- •Часть I
- •Глава 1.
- •1 Мартин Хайдеггср в поздний период своего творчест ва писал об антитезе двух установок: бездушно-технического
- •13 Людвиг Витгенштейн (1889—1951) — создатель аналитической философии, в частности, концепции «совершенного» или «идеального» языка. Известен афоризмом: «Мир — это описание мира».
- •15 Платон. Государство / Платон. Сочинения. В 3 т.: Пер. Сдревнегреч. Т. 3. Ч. 1. М.: Мысль, 1971. С. 89—455.
- •23 По Платону, к миру «идей» прежде всего принадлежат «идеи» высших ценностей и абсолютных качеств, к которым относятся «идеи блага», «идеи истины», а также «прекрасного» и «справедливого».
- •28 Прежде всего, в лице Жан-Поля Сартра и Альбера Камю.
- •3(1 Уилер имеет в виду учение Лейбница о субстанциях-Монадах, своего рода вечных единицах бытия, жизнь которых
- •1Оследствия этих взглядов являются насущными и чрез
- •44 «Первичный процесс» или «первичный позыв» по Фрей-
- •44 Томас Гоббс (1588—1679) — знаменитый английский
- •54 Ницше называл это «попыткой перевернутых оценок», которая была одним из ключевых принципов его философской системы.
- •1Римеч. Редактора), от мировоззрения и апологии нацистов,
- •56 Принятый перевод последнего термина на русский язык -«бытие-для-другого». См.: Сартр ж.П. Бытие и ничто. М.: Рсс публика, 1999. Ч. 3.
- •Глава 2. В поисках альтернативной парадигмы
- •I смысл жизни. Однако, как мы видели, экзистенциалис-ов ограничивали узы скрытых кулыуральных положений
- •Ie интеграции исследований аффективно-когнитивных
- •3) Третье отчетливое различие, значительно сглаженное приведенными рассуждениями, касается эмоций "
- •0 Поля и, следовательно, вашего техпроцесса на взаим-
- •996 А). Как будет видно из следующих глав, эти соображения
- •Часть II
- •I ценности, служащие компасом для действия и обозна-
- •1Ы прошли вместе с его участниками путь от первичного
- •Глава 4. Self и контакт — интеграция и процесс в поле жизни
- •Стратегии и способы разрешения проблем
- •Джейк: слишком чувствителен
- •I, то, чем я в соответствии с моими представлениями
- •1 По Салливапу, свои действия, вызывающие ярко выра-енный негативизм у взрослых, ребенок не ассоциирует с
- •1Бо из ситуации, сопряженной с возникновением такой
- •Каким образом прежнее решение является сильной стороной или проблемой сегодня
- •I если на то пошло, то и устаревшая, нынче ставшаяегибкой его модель когда-то сама была таким «проры-ом», новым контактом и творческим решением старойизненной проблемы.
- •Глава 5. Поддержка и развитие — Self в поле
- •1Я часть странным и неожиданным образом — отри це-льной? Почему так происходит? Что именно в структурелученной в наследство парадигмы индивидуал и 1ма де-
- •1Ы продолжаем получать новые ассоциации.
- •Поддержки творческого решения
- •Iy стилю расти и развиваться. (Сэм вместе с другимиытался разобраться с «темной стороной» своих сильных
- •1Ь1х и лишенных поддержки сферах нашей жизни, кого-bie возникают, если неожиданно появляется какой-ни-
- •Глава 6. Стыд и подавление — Self в разорванном поле
- •2 Contagiosa? (лат.) — заразный, в психологии — заразительный.
- •Глава 7. Восстановление Self. Близость, интерсубъективность и диалог
- •Глава 8. Self как история: повествование, культура и пол
- •1«Езные целостности понимания, служащие нам почвой для последующей интеграции, дающей возможность разреще_ ния задачи, и для конструирования нового смысла.
- •466 Гештальттерапия поспгмодер,,
- •I с нем. В в Бибихина. М.: Ad Marginem, 1997. Wleider, f. (1983) The Psychology of Interpersonal Relations.
