности они оптимистичны. Во-вторых, владелец вишнёвого сада Гаев изображён тоже преимущественно комически. Комическая основа пьесы отчетливо видна. В-третьих, в комическо-сатирическом изображении почти всех второстепенных действующих лиц: Епиходова, Шарлоты, Яши, Дуняши. “Вишнёвый сад” включает явные мотивы водевиля, выражающиеся в шутках, фокусах, прыжках, переодеваниях Шарлоты.

Однако современники восприняли новую вещь Чехова, как драму. Станиславский писал, что для него “Вишнёвый сад” является не комедией, не фарсом, а в первую очередь трагедией. И он поставил “Вишневый сад” именно в таком драматическом ключе.

Новизна Чеховских пьес заключается в том, что Чехов открыл в драме новые возможности изображения характера. Характер по Чехову раскрывается не в борьбе за достижение цели, а в переживании противоречий бытия. Пафос действия заменяется на пафос раздумья. Чехов ни о чем не пишет открыто, не чеканит мысли своих героев. Возникает неведомый классической драме чеховский “подтекст”, или “подводное течение”. У героев Чехова, напротив, слова размыты, люди никак в слово не умещаются и словом исчерпаться не могут. Здесь важно другое: тот скрытый душевный подтекст, который герои вкладывают в слова. Поэтому призыв трех сестер “В Москву! В Москву!” отнюдь не означал Москву с ее конкретным адресом. Это тщетные, но настойчивые попытки героинь прорваться в иную жизнь с иными отношениями между

Классическая драма, которая представлена, например, пьесами Островского, изображает своих героев на переломном этапе их жизни. Островский берёт не ровное течение обычной жизни, а как бы выламывает из него событие. Например, история гибели Катерины - событие, потрясшее жителей Калинова, раскрывшее трагическую обречённость её положения.

Драматизм Чехова заключается в обычном будничном однообразии повседневного быта, а не в событиях. В пьесе “Дядя Ваня” изображен быт деревенской усадьбы Серебрякова во всей своей повседневности: люди пьют чай, гуляют, говорят о текущих делах, заботах, мечтах и разочарованиях, играют на гитаре… События – сора Войницкова с Серебряковым, отъезд Серебряковых – ничего не меняют в жизни дяди Вани и Сони и, следовательно, не имеют решающего значения для содержания драмы, хотя на сцене и прозвучал выстрел. Драматичность положения героев не в этих случайных эпизодах, а в однообразии и безысходном для них образе жизни, в бесполезной трате своих сил и способностей.

В драмах Чехова нет счастливых людей. Чеховские драмы пронизывает атмосфера всеобщего неблагополучия. Героям их, как правило, не везет ни в большом, ни в малом: все они в той или иной мере оказываются неудачниками. В “Чайке”, например, пять историй неудачной любви, в “Вишневом саде” Епиходов с его несчастьями — олицетворение общей нескладицы жизни, от которой страдают все герои. За редким исключением - это люди самых распространённых профессий: учителя, чиновники, врачи и т.д. То, что эти люди не выделены ничем, кроме того, что их жизнь описывает Чехов, позволяет считать, что жизнью, которую ведут герои Чехова, живёт большинство его современников.

С героями Чехова редко проходят события, которые меняют их жизнь. События, что происходят, часто уводятся Чеховым из действия, например, самоубийство Треплева в пьесе “Чайка”, или дуэль в “Трёх сёстрах”. В реальной жизни люди редко находят счастье – им трудно это сделать, так как для этого нужно что-то изменить в себе, преодолеть страх перед новым. Обыденность поглощает людей, и не каждый может вырваться за рамки привычной жизни. Но счастье всегда соседствует с разлукой, смертью, с “чем-то”, мешающим ему во всех чеховских пьесах. Томление, брожение, неуспокоенность становятся фактом повседневного существования людей. Именно на этой исторической почве и вырастает “новая чеховская драма” со своими особенностями поэтики, нарушающими каноны классической русской и западноевропейской драмы.

Билет №40.

Эволюция жанра рассказа в творчестве Чехова.

