§ 3. Разрешение коллизий, возникающих при применении

последовательно заключенных международных договоров,

относящихся к одному и тому же вопросу

С.Б. БАЛЬХАЕВА

Коллизии между нормами, относящимися к одному и тому же предмету, не являются особенностью международного публичного права. Однако если такие коллизии достаточно просто решаются во внутригосударственном праве в силу своей иерархической структуры, то на международном уровне - наоборот. Международное публичное право характеризуется отсутствием централизованной власти, а следовательно, и иерархического порядка. Оно является "фрагментированным" правовым порядком, где вероятность возникновения противоречий довольно высока, и соответственно необходимы правила разрешения конфликтов.

Нормы, направленные на разрешение коллизий между международными договорами, не только содействуют утверждению правовой определенности путем разграничения прав и обязанностей государств - участников различных договоров, но и способствуют обеспечению соблюдения международных договоров и публичного международного права в целом. Существует множество правил и принципов, которые применяются для разрешения указанных коллизий. Наиболее важными из них являются принципы lex prior, lex posterior и lex specialis. Однако ни один из указанных принципов не может рассматриваться в качестве универсального средства разрешения всех потенциально возможных проблем, связанных с применением последовательно заключенных договоров.

Статья 30 Венской конвенции о праве международных договоров (далее - Венская конвенция) считается одним из наиболее обсуждаемых положений в рамках Комиссии международного права <1>. Потребовалось время, чтобы выработать общий подход к решению данного вопроса. По мнению Х. Лаутерпахта, существование последовательно заключенных договоров по одному и тому же вопросу связано с проблемой действительности международного договора. Поэтому в его первый доклад 1953 г. было включено положение, основанное на принципе, согласно которому договор является ничтожным, если его исполнение сопряжено с нарушением договорного обязательства, ранее взятого на себя одной или несколькими договаривающимися сторонами (п. 1 проекта ст. 16). Принятие такой нормы означало бы, что государство, заключившее договор, регулирующий определенный предмет отношений, утрачивает способность заключать последующие международные договоры. Поскольку даже в то время такой подход вызвал серьезные возражения, Х. Лаутерпахт предусмотрел некоторые исключения из этого правила (п. п. 3 и 4 проекта ст. 16). В своем втором докладе в 1954 г. он уточнил формулировку, не меняя общую концепцию <2>.

--------------------------------

<1> Yearbook of International Law Commission. 1959. Vol. II. P. 150 - 153.

<2> См.: Second Report by H. Lauterpacht // Yearbook of International Law Commission. 1954. Vol. II. P. 131 - 132.

Г. Фитцморис несколько смягчил данный подход. Даже несмотря на то, что предложенные им положения по-прежнему содержались в разделе, касающемся действительности договоров, они основывались на принципе, согласно которому наличие противоречий с положениями предыдущего договора ведет к возникновению коллизий между обязательствами, а не к недействительности самого договора (п. 3 проекта ст. 16) <1>. В зависимости от типа предыдущего договора различались правовые последствия, наступающие в результате заключения последующего договора, положения которого вступали в противоречие с положениями предыдущего договора: двусторонние договоры и многосторонние договоры, основанные на принципе взаимности, предусматривающем взаимный обмен выгодами между сторонами, которые, как правило, не должны приводить к недействительности последующего договора (проект ст. 18). В то же время предусматривались многосторонние договоры взаимозависимого типа, где существенное нарушение обязательств договора одной из сторон служило основанием соответствующего неисполнения другими его участниками, или многосторонние договоры целостного типа, в которых юридическая сила обязательства представляет самостоятельную ценность, носит абсолютный и неотъемлемый характер для каждой стороны, что делает последующие несовместимые договоры юридически недействительными (проект ст. 19).

--------------------------------

<1> См.: Third Report by G. Fitzmaurice // Yearbook of International Law Commission. 1960. P. 26 - 27.