- •472 Гешталъттерапин постмодерНа
- •480 Гешталыптерапия постмодерн
- •3 Zeitgeist (нем.) — дух времени.
- •482 Гештальттерапия постмодерН(1
- •486 Гештальттерапия постмодерНп
- •Часть I
Сал-пивана1. Третий столбец больше относится к действи
ем или активному поведению, решению или стратегии, при-
ванным привести окружающую среду в соответствие с
нутренним миром чувств, способностей, талантов и так далее
при использовании традиционного определения Я) — а если
удастся, то и к взаимной гармонии.
Однако если задать людям вопрос, где на таблице они<видят Я» или «ощущают себя», то в явном противоречиитем, чему учит усвоенная традиция, большинство отве-ит, что не в первой, а в третьей колонке. Остальные, пб-
1ти без исключения, тоже скажут, что не в первом столбце,«везде»: «Все написанное — это мое Я». И как толькодин выскажет подобную точку зрения, с ней согласятся
многие другие члены группы, приблизительно рассуждаяак: «Да, она справедлива, все это действительно — мое
, ибо представляет собой мое восприятие, мой мир».■ Является ли «мой мир», как внутренний, так и внеш-
ний (а не один лишь «самый внутренний»), царством игорючим материалом моего Я? В эмпирическом понима-нии, то есть в «реальной жизни», это, очевидно, так и
сть. Согласно жизненному опыту и инсайтам аффсктив-о-когнитивной модели |ештальтпсихологии, обсуждав-имся во вступительных главах этой книги (и о которыхь еще пойдет впереди), интегративный процесс жиз-
I, то, чем я в соответствии с моими представлениями
1 По Салливапу, свои действия, вызывающие ярко выра-енный негативизм у взрослых, ребенок не ассоциирует с
обой, а связывает с ощущением, которое описывается по
нятием не-Я, то есть с состоянием диссоциации, при кото-
ом ребенок, а позднее взрослый человек теряют ощущение
самоидентификации. «Не-Я— это структура переживания, свя-
анного со значимыми людьми, появившегося в результате
оздействия такой сильной и так внезапно обрушившейся трс-оги, что, будучи тогда ешс очень маленьким, человек был
рактически лишен возможности понять или вынести что-
1Бо из ситуации, сопряженной с возникновением такой
льной тревоги» (Салливан Г.С. Интерперсональная теория в
сихиатрии: Пер. с англ. СПб.—М.: Ювента — КСП + , 1999.
>287).
занимаюсь (или чем занято мое self), представляет собой постоянное разрешение задач в пригодной для работы и жизни карте поля и «прилаживание» целостной, «внутренней» и «внешней» картины к «единому целому обретаемого смысла». (Не будем забывать, что слово «смысл» здесь используется в эволюционно-приспособительном понимании и означает ту картину, с которой и в которой я могу жить и на которую могу полагаться для достижения приемлемой для жизни предсказуемости событий и полезных результатов.)
Однако эти рассуждения приводят к существенном> сдвигу нашего понимания о том, что представляет собой Я, или, лучше сказать — где оно располагается, где оно «происходит» или действует, — которое в точности согласуется с положениями, разработанными в главе 2, и действиями, проиллюстрированными в главе 3, только теперь это понимание непосредственно вытекает из опыта нашего развития. Современные постфрейдистские системы и школы, длительно сражавшиеся с проблемой определения Я, склонны подчеркивать интегративную и организационную функцию Я (которую Фрейд принимал в качестве данности и потому пренебрегал ею) — не задаваясь вопросом о его владениях, о том, какая часть поля «принадлежит» Я, отношение к которому осталось примерно тем же, что постулировала парадигма индивидуализма, являющаяся нашим общим наследием. Так, Кохут (Kohut, 1977) полагал, что Я — это нечто связующее и непрерывное в нас, что это — чувство единства нашего опыта, которым можно определить психическое здоровье (в противовес дезинтеграции, которую мы называем психотической). Сам по себе этот взгляд имеет смысл в той картине, которую мы строим; однако он не ставит под вопрос мысль, что Я яазяется чем-то совершенно внутренним, лично моим, и отдельным от остального поля2.
