Духовный кризис

Драматизм романа в значительной мере объясняется тем, что и сам автор стоял на пороге жесточайшего духовного кризиса — своей «ду­ховной драмы». В «Исповеди»( 1879- 1882)Толстой делает признание: «Я отрекся от жизни нашего круга, поняв, что это не жизнь».

Что же собой представлял этот духовный перелом? Каково его со­держание? И как воздействовала на сознание современников религи­озно-нравственная проповедь Толстого? А.П. Чехов в рассказе «Хорошие люди» (1886) по горячим следам событий свидетельствовал: «Это было как раз время — восьмидесятые годы, когда у нас в обще­стве и печати заговорили о непротивлении злу, о праве судить, наказы­вать, воевать, когда кое-кто из нашей среды стал обходиться без прислуги, уходил в деревню пахать, отказывался от мясной пищи и плот­ской любви». Автор имел в виду именно учение Толстого.

В основе теории Толстого, получившей определение «непротивле­ние злу насилием», лежала христианская идея: борьба со злом при по­мощи зла же, т.е. насилия, не уменьшает, а лишь способствует увеличению зла. Злую силу можно победить только добром. Путевод­ной звездой в этом мире могут служить христианские истины (см. «Ис­поведь», «В чем моя вера?», «Царство Божие внутри вас, или Христианство не как мистическое учение, а как новое жизнепонима­ние», «О жизни» и др.).

Однако толстовское непротивление злу на деле становилось мощ­ным рычагом протеста и именно сопротивления, но без применения силы. (Здесь уместным было бы вспомнить, что последователем Тол­стого был М. Ганди (1869-1948), идеолог освободительного движе­ния в Индии.) Мир, который окружал Толстого: общественные институты, социальные отношения, законы, право, мораль — все пред­ставлялось ему несовершенным, он все брал под сомнение. Не просто осуждал или критиковал, но отрицал. Отрицал некоторое время, от­казываясь писать «художественное», даже искусство, которому отдал столько сил и в котором мог полнее всего высказаться его гениальное дарование.

Теория Толстого несла в себе черты социальной утопии. Он утвер­ждал равенство людей перед трудом. Все, по мысли Толстого, должны приложить свои силы к сфере материального производства, чтобы унич­тожить «рабство нашего времени» (одно из публицистических его про­изведений так и называлось «Рабство нашего времени»), ужасные условия жизни простых людей, взять на свои плечи часть их усилий.

Потрясающую мощь критики существующего уклада государствен­ной, общественной жизни, «ужасающей нищеты большого города», по свидетельству французского романиста Эмиля Золя, продемонстриро­вала его статья «Так что же нам делать?»

По словам Толстого, он выступал и как адвокат многомиллионного русского крестьянства, утверждая, что земля — общая, она ничья и дол­жна принадлежать тем, кто ее обрабатывает.

Но пути решения этих болезненных для русской жизни проблем были утопичны, вполне в духе теории Толстого, с ее безграничной, даже в какой-то мере простодушной верой в человека, в его нравственное самосовершенствование. Помещики сами должны прийти к мысли о том, чтобы добровольно отдать землю крестьянам, собственники - " Я казаться от собственности как от предрассудка, царь - распустить войско и т.п. Но и каждый вправе оставаться собой и дистанцироваться государственных и общественных структур, делать то, что считает важным к необходимым.

Взрывная сила протеста, заключенная в теории Толстого, вскоре же дала о себе знать: калечились судьбы многих его последователей, не­которые оказывались под судом, другие в тюрьмах и ссылке. Толстой становился опасен для властей. Но когда он сам попытался протесто­вать, - а обрушить на него такие же репрессии — значило бы немину­емо вызвать всемирный скандал: гений его давно уже вышел за пределы России, - и высказывать свое возмущение тем, что за него ссылают, на него не обращают внимания, - один из жандармских генералов весьма галантно, однако совершенно точно ответил ему: «Граф, ваша слава слишком велика, чтобы наши тюрьмы могли ее вместить!» По­этому и говорили часто, что в России два царя: один сидит на троне и правит государством, другой владеет душами людей и отрицает усилия первого, оставаясь в своем скромном поместье Ясная Поляна. То что тучи сгущались над головой великого писателя, было ясно не только близким ему людям, например, Софье Андреевне Толстой, которая счи­тала вероятным арест мужа. С напряженным вниманием за его судь­бой следили в Европе. Героиня третьей части эпопеи «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста, герцогиня, обращаясь к одному из русских великих князей, задает прямой вопрос: «Ваше высочество! Это правда, что вы собираетесь убить Толстого? »