Чехов создал рассказ как самостоятельный и полноценный жанр и доказал, что прозаический микромир может вместить в себя беспредельность. Тот или иной рассказ Чехова нетрудно превратить в роман, ибо в нем достаточно материала для романа. Однако ёмкость рассказов Чехова — не путь к роману, а скорее, напротив, уход, удаление от него, форма обособления жанра.

Рассказы Чехова – особенные рассказы. Главное открытие, которое сделал Чехов в структуре повествования, - это подтекст. Что же это такое? Это особая чеховская деталь, которая открывает простор для воображения. Оставляя какие-то важные реалии за канвой повествования, Чехов приглашает читателя для соавторства.

Сам Чехов так определял особенность своей прозы: «Умею говорить коротко о длинных вещах». Другими словами, за внешним изображением событий всегда был скрыт «потаенный» смысл. Ярчайшим примером раскрытия «потаенного» смысла через детали является рассказ «Ионыч».

Чехов обращается к исследованию души современного человека, испытывающего влияние разнообразных социальных, научных и философских идей: пессимизма (“Огни” , 1888) , социального дарвинизма (“Дуэль” , 1891), радикального народничества (“Рассказ неизвестного человека” , 1893); решает волновавшие общество вопросы семейных отношений (“Три года”, “Супруга” , “Ариадна” , все 1895) и др.

Основой сюжетов становится не столкновение человека с грубой социальной средой, но внутренний конфликт его духовного мира: герои Чехова — “хмурые”, живущие “в сумерках” люди, оказываются жизненно несостоятельными в силу собственной неспособности к творческой реализации, неумения преодолевать душевное отчуждение от других людей; их несчастья не имеют фатальной предопределенности и не обусловлены исторически — они страдают по причине собственных житейских ошибок, дурных поступков, нравственной и умственной апатии.

Очень важную роль в рассказе Чехова играет диалог. Он, собственно, и движет действие. Портреты героев даются обыкновенно только несколькими словами и основными штрихами.

Композиционной особенностью чеховского рассказа является также прием «рассказа в рассказе», к которому автор часто прибегает. Так построены, например, рассказы «Крыжовник» и «Человек в футляре». Этот прием позволяет автору добиться в одно и то же время и объективности изложения, и экономии формы.

Чехов старается писать языком простым и легким для нас, понятным любому слою читателей. Простота языка – результат огромной, напряженной работы автора.

Внутренняя раскрепощенность чеховской прозы, лишенной принудительной сюжетности, открытой миру случайностных явлений, их и отличает.

Поздний чеховский рассказ по размерам больше ранней «сценки», и все же это размеры подчеркнуто малой прозы. Рассказ представляет собой жизнеописание. Изображается уже не момент из биографии героя, а сама биография, в ее более или менее длительной протяженности, о таком рассказе говорят: «маленький роман».

В поздних рассказах главенствует проблема смысла жизни, ее наполненности, ее сдержанности. Теперь рассматриваются различные формы «отклоняющегося» жизнеустройства, различные проявления обыденной жизни. Над человеком с «робкой кровью» молодой Чехов откровенно смеялся, теперь же преобладает иной тон, иной подход, продиктованный стремлением объяснить утраты, найти связь причин и следствий, установить меру беды и меру вины.

Поздние чеховские рассказы одновременно ироничны и лиричны, скрывают в себе и усмешку, и печаль, и горечь.

«Маленький роман», разумеется, не есть уменьшенное подобие большого романа. В том-то и суть, что рассказ, приближенный к рассказу, с особой настойчивостью и энергией реализует свои собственные ресурсы – изобразительные и выразительные. Рассказ углубленно выявляет свою жанровую специфику. Нетрудно заметить: благодаря сжатости жизнеописания рельефно проступает схема биографии, ее «чертеж»; резко обозначаются внезапные или стадиальные перемены в облике, в судьбе героя, в его состоянии. Возможность создать ступенчатость, стадиальность биографического сюжета, – единым взглядом охватит жизнь человека как целое и как процесс – и составит привилегию малого жанра. Чехов, в своем зрелом творчестве, дал тому неоспоренные доказательства.

№39. Изображение интеллигенции у Чехова.