: В работе «Восстановление Я» Хайнц Кохут вводит прин цип комплиментарности. в соответствии с которым предполагается, что психология Я адресуется другой части человеческого опыта, дополнительной по отношению к той, что находится в фокусе классической теории влечений. Он перс-
Кохут, конечно, признавал, что нам необходимо эм-ирическое поле отношений для достижения этой непре-ывности Я: он ввел несколько неуклюжий термин
-объекты, характеризующий вещи (включая людей), в
оторых мы нуждаемся для поддержания необходимой ста-ял ьности3. Таким образом, ему удается говорить о нашейотребности в других, не отходя слишком далеко от поло-ений индивидуалистической модели: Я все еще остается
исто «внутренним» делом, в то время как другие люди1ЛИ вещи служат внутренними репрезентациями, опора-ми или балластом (Я-объектами), чтобы удержать мое внут-
реннее ядро от распада. И вновь мы оказываемся там, куда
носит постепенно акценты с импульсов и конфликтов, какдвижущих сил развития, на межличностные отношения На-пример, его понятие «отзеркаливание» включает целую мат-рицу взаимодействия «мать—ребенок». Если в своих клиничес-ких иллюстрациях Кохут преимущественно обращает внима-ис на комплексный характер взаимоотношений ребенка содитслями, то в теоретических формулировках он сосредо-
очивает все межличностные категории вокруг понятия «нар-иссичсских потребностей». В силу этого значимые другие
люди в развитии личности все-таки остаются схематическими фигурами, важными только с точки зрения удовлетворения или фрустрации нарциссичсских нужд.
3 В своих более ранних исследованиях, заложивших осно-вы метапсихологии нарциссичсских расстройств личности,Кохут оперирует фрейдовскими терминами «объектное либи-до» и «нарциссичсское либидо». Первое перемешает энергию
(осуществляет катсксис) на «истинные» объекты, отдельные отиндивида; «нарциссичсское либидо» катсктирует на Я-объсктах,где объект переживается как продолжение Я. В результате ран-него иарциссического опыта возникают грандиозные Я конфи-ации. связанные с «отзеркаливаюшими» ^-объектами, и Я-
разы. слитые с архаическими идеализируемыми Я-объектами.
ервос переживается как «Я — совершенен, ты оцениваешь и
тражаешь мое совершенство», второе — «Ты — совершенен,
Я — часть тебя». Например, роль Я-объскта уготована пси-
оаналитику или матери. Процесс здорового развития по Ко-уту состоит в постепенном отпадении наиболее грубых не-
реалистических аспектов /7-объектных образов.
нас всегда приводит индивидуалистическая модель: люди остаются «объектами». Это означает, что построенные или найденные нами отношения, которые для большинства представляют самый центр жизни и смысловых систем, на самом деле являются лишь своего рода фантазиями, потакающими желаниям, удобной фикцией, способствующей или оправдывающей удовлетворение наших потребностей
Однако в реальной жизни мы не ориентируемся и не можем полагаться на людей только как на объекты, что было показано в упражнении, приведенном в главе 3. С большим или меньшим успехом мы ориентируемся на других людей, как на такие же Я, как мы сами, существа с внутренним процессом, подобным нашему, в отношении которых нам приходится строить определенные догадки, чтобы взаимодействовать. Иными словами, в реальной жизни мы подразумеваем наличие интерсубъектной перспективы. Более того, именно уровень нашего умения ориентироваться подобным образом определяет способность хорошей жизни в мире, на деле и в любом другом смысле «добиваясь осуществления своих потребностей». (Несомненно, оказывающие принуждение политические, военные, идеологические и семейные системы нередко пытаются действовать на основании «объектных» принципов, полагаясь вместо интерсубъектных просьб и настоящего согласия на силу и наказание. Однако помимо этических соображений эти системы, как известно, являются весьма неэффективными и катастрофически подвержены самым различным «движениям сопротивления» — чего и следует ожидать. История свидетельствует, что различные экономические системы, например рабовладение, в конечном итоге оказавшиеся невыгодными, или любые попытки контролировать поведение человека путем внешнего давления, как это делают «объекты» или веши, становятся разорительно дорогостоящими даже в сугубо прагматическом смысле.)
