Глава 6. Социальная мобильность в контексте проблемы равенства шансов

Основные вопросы:

1. Сущность, типы и формы социальной мобильности.

2. Экзогенные факторы социальной мобильности.

3. Динамика равенства шансов в обществе и первый этап развития теории социальной мобильности.

4. Обрушение иллюзий. Классовая принадлежность и социальные притязания.

6.1. Сущность, типы и формы социальной мобильности

Мы принимаем как аксиому исторически обусловленное неравенство людей в прошлом, настоящем и будущем. Но исходим из возможности при разных формах организации общества регулировать масштабы этого неравенства, характер его воспроизводства, и шансы для продвижения вверх выходцев из социальных низов в зависимости от степени открытости общества. И здесь важную роль играет социальная мобильность. Ее оценка в среде профессиональных социологов различна. Ниже мы постараемся сопоставить сложившиеся за долгие десятилетия существования этой теории точки зрения.

Изучение социальной мобильности было начато П.Сорокиным, опубликовавшим в 1927 г. книгу «Social Mobility, Its Forms and Fluctuation (New York, Harper and Brothers)». [Сорокин 1992] Он понимал под социальной мобильностью любой переход индивида или социального объекта (ценности), то есть всего того, что создано или модифицировано человеческой дея­тельностью, из одной социальной позиции в другую. Сорокин показал, что в соответствии с природой стратификации существуют два основных типа социальной мобильности: горизонтальная и вертикаль­ная. Под горизонтальной мобильностью подразумевается переход индивида или социального объекта из одной социальной группы в другую, расположенную на одном и том же уровне, т.е. при сохранении своего социального статуса. Под вертикальной мобильностью им подразумевались те отношения, которые возникают при перемещении индивида или социального объекта из одного «социального пласта» в другой. В зависимости от направления перемещения существует два типа вертикальной мобильности: восходящая и нисходящая, то есть социальный подъем и социальный спуск. «Восходящие течения существуют в двух основных формах: проникновение индивида из нижнего пласта в существующий более высокий пласт; или создание такими индивидами новой группы и проникновение всей группы в более высокий пласт на уровень с уже существующими группами этого пласта. Соответственно и нисходящие течения также имеют две формы. Первая заключается в падении индивида с более высокой социальной позиции на более низкую, без разрушения при этом исходной группы, к которой он ранее принадлежал. Другая форма проявляется в деградации социальной группы в целом, в понижении ее ранга на фоне других групп или в разрушении ее социального единства. В первом случае "падение" напоминает нам человека, упавшего с корабля, во втором – погружение в воду самого судна со всеми пассажирами на борту или крушение корабля, когда он разбивается вдребезги». [Сорокин 1992, c.373-374]

Согласно П.Сорокину, социальная мобильность может быть двух видов: мобильность как добровольное перемещение или циркуляция индивидов в рамках социальной иерархии; и мобильность, диктуемая структурными изме­нениями (например, индустриализацией и демографическими фактора­ми). При урбанизации и индустриализации происходит количественный рост видов занятий и соответствующие изменения требований к квалифи­кации и профессиональной подготовке. Как следствие индустриализа­ции наблюдается относительный рост рабочей силы, занятой в кате­гории "белых воротничков", и уменьшение абсолютной численности сельскохозяйственных рабочих. Степень индустриализации фактически тесно связана с уровнем мобильности, так как ведет к росту числа занятий высокого статуса и к падению занятости в категориях занятий низшего ранга (неквалифицированный труд).

Социальная мобильность справедливо рассматривается как по­зитивный фактор общественного развития, поскольку содействует привлечению одаренных и динамичных людей из низов к ответственной деятельности. Это, как правило, стабилизирует конкретно-историческое общество, делает его более адаптивным к меняющимся ситуациям в технологиях произ­водства, экономических и социальных отношениях. В то же время, социальные пе­ремещения сами по себе не меняют характера социальной стратифика­ции. Соответственно и исследования мобильности скорее отвечают на вопрос об эффективности использования творчес­кого потенциала членов общества, чем на вопрос о характере соци­альных изменений, происходящих в нем под влиянием технологичес­ких, экономических и политических факторов.