В своих произведениях Чехов откликается на нравственные и идейные искания современной ему интеллигенции. В центре его внимания — мера духовной ценности человека, независимо от его профессии и сословной принадлежности. Чехов поднимает вопросы о ценности человеческой жизни, о нравственной обязанности человека перед народом, о смысле человеческой жизни. Вопросы, поднятые Чеховым, общечеловечны. В сюжетах из жизни интеллигенции Чехов высказал свои самые сокровенные мысли о современной ему действительности, о настоящем и будущем России, о нравственной позиции человека. В своих рассказах Чехов показывает, как погибают лучшие представители русской интеллигенции. Одним из таких людей является доктор Дымов, герой рассказа “Попрыгунья”. Он принадлежит к той части русской интеллигенции, которой Чехов восхищался. В образе доктора Дымова соединились и героизм труда, и нравственная человеческая сила, и благородная любовь к Родине. Его жена Ольга Ивановна посвятила свою жизнь поискам “великого человека”. С ее образом связана тема пошлости, бессмысленности обывателей, а, по словам Горького, пошлость была врагом Чехова. Ольга Ивановна так и не увидела рядом с собой человека, которого она искала, не поняла силы и красоты Дымова. Его талант все сочинения на a l l soch © 2005 и замечательные душевные качества были замечены только после смерти. Ольга Ивановна так и не поняла, что ценность человеческой жизни в ней самой, а не в ложном величии. Эпиграфом к “Попрыгунье” могут служить слова профессора из “Скучной истории”: “Я хочу, чтобы наши жены, дети, друзья, ученики любили в нас не имя, не фирму и не ярлык, а обыкновенных людей”. У Чехова есть свои любимые герои. Все они натуры целостные, целеустремленные, все они презирают жалкий уют, собственническое счастье. Все они стремятся к жизни, достойной человека, к борьбе против подлости и пошлости. Чехов сказал: “В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли”. Известно и другое его высказывание: “Человек должен быть ясным умственно, чистым нравственно и опрятным физически”. Это желание видеть людей простыми, красивыми и гармоничными объясняет непримиримость Чехова к пошлости, к нравственной и душевной ограниченности. Но если человек подчиняется силе обстоятельств, если в нем постепенно гаснет способность к сопротивлению, то он в конце концов теряет все истинно человеческое, что было ему свойственно. Это омертвление человеческой души. Таков герой рассказа “Ионыч”. Это молодой человек, полный неясных, но светлых надежд, с идеалами и желаниями чего-то высокого. Но любовная неудача отвратила его от стремлений к чистой, разумной жизни. Он поддался пошлости, окружающей его со всех сторон. Он утратил все духовные интересы и стремления. Из его сознания исчезло то время, когда ему были свойственны простые человеческие чувства: радость, страдание, любовь. Мы видим, как человек, умный, прогрессивно мыслящий, трудолюбивый, превращается в обывателя, в “живого мертвяка”. Мы видим его нравственную деградацию. Такие герои Чехова, как Ионыч, утрачивают то человеческое, чем наделила их природа. Но сами они довольны собой и не замечают, что лишились главного — живой души. В своих произведениях Чехов показывает, как бездумная радость повседневного существования может незаметно привести даже человека живого и восприимчивого к полному духовному опустошению. В этом отношении замечателен рассказ “Крыжовник”. Герой рассказа — чиновник. Это добрый, кроткий человек. Мечтой всей его жизни было желание иметь “усадебку” с крыжовником. Ему казалось, что этого достаточно для полного счастья. Но представление Чехова о настоящем человеческом счастье другое. “Принято говорить, что человеку нужно только три аршина земли... Человеку нужно не три аршина земли, не усадьба, а весь земной шар, вся природа, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа”, — писал Чехов. И вот мечта героя сбылась, он приобрел усадьбу, в его саду растет крыжовник. И мы видим, что перед нами уже не прежний робкий чиновник, а “настоящий помещик, барин”. Он наслаждается тем, что достиг своей цели. Чем более герой доволен своей судьбой, тем страшнее он в своем падении. И брат героя не может ответить на вопрос, какое добро нужно делать, чтобы избавиться от гнусного собственнического счастья. Героев Чехова можно поделить на две группы: одним из них мало свойственны нравственные переживания, другие же , напряженно ищут человека в себе и в окружающих. Равнодушию и серости обывателей, приспособленцев в произведениях Чехова противостоит иное, совестливое отношение к жизни, характерное для многих чеховских героев. Одним из таких героев является Алехин, герой рассказа “О любви”. Это человек неплохой и неглупый, но он погряз в мелких хозяйственных заботах. Он любит женщину, замужнюю женщину. Он чувствует, что и она не равнодушна к нему. Они любят друг друга молча. Алехину нечего дать ей, ему некуда ее увезти. Он не ведет яркую, интересную, захватывающую жизнь художника, артиста, героя. Он понимает, что, последуй она за ним, она не будет счастлива, а значит, не будет счастлив и он. Заметим, что ни один герой Чехова не состоялся в любви. Может быть, потому, что смысл жизни не в счастье, а в чем-то более значительном: “Я понял, что когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе”. О смысле жизни, о назначении человека спорят и в “Доме с мезонином”. Герой повести, молодой художник, мечтает об утопическом идеале общественного устройства: если освободить людей от тяжелого физического труда, разделив его, то тогда каждый будет думать о главном, о поиске правды. Его “противник” — приверженец теории “малых дел”, которые вносят небольшие изменения в жизнь народа, но не поднимаются до решения главных задач. В рассказе воплощена жажда гармонии, мечта о здоровом, осмысленном существовании, о духовной красоте человека, о труде как основе справедливой и честной жизни. И Лида со своими малыми делами доказывает, что это невозможно без общей идеи. Вот еще одна повесть, герой которой размышляет о смысле жизни, о своих обязанностях перед народом. Николай Степанович, герой “Скучной истории”, приходит к выводу, что он прожил жизнь неверно. Размышляя о прожитых годах, он ищет оправдание своей деятельности. Он заново оценивает свое поведение как гражданина, ученого, главы семьи и приходит к выводу, что никогда не сопротивлялся пошлости, царившей и в его доме, и в науке. Только в самом конце жизни герой нашел изъян и в своем отношении к миру, и в научной работе: “Каждое чувство и каждая мысль живут во мне особняком, и во всех моих суждениях о науке, театре, литературе, учениках и во всех картинках, которые рисует мое воображение, даже самый искусный аналитик не найдет того, что называется общей идеей или богом живого человека. А коли нет этого, то, значит, нет и ничего”. Жизнь без общей идеи бессмысленна. Чехов жаждал гармоничного существования для человека и страдал от отсутствия общей идеи. Вопросы, поднятые Чеховым, актуальны и в наше время. Поэтому Чехова можно считать писателем, творчество которого современно.