Эта довольно сложная юридическая конструкция была не только упрощена, но и полностью изменена Х. Уолдоком. По его мнению, проблема последовательно заключенных договоров по одному и тому же предмету никоим образом не связана с вопросом о действительности международных договоров. Речь скорее идет о приоритете, который должен быть отдан противоречащим друг другу правовым положениям, а также об ответственности государств, наступающей в результате нарушения договорного обязательства. Поэтому в своем втором докладе в 1963 г. он предложил одно-единственное положение, согласно которому, помимо некоторых исключений, в случае возникновения коллизии с предыдущим договором последующий договор не должен признаваться недействительным в силу того, что некоторые или все его положения противоречат положениям предыдущего договора (п. 1 проекта ст. 14) <1>. Х. Уолдок акцентировал внимание на изменившемся правовом подходе в своем третьем докладе в 1964 г., включив это положение в раздел, посвященный применению договоров <2>. Предложенная ст. 65 легла в основу ст. 26 окончательного проекта 1966 г.

--------------------------------

<1> См.: Second Report by H. Waldock // Yearbook of International Law Commission. 1963. Vol. II. P. 53.

<2> См.: Third Report by H. Waldock // Yearbook of International Law Commission. 1964. Vol. II. P. 34.

После продолжительных дебатов, которые состоялись в рамках Комиссии международного права, в ходе самой Венской конференции никаких обсуждений в отношении предлагаемой ст. 26 практически не проводилось. Редакционный комитет изменил формулировку проекта ст. 26 лишь незначительно, объединив подп. "b" и "c" п. 4 в один пункт - п. "b" ст. 4 <1>. Статья 26 была принята Венской конференцией 90 голосами "за" при 14 воздержавшихся <2>. Возможно, большое число воздержавшихся было обусловлено сохранявшейся сложностью предложенного правила. Неудивительно, что применение последовательных договоров, относящихся к одному и тому же предмету, было названо "чрезвычайно неясным и малоизученным аспектом права международных договоров" <3>.

--------------------------------

<1> United Nations Conference on the Law of Treaties. Second session. Vienna, 9 April - 22 May 1969. Official Records. P. 252 - 253.

<2> Ibid. P. 57.

<3> Sinclair I. The Vienna Convention on the Law of Treaties. 2nd ed. Manchester, 1984. P. 93.

Формулировка "относящиеся к одному и тому же предмету", содержащаяся в названии ст. 30, была специально выбрана Комиссией международного права с тем, чтобы обеспечить возможность широкого толкования <1>. Однако это решение было принято на довольно позднем этапе переговорного процесса. Во всех проектах, представленных Х. Лаутерпахтом, Г. Фитцморисом и Х. Уолдоком, использовались исключительно такие понятия, как "противоречие", "противоречащие друг другу положения договоров" или "договоры, имеющие несовместимые положения". Формулировка, выбранная для окончательного проекта 1966 г., гораздо шире. Договоры, относящиеся к одному и тому же вопросу, необязательно несовместимы друг с другом. Они также могут просто отличаться друг от друга, например применяться при различных обстоятельствах, предлагать различный выбор правовых решений или дополнять друг друга <2>. Широкий подход, избранный Комиссией международного права, встретил определенное противодействие в ходе ее последних заседаний, особенно со стороны представителя Соединенного Королевства, который высказался в поддержку строгого толкования, основанного на норме lex specialis <3>. Он настаивал на том, чтобы эта формулировка охватывала только те случаи, когда договоры касаются одного и того же конкретного вопроса. Однако если общий договор лишь "косвенно затрагивает содержание конкретного положения предыдущего договора", то ст. 30 не должна применяться <4>. Большинство ученых-юристов также придерживаются этой точки зрения <5>.

--------------------------------

<1> См. Окончательный проект Венской конвенции о праве международных договоров. Комментарий к статье 30. С. 214, 217.

<2> См.: Karl W. Treaties, Conflicts between // Encyclopedia of Public International Law. Amsterdam, 2000. P. 936; Paolillo F. Article 30 // The Vienna Convention on the Law of Treaties: A Commentary. Vol. I / Ed. by O. Corten, P. Klein. N.Y., 2011.

<3> См.: Zuleeg M. Vertragskonkurrenz im . Teil I: zwischen Staaten // German Yearbook of International Law. Vol. 20. 1977. P. 257.