На это важнейшее обстоятельство обратили внимание еще в начале 1920-х годов два выдающихся русских автора, хотя, казалось бы, бившие тогда в глаза факты повседневности подтверждали значение социальной мобильности. Приведем весьма характерное для того времени высказывание, принадлежащее перу, к сожалению, забытого ныне автора А.Хрящевой: «Классы образуются не в порядке усмотрения или происхождения человека, а в порядке законов экономических (производственных) отношений буржуазного общества. Отдельные лица могут деклассировать, сколько угодно. От этого не изменится струк­тура общества, так как она обусловлена требованиями отношений производства. Если структура общества такова, что в нем 10% круп­нобуржуазных верхов, 40% земельных мелких собственников и мелкой буржуазии (служащих и чиновников) и 50% рабочих, то никакие вос­хождения и нисхождения не могут изменить этого отношения. С точки зрения образования классов важно не то, сколько и откуда деклас­сирует лиц, а важно соотношение классов в каждый данный момент. Индивидуальные случаи деклассирования ни на одну йоту не меняют законов образования классов... Изменение соотношений классов мо­жет произойти лишь вследствие изменения соотношений производс­твенных функций общества». [Хрящева 1922, c.173-174]

Одновременно с А.Хрящевой оппонент коммунистического режима, создатель теории социальной мобильности, наш выдающийся социолог П.А.Сорокин обратился к тому же вопросу, но с политико-идеологической акцентировкой. Он привел следующий пример: «…октябрьская революция ставила своей задачей разрушение социальной пирамиды неравенства – и имущественного и правового, – уничтожение класса эксплуататоров и тем самым эксплуатируемых.

Что же получилось? – простая перегруппировка. В начале революции из верхних этажей пирамиды массовым образом были выкинуты старая буржуазия, аристократия и привилегированно-командующие слои. И обратно, снизу наверх, были подняты отдельные «обитатели социальных подвалов». «Кто был ничем, тот стал всем». Но исчезла ли сама пирамида? – Ничуть… Через два-три года разрушаемая пирамида оказалась живой и здоровой. На низах снова были массы, наверху командующие властители…

В течение 1921-1922 гг. совершалась… обратная «циркуляция»: множество рабочих и крестьян, попавших в верхи в начале революции, теперь обратно выталкиваются оттуда, и наоборот, множество лиц, выкинутых в 1917-1918 гг. из командующих позиций на низы, теперь снова поднялись status quo ante. В армии – наверху снова старый генералитет… и офицерство, разбавленное процентом «новичков». В комиссариатах, кроме членов комиссий, остальные директора и начальники департаментов – старые «спецы»; здесь немало старых министров, директоров… Так дело обстоит во всех этих госпланах, совнархозах, наркоматах». [Сорокин 1994, c.430-431]

К тому же следует учесть, что профессиональная принадлежность (occupation), по которой многие десятилетия судят о характере мобильности, обладает слабой исторической устойчивостью, так как непосредственно зависит от постоянно происходящих изменений в технологии человеческой деятельности. И далеко не всегда факт получения профессии программиста сыном слесаря является свидетельством приобретения более высокого статуса в стратификационной иерархии. С другой стороны, модели, использующие в качестве альтернативы профессиональной принадлежности такие статусные показатели, как доход и образование, также не могут претендовать на адекватность, поскольку соответствующие признаки зачастую лишены существенных качественных характеристик, что зачастую вводит исследователей в заблуждение (например, из-за отсутствия разграничения массового и элитарного высшего образования или недоучета вызываемых многочисленными факторами различий в покупательной способности доходов и т.д.).

В то же время возраста­ние шансов на индивидуальное продвижение из низших слоев в высшие в процессе мобильности оправданно рассматривается социологами как свидетельство большей открытости об­щества, его демократичности, равенства возможностей для его чле­нов. Некоторые социологи обращают внимание на то обстоятельство, что исследования мобильности помогают управ­лению социальным развитием таким образом, чтобы менее обеспеченные граждане в процессе карьерной мобильности за счет собственных усилий вошли бы в состав продвинутой на шкале материального благосостояния страты; дети из рабочих семей увеличили бы свой шанс повысить социальный статус по сравнению с родителями; а представители средних слоев – могли бы сохранить свои рабочие места и статусные позиции.