Говоря о Чехове, хотелось бы отметить одну из основных особенностей его героев: все они — обыч-ные'люди, и ни одного из них нельзя назвать героем своего времени. У каждого из них есть свои слабости, каждый в той или иной степени погружен в рутину повседневной жизни. Многие из них любят порассуждать о жизни вообще, однако для большинства материальная сторона жизни тоже имеет большое значение. Таков, например, Войницкий из «Дяди Вани». Его трагедия в том, что он осознает бессмысленность прожитой им жизни. Он верил в идеалы, которые потом оказались просто мыльным пузырем: все свои помыслы, все мечты о будущем Войницкий связывал с профессором Серебряковым, человеком, который пишет об искусстве, ничего в нем не понимая. Войницкий понял это, но слишком поздно, вместе с осознанием того, что жизнь проходит; он бросает упрек Серебрякову, и этим упреком в равной мере винит профессора и за то, что тот за всю жизнь ни разу не догадался повысить ему жалование, и за то, что он погубил жизнь Войницкого своей ложной мудростью. В этой рав-новеликости той и другой вины, в этом равноправии материального и духовного для Войницкого — нет ничего плохого, по крайней мере, до тех пор, пока материальное не возьмет верх и человек не сольется с толпой. Изначально у человека есть два варианта жизненного пути; первый — это путь нравственной деградации, превращения в обывателя. Такой путь на глазах у читателя проходит Андрей Прозоров, один из персонажей пьесы «Три сестры». В начале пьесы это человек, мечтающий стать ученым, он собирается переводить книгу с английского и т. д. И постепенно, шаг за шагом, читатель видит, как повседневность поглощает его; после женитьбы на Наташе, типичной представительнице обывателей, и появления детей он перестает к чему-либо стремиться; говорить теперь он может только с Ферапонтом, потому что тот его не слышит. Этот путь ведет в никуда; Андрею остается только с тоской вспоминать свою юность, полную надежд, и презирать настоящее. Логическим завершением этого пути является Дмитрий Ионыч Старцев, который даже не вспоминает об идеалах юности. У него нет никаких духовных интересов — ему вполне достаточно спокойной жизни и хорошего заработка.