Детский психоаналитик Винникотт (Winnicott, 1965, 1988) — несомненно, один из наиболее одаренных клиницистов своего времени — также пытается приспособить потребности в отношениях к старой индивидуалистической
одели, не выходя за рамки индивидуализма. Он рассматри-ет возникновение Я в контексте отношений, которые счи-
ает фундаментальным влечением Я (мы уже обращались кго поэтическому изречению, что вначале Я младенца суще-вует «в оке заботящегося человека»')- Однако, как учит ин-
ивидуалистская фрейдовская традиция, к которойринадлежит и Винникотт, Я по-прежнему находится в пре-
елах личных границ и отношения устанавливаются с «объск-ми», — даже школа, к которой он относится, включила в
вое название «объектные отношения»5, а не «субъектные
4 Дональд Винникотт полагал, что первичными отношениями матери и ребенка являются отношения заботы. Благодаря вниманию матери младенец испытывает чувство всемогущества, рассматриваемое Випникоттом в качестве одного из важнейших признаков здорового развития. Оно обеспечивает ощущение достаточной безопасности и без надлежащей заботы не формируется. Заботу или средовую мать следует отличать от объектной матери, которая создает условия для достижения только частичного удовлетворения, направленного на отдельные объекты. По Винникотту, существует потенциальное пространство, гипотетическое поле взаимной творческой активности матери и ребенка. Оно является гипотетическим, поскольку возникает лишь при наличии достаточно хорошей матери, обеспечивающей зависимому от нес ребенку внешнюю заботу и оптимальные условия комфорта Но, однажды возникнув, это пространство становится источником образования других потенциальных областей между ребенком и другими объектами. «Внутри» потенциального пространства осуществляется взаимодействие «внутреннего» и «внешнего».
3 Теория объектных отношений— система психологических взглядов, основанная на допущении, согласно которому психика состоит из элементов, взятых из внешних, первичных аспектов функционирования других людей. Это происходит через посредство процессов интернализации. Такая модель психики объясняет психические функции с точки зрения отношений между различными иптерначизированными элементами. В се рамках находится научное творчество Кляйн, Фэйр-бейрна, Винникотта, Балинта, Ксрнбсрга, Кохута и других психоаналитиков второй половины XX века.
отношения» — термин, который мог бы свидетельствовать об ориентации на внутренний мир других людей в том смысле, который мы исследовали в главе 3.
Вклад Пола Гудмена
Именно в этом месте наших рассуждений стоит вновь вспомнить понятие перемещение self, описанное гештальт-психологом Полом Гудменом. Кратко это понятие обсуждалось нами в главе 2 в качестве полезного способа концептуализации self и self-npowtcca — процесса, позволяющего деконструировать хотя бы некоторые укоре-нившисся лингвистические положения старой индивидуалистской модели. Творчество Гудмена относится примерно к тому же периоду, что и работы Кохута и Вин-никотта. Как упоминалось ранее, он высказал предположение, что если понимать яет^-процесс и его опыт не как деятельность некоего маленького человечка или субличности внутри нас, а, скорее, в качестве нашей основной процессуальной деятельности и инструмента для интеграции целостного поля опыта, то гораздо полезнее метафорически представить этот процесс происходящим «на границе» опыта (Goodman, 2001; русск. перевод см.: Перлз Ф. Внутри и вне помойного ведра / Перлз Ф., Гудмен П., Хефферлин Р. Практикум по гештальттерапии: Пер. с англ. СПб.: Петербург — XXI век, 1995), а не где-то в глубине личного и предсуществуюшего индивида. Гудмен утверждал, что этот «пограничный процесс» творит «индивидуальную личность» в пределах и из составляющих всего поля. Именно «контакт» (термин гештальтпсихологии, обозначающий интегративный, смыслообразуюший процесс целостного поля), по мнению Гудмена, порождает «self», а не наоборот. Вне этого постоянно протекающего процесса, включающего и память, или, как мы ее обозначили, «повествовательное self>, self вообще не существует: оно является самим интегративным процессом, происходящим из целостного поля жизни и протекающим в нем.