Для индивида возможность продвижения вверх означает не только увеличение доли получаемых им социальных благ; она способствует реализации его личных данных, делает его более пластичным и многосторонним. Что касается движения вниз, то, уменьшая долю социальных благ, оно способствует росту самосознания, более реалистической самооценке индивида и соответственно более реалистическому выбору цели, включая менее оплачиваемую, но более интересную работу, наконец, оно усиливает сплочение семьи. Все это можно отнести к положительным результатам мобильности, независимо от ее направленности вверх или вниз.

К отрицательным результатам мобильности как вертикальной, так горизонтальной относят утрату индивидом своей прежней групповой принадлежности, чему предшествует его предварительное приспособление к своей будущей группе. Такая идентификация поведения ведет к напряженности с коллегами и часто к отчуждению; но именно это процесс способствует вступлению в новую группу. Слагаемые этого процесса могут меняться местами, не меняя его сути, так же, как не меняет ее то, что представляет собой новая группа – деловую организацию, клуб, страту; во всех случаях такое перемещение сопровождается усилением индивидуализма и часто сохранением возникшего при перемещении отчуждения.

Положительные и отрицательные последствия индивидуальной мобильности сказываются не только на индивиде, но и на обществе. Продвижение вверх тесно связано с экономическим развитием, интеллектуальным и научным прогрессом, формированием новых ценностей и социальных движений; движение вниз ведет к освобождению высших слоев от мало полезных элементов. Но всего важнее то, что усиленная мобильность способствует дестабилизации общества по всем его параметрам. Другой возможный результат – вытеснение наиболее способных членов общества из процесса мобильности или же за пределы данного общества как такового, что с неизбежностью сказывается отрицательно и на судьбе самого общества. От той или иной реакции общества на последствия мобильности зависит возможность или невозможность преодоления вызываемой ею нестабильности.

Что же скрыто за поверхностью – явлениями социальной мобильности? Социальная мобильность, на наш взгляд, является формой латентного процесса воспроизводства социальных отношений, социальной структуры в целом и индивидов. Это воспроизводство отражает как действие универсальных законов социального развития, так и специфические черты развития конкретных социальных организмов (государств, регионов), национальные традиции, выраженные в ценностях и нормах межгрупповых взаимодействий и связей. Воспроизводство рассматривается нами применительно к историческому времени существования конкретной социально-экономической системы.

Как отмечал российский философ А.С. Ахиезер, люди воспроизво­дят свою собственную жизнь, свои специфические цели, свой образ жизни, системы личных отношений на производстве и вне него. Но, с другой стороны, они неизменно стоят перед фактом, что их деятель­ность направлена на воспроизводство общества с его системой про­изводства и потребления, с его социокультурными институтами. Сле­довательно, эта деятельность индивида объективно и субъективно фокусирована в двух направлениях: воспроизводство самого себя как личности и воспроизводство общественных отношений. [Ахиезер 1983, с.117-118]

Процесс воспроизводства индивида и его статуса (включая все возможные перемещения = мобильность) протекает непосредственно в территориальных общностях, социальных организациях и семьях, которые при посредстве таких «отраслевых» социальных институтов как образование, здравоохранение и т.д. обеспечивают удовлетворение основных потребностей индивида и воспроизведение его как живого носителя свойств, характеристик класса, группы, слоя.

Напомним, что П.А. Сорокин писал не только о перемещениях индивидов и их социальных следствиях, но и об изменении позиций социальных групп на шкале социальных статусов. В мобильности воплощается воспроизводство социума как через непрерывный поток воссоздания ранее существовавших элементов социальной структуры и отношений между ними, так и через отмирание одних и возникновение и расширенную репродукцию других, новых групп, социальных норм и ценностей. Классы, социальные группы и слои, также как и отношения между ними воспроизводятся в масштабах всего общества.