Противоположностью такому типу героя можно считать Дымова из «Попрыгуньи». Это беззаветно преданный своему делу человек, но его не понимает никто, даже его собственная жена. Общество, в котором жил Дымов, равнодушно к нему, потому что идеал этого общества не подвижник и бессребреник, а все тот же Ионыч; спокойствие и достаток. Дымов умирает во имя своего дела, не упрекая никого ни в чем и оставаясь непонятым.

Смерть духовная и смерть физическая — это две полярных точки. В большинстве случаев Чехов, изображая интеллигентов, конечно же, не доводит до таких крайностей. Почти все они — несчастные люди, разочаровавшиеся в жизни. Они очень любят «философствовать», они во всем сомневаются. Многие считают свою жизнь бессмысленной. Астров, персонаж «Дяди Вани», — один из немногих, кто знает, что он любит, и имеет возможность заниматься любимым делом. Однако и он не удовлетворен своей жизнью; он терпеть не может «нашу жизнь, уездную, русскую, обывательскую». Он не видит никакого смысла во всем, что делает, и единственное, что у него есть, — это надежда на то, что когда-нибудь жизнь будет иной.

Эта надежда есть и в «Трех сестрах», где с наибольшей силой противостоит вера в лучшую жизнь когда-нибудь потом и постепенное разрушение всех надежд в этом, реальном мире, в личной, собственной жизни героев. Как бы символом их разбитых надежд остается Москва, недосягаемая и далекая мечта. И если в первом действии сестры собираются уезжать и они твердо уверены, что уедут, то в последнем жизнь уже развела их в разные стороны; Москва стала неосуществимой мечтой; и каждая занимается нелюбимым делом.

Ольга не хотела становиться начальницей гимназии, но стала ей. Ирина собиралась выйти замуж за Тузенбаха — и Тузенбах погибает; но жить все равно надо, и Ирина едет работать, во имя будущего и тех, кто будет жить «после нас». Работа во имя будущего — единственное, что еще имеет смысл. Праздность осуждают все герои; праздность и скука — то, что убивает человека, превращает его в безразличное и бесполезное существо. Однако, несмотря на то, что все это понимают, многие уже просто не могут работать: они всю жизнь прожили в безделье и начать деятельную жизнь вряд ли способны. Мне кажется, это одна из причин, по которой Чехов «уводит» из пьесы Тузенбаха. Пример такого человека — это и Чебуты-кин, который все перезабыл; даже Ирина начинает забывать то, что когда-то знала. Пьеса кончается оптимистически, несмотря на то, что ничего хорошего, казалось бы, не произошло. Но все три сестры верят, что их жизнь еще не кончена. Они разъезжаются из своего дома (там уже безраздельно властвует Наташа), но жить им хочется. Последние слова Ольги: «Если бы знать!», относящиеся к смыслу всего того, что они делают, оставляют читателя в сомнениях, в неуверенности. Единственное, что спасает героев от отчаяния, — это сознание долга и внутренняя сила. Этой силы не хватает у Треплева из «Чайки»; Нина сильнее его, потому что со всеми своими несчастиями продолжает жить деятельно, духовно наполнение.

Итак, одна из главных «задач» интеллигенции, изображаемой Чеховым, — не утонуть в быту, не дать «тине мелочей» затянуть их. Отсюда и своеобразие конфликта в чеховских произведениях: чаще всего это конфликт человека с жизнью, с обстоятельствами, с бытом, а не с другим человеком или группой людей. Поэтому эти конфликты не могут быть исчерпаны к концу произведения; all so ch . ru 2001 2005 они могут быть лишь сюжетно разрешены. Интеллигенты, быть может, острее других людей чувствуют неблагополучие жизни. Чеховым интеллигенция показана сомневающейся, неуверенной и разочарованной: чеховские интеллигенты не видят смысла и удовлетворения в своей сегодняшней жизни, и единственное, ради чего они хотят жить и продолжают жить и работать, — это будущее.