Однако давайте уточним, что представляет собой «граница опыта» или «граница моего Я», как мы назвали ее в
главе 2. В субъективном (или феноменологическом) смысле она означает, что, ощущая собственное существование, или «самоосознавание», я на основе опыта отмечаю различие в поле. Некоторые переживания я отношу к «себе» («к Я») (а «себя» к ним), и они определенным качествен
ным образом отличаются от других, которые «мною» не
являются (не-Я). (Если бы все переживания были только
динаково «моими», то я в совершенно определенном
мысле вовсе не ощущал бы своего существования: я бы
ничем не выделялся, не отличаясь от поля.) Как показывают исследования Стерна (Stern, 1985) и других, мы рожда-
мся, изначально обладая заложенной в нас способностью
организовывать свое поле опыта вокруг фундаментальной дихотомии, основного категориального организующего принципа Я—не-Я. А она базируется и включает в себя строительные блоки других компонентов врожденных способностей (например, наше внимание способно отмечать различия: края, углы, контрасты, изменения и другие
отличия поля — этот факт, еще в древности замеченный
Аристотелем, подтверждают современные исследования
в области психофизиологии восприятия) (см.: Gibson,
1969).
Обратившись вновь к эволюционной точке зрения, можно представить, каким образом подобный приспособительный механизм должен был развиться у человека или, во всяком случае, стать одним из возможных и предпочти-
льных способов решения дилемм и условий, с которы-
и сталкивается человек в качестве биологического вида.
Наша эволюционная задача как вида состоит в том, чтобы максимально увеличить гибкость приспособления и спо
собность к решению задач в изменяющейся окружающей
среде — ибо ничего другого мы делать не умеем! Но она
бязательно подразумевает необходимость какого-то ме-
анизма или способности для восприятия изменчивых ус
ловий, оценки и прогнозирования своего окружения в
"мысле удовлетворения жизненно важных потребностей —
а это, в свою очередь, означает наличие способности к
ь»егистрации определенных рахтичий, существующих между самим видом и остальным полем, иными словами, осоз-
навания, четкого восприятия, прогнозирования, оценки, экспериментирования, интерпретации — этих отличительных признаков self и его процесса, которые являются характеристиками нашего биологического вида и самой человеческой природы.
Возможно, эту задачу было бы легче разрешить виду, представляющему собой «единый организм», а не состоящему из отдельных особей. Но, если бы это превращение осуществилось, единый организм должен был выглядеть как совокупность всех индивидуальных представителей нашего теперешнего вида, по крайней мере, в процессуальном отношении. Более того, для долговременного выживания ему пришлось бы обзавестись составляющими частями или суборганизмами, потеря и регенерация которых не приводила бы к смерти всего организма — как это происходит сейчас с индивидуальными представителями нашего вида. Эти представления весьма близки точкам зрения различных традиционных, восточных и мистических духовных мировоззрений. Взгляд на вид в целом как на единый организм, по сути дела, ничего не меняет в наших представлениях о self — за исключением мысли о том, что индивид предшествует отношениям как целому, существует отдельно от целого и реализует свою природу в фундаментальном смысле отдельно от взаимоотношений.