Однако мобильность и индивидов, и социальных групп не является универсальным средством преобразований в социальной структуре общества. Воспроизводство через социальную мобильность суть эволюционная форма развития, то есть его временные границы ограничены периодом существования данного социально-исторического организма. Поскольку среда может быть либо относительно неизменной, либо изменяться, то и воспро­изводство может осуществляться или как инвариантное, или как пре­образующее объект от цикла к циклу, вплоть до изменения его сущ­ностных свойств. Изменения сущностных свойств социума означают складывание нового типа воспроизводства, а соответственно и новых форм социальной мобильности.

Итак, за мобильностью скрыты структурные изменения в обществе, которые мы попытались представить в виде следующей схемы:

Схема 6.1.1. Направленность социального развития

Сферы социального развития	Направленность (вектор) социального развития
1. Направленность технологического развития	Дифференциация и непосредственная коллективность → Индивидуальная и опосредованная коллективность
2. Направленность производства	Ради прибыли/Ради власти → Ради удовлетворения потребностей
3. Характер труда	Нетворческий, стереотипный → Творческий, самоорганизованный
4. Направленность досуга	Компенсаторный → Личностно-развивающий
5. Характер социальных отношений	Неравенство (статусная согласованность) → Неравенство (статусная рассогласованность) → Неравенство (на основе меритократических принципов)

Эта достаточно абстрактная схема в наибольшей мере раскрывает ситуацию с социальной мобильностью в конкретно-исторических обществах, входящих в состав атлантической (евро-американской) цивилизации, в которой отмеченные процессы проявляются с наибольшей выразительностью. Ключевым признаком динамики социальных отношений и их проявления в социальной карьерной мобильности служит реализация в информационном обществе принципа продвижения по критерию меритократизма. В российском же обществе, как показывает анализ, доминирует принцип медитократизма – органичный для этакратической системы и диаметрально противоположный меритократизму.

Рассмотрим этот вопрос подробнее. Как известно, в основе традиционной и преобладавшей в XVIII – XX-м веках классовой системы лежало формирование элиты, отличающейся контролем над основными средствами производства (в ином концептуальном контексте – контрольными позициями на рынке труда). Согласно Д. Беллу, М. Кастельсу, Д. Груски и другим современным авторам, на смену классовой системе индустриального общества ныне (с конца ХХ-го века) приходит информационное (сетевое) общество, именуемое другими авторами постиндустриальным обществом, «продвинутым» индустриализмом и т.д.

В этом обществе в системе восходящей мобильности и формирования элит на первый план выдвигается меритократический принцип социальной селекции, при котором одаренные и хорошо образованные люди, реально получают преимущества в социальном продвижении. Другими словами, главным «строительным материалом» иерархии в этом обществе, в отличие от классового индустриального (= классический капитализм), являются не столько экономические ресурсы (средства производства), сколько человеческие и культурные (образование, знания и опыт и т.д.). [Grusky 2001, p.9] Сохраняющаяся классовая иерархия переплетается с усиливающейся иерархией по владению человеческим и культурным капиталами. Таким образом, общественная иерархия начинает выстраиваться вдоль шкалы, измеряющей интеллектуальный капитал индивидов и групп. [Кастельс 2000; Брукинг 2001; Химанен, Кастельс 2002; Валлерстайн 2003]

Элиты во всех типах общества выделяются по критерию позиции во власти и обладанию собственностью. Пересечение и взаимодействие институтов власти и собственности и предопределяет характер элиты. Отечественной элите и ее особенностях посвящен далее специальный раздел.

Можно предположить, что и в общественном восприятии, и в реальной социальной селекции степень выраженности меритократических принципов соответствует месту страны на шкале между информационным (сетевым) и неоэтакратическим обществами. Эти проблемы подробно рассмотрены в исследовании Г.А. Ястребова. [Ястребов 2010]

Многочисленные исследования экономистов, социоэкономистов, социологов убеждают и читателей, и, по-видимому, самих авторов в объективности, исторической неизбежности прихода на смену века welfare state в странах «золотого миллиарда» новой эпохи резкого ухудшения экономического и социального статусов основных групп населения.