Иными словами, эволюционная перспектива приводит к более ясному пониманию, каким образом в результате эволюции восприятия у нас появилась способность ощущать свое Я, отличающееся от поля, а потом реинтегриро-вать эту разделенную картину в новое смысловое целое (которое является решением дилеммы и готовит нас к разрешению других задач). В этой способности состоит эволюционная стратегия выживания self (как вида, а не просто индивидуума), которая, в свою очередь, порождает эволюционирующий опыт self. Ритм внимания/разрешения, то есть обнаружения отличий, а затем соотнесения и воссоединения вновь частей поля опыта в единое целое (естественно, новое) — процесс, который в модели геш-тальтпеихологии называется формированием гештальта, «фигуры» образующейся на «фоне», — представляет собой
течение самого self-процесса. В этом качестве он является источником нашего чувства мира и чувства self. Как бы
различие между Я и не-Я ни преувеличивалось и ни каменело в западной культуре и индивидуалистской парадигме
а мы знаем, что так и происходило) — и какую бы осто-
ожность нам ни приходилось проявлять в попытках выра
зить в словах этот опыт в по-новому, не возвращаясь к прежнему языку культуральной парадигмы, противопоставлявшему Я и другого (и даже действуя осторожно, мы понимаем, что в какой-то мере возврат неизбежно произойдет), следует признать, что различие между «внутренним» и «внешним» на определенном уровне представляет собой опытную данность природы нашего
эволюционировавшего self и определяющее измерение self-
роцесса.
Если теперь обратиться к устным историям и данным
антропологических исследований «традиционных» культур (см., например: Kenyatta, 1938) о том, как люди говорят о
своем детстве, мы увидим, что детское ощущение необхо
димости разрешить в ходе развития трудную личную задачу, как это было с участниками нашего упражнения, является универсальной особенностью self-процесса и self-повествова
ния. Отличия нашей культуры, возможно, состоят в край-
ем, иногда непоправимо травмирующем одиночестве,
переживаемом детьми, когда они пытаются разрешить эти
задачи, — чувстве, возникающем из-за ригидности и чрезмерной автономии «границ self>, что предписывается западной культурой, выступающей против самой возможности взаимопроникновения одного Я в другое и доступности поля для поддержки в виде так называемого
«приходящего решения» (по Гудмену), описанного в пре-
ыдущей главе и являющегося частью динамической при-
оды self которую мы стремимся осветить на протяжении
всей книги.
Восприятие поля в качестве «моего» поля, ощущение, что оно является важнейшей частью меня, а я — его частью — и все же представляет собой «место», отличное от
моего внутреннего Я, — что мы стремимся показать здесь
во всей книге — является частью нашей природы по
праву рождения, развившейся в процессе эволюции. В отличие от этого преувеличенная индивидуальность, свойственная западной культурной традиции, является порождающим проблемы искажением одного полюса этой эволюции и человеческой природы. «Внутренний мир» и ощущение Я как отличного и значимого самого по себе, которое столь ценится на Западе, и «внешний мир» или целостное поле и ощущение принадлежности Я к единому целому (а не полной отличности от него) — оба являются эмпирически решьными, и оба представляют собой важные составные части se^-процесса и нашего self. Взятые вместе, они являются основными полюсами осознавания и self-процесса, в равной мере необходимыми для поиска решений и создания чего-то нового. Как показывает наше упражнение иногда в смешном или грустном свете, этот интегративный процесс продолжается постоянно и является творческим, каким глубоким ни казалось бы расщепление поля self или каким бы лишенным поддержки и изолированным ни чувствовал себя «индивидуальный» полюс от естественного мира— целостного поля, в котором возможны расширения, инкорпорации и поддержки self. По мере того как детская картина окружающей среды превращается во все менее и менее поддерживающую, творческие решения становятся все более экстремальными, менее гибкими в смысле приспособления и применимыми к другим сложным задачам, которые ставит дальнейшая жизнь; но принимая во внимание ее конкретные обстоятельства, мы все же восхищаемся изобретательностью и творческими качествами некоторых из этих «невротических» решений, невзирая на то, что они могут породить значительные проблемы в дальнейшем.
Self как «пограничный процесс»
Исходя из используемой терминологии, включающей оппозицию «внутренний—внешний», можно сказать, что выражения «на границе» или «пограничный опыт» обозначают «место» или «промежуточное пространство», в котором внутренний и внешний опыт соприкасаются м
обязательно должны быть интегрированы для того, чтобы наша жизнь качественно продвигалась вперед или, по крайней мере, вообще могла идти своим чередом. Как уже говорилось в предыдущих главах, восприятие или разрешение внешнего мира безотносительно к внутренней области потребностей и желаний, страхов и воспоминаний, в лучшем случае, представляет собой пассивную регистрацию информации, потенциально полезной для дальнейшего использования. Но именно внутренний мир направляет и организует мой избирагельно-деселективный процесс внимания и, таким образом, наделяет информацией «факты», которые я воспринимаю. В равной мере, наблюдение и понимание только своего внутреннего Я без интеграции и распространения этого восприятия и опыта на все поле, в конечном итоге, не служит во благо психическому здоровью или эволюционному выживанию (что, собственно говоря, одно и то же). «Сугубо внутренний взор» в лучшем случае способствует прояснению и реорганизации этой области опыта для последующего возвращения к целостному полю и достижения лучшей интеграции, более значительного и всеобъемлющего гештальта всего поля опыта, как внутреннего, так и внешнего, выражаемого одно через другое.
Мы наблюдаем реализацию этих принципов и в ответах участников нашего упражнения. Рабочее решение проблем и задач развития, к которому пришел каждый из них, проявляя гибкость и учитывая новые факты, достигнув хороших или плохих результатов (или тех и других одновременно), состояло из осуществления самооценки (своих сильных и слабых сторон, желаний, антипатий, страхов) наряду с оценкой окружающего мира (что именно в нем есть, чего не хватает и что в данных обстоятельствах можно предпринять). Обе оценки вместе взятые входят в образуемую ими интегрированную реакцию, которая представляет собой «решение» проблемы — «творческое приспособление», как называл ее Гудмен, подчеркивая, что решение является творческой, жизненной силой, а не просто адаптивной реакцией в узком смысле слова. С целостно-полевой, процессуальной точки зрения «творческое при-
способление» в качестве интегративного жизненного принципа или процесса в действии не является лишь формой активности, осуществляемой прелсуществующим self, оно само является self — тем self которое, выражаясь языком гештальт-модели, «предстает в контакте».
Несомненно, что это решение или творческая активность является несовершенной и, как упоминалось, может порождать проблемы. И чем серьезнее ситуация ограничивает возможные варианты выбора при поиске и обучении творческому решению определенной дилеммы в прошлой жизни (что случается в обстановке тяжелого личного стресса и низкого уровня поддержки со стороны поля — двух динамических измерений решения, которые в конце концов сводятся к одному), тем в большей степени решение будет не гибким и ограниченным. Не гибким, поскольку оно интенсивно усваивалось в достаточно травматических обстоятельствах; а ограниченным в том смысле, что не позволяет увидеть и принять другие возможные способы интеграции поля, пути структурирования возникшей сложной задачи — все потому, что условия исходного научения и творчества оказались слишком ограниченными. Однако само по себе решение тем более представляется творческим, наделенным интегративной силой создания чего-то нового, «наилучшим из всех возможных гештальтов», остающимся по-прежнему нашим self и нашей природой даже в самых невыгодных обстоятельствах.
Если попросить участников определиться с эмоциональной атмосферой, когда они в комнате рассматривают целиком составленную на данный момент таблицу, то обшее чувство может оказаться смешанным, один из участников назвал его «печальной гордостью», а другой — «гордым сожалением». Рассматривая чужие и собственные творческие решения и личные стили преодоления проблем, люд" часто одновременно испытывают упоминавшиеся выше признание и восхищение и другие чувства, заставляющие их покачивать головой или тяжело вздыхать, — начиная с иронии и кончая грустью или горечью. Эти эмоции представляют собой реакцию людей на осознавание цены, которую им пришлось заплатить в форме ограниченных стилей