<4> Аргументы в пользу того, что описанные выше случаи являются скорее вопросами толкования, чем вопросами применения договоров, представлены И. Синклейром. См. подробнее: United Nations Conference on the Law of Treaties. Second session. Vienna, 9 April - 22 May, 1969. Official Records. P. 222. Х. Уолдок согласился с такой точкой зрения. См.: United Nations Conference on the Law of Treaties. Second session. Vienna, 9 April - 22 May, 1969. Official Records. P. 253.

<5> См., например: Aust A. Modern Treaty Law and Practice. Cambridge University Press, 2007. P. 229; F. Paolillo Article 30 // The Vienna Convention on the Law of Treaties: A Commentary. Vol. I / Ed. by O. Corten, P. Klein. N.Y., 2011; Boyle A., Chinkin C. The Making of International Law. Oxford, 2007. P. 251.

Точное уяснение смысла формулировки "относящиеся к одному и тому же вопросу", однако, можно также оставить в стороне, поскольку вопросом первостепенной важности остается понятие совместимости. Хотя оно было исключено из наименования ст. 30, его все еще можно обнаружить в тексте п. п. 2 - 5, которые регулируют применение значительной части этого положения. Объяснение очевидное: если два договора не являются несовместимыми, то есть если они совместимы друг с другом (и просто по-разному регулируют один и тот же предмет), нет необходимости принимать решение о том, какому из этих договоров должен быть отдан приоритет. Договоры являются несовместимыми друг с другом, если обязательства, вытекающие из них, не могут быть исполнены одновременно, то есть если одно из государств - участников обоих договоров не может выполнить одно из них без нарушения другого. Однако многие очевидные противоречия могут быть разрешены путем толкования. Если явно противоречащие друг другу договорные положения могут быть истолкованы таким образом, чтобы они стали совместимыми друг с другом, этот подход будет реализован в первую очередь <1>.

--------------------------------

<1> См.: Aust A. Op. cit. P. 216; Matz-Luck N. Treaties, Conflicts Between // The Max Planck Encyclopedia of Public International Law. Oxford University Press, 2006; Sadat-Akhavi S-A. Methods of Resolving Conflicts between Treaties. Leiden, 2003. P. 25.

Таким образом, в ст. 30 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. дается общее решение проблемы. Оценивая данную статью, Р.А. Каламкарян справедливо отмечает, что ее постановления внесли значительный вклад в процесс кодификации договорных норм, касающихся применения последовательно заключенных договоров <1>. Вместе с тем необходимо констатировать, что ст. 30 имеет дополняющий характер. Предполагается, что она применяется лишь в том случае, если в самих договорах на этот счет ничего не сказано.

--------------------------------

<1> См.: Каламкарян Р.А. Право международных договоров. Применение международных договоров во времени и пространстве. М., 2015. С. 74 - 75.

Весьма сложным является вопрос о том, отражают ли положения ст. 30 нормы обычного международного права. Практика государств и международных судебных органов в отношении рассматриваемого вопроса является весьма скудной и неоднозначной <1>. Однако несколько решений международных трибуналов, как представляется, опровергают идею о том, что договор автоматически становится недействительным, если он вступает в противоречие с предыдущим договором <2>. Таким образом, международная судебная практика по крайней мере свидетельствует о том, что проблема, рассматриваемая в ст. 30, касается не юридической силы международных договоров, а приоритетности их применения. Большинство авторов по международному праву исходят из того факта, что ст. 30 должна рассматриваться как кодификация некоторых устоявшихся принципов обычного международного права, таких как lex posterior или pacta tertiis, и поэтому является частью обычного международного права <3>.

--------------------------------

<1> См.: First Report by H. Lauterpacht // Yearbook of International Law Commission. 1953. Vol. II. P. 156; Second Report by H. Waldock // Yearbook of International Law Commission. 1963. Vol. II. P. 57, 60; Paolillo F. Op. cit.; Aust A. Op. cit. P. 215.

<2> См.: Решение Постоянной палаты международного правосудия по делу о концессии Мавромматиса в Палестине (The Mavrommatis Palestine Concessions case (Greece v. United Kingdom) // PCIJ Reports. 1924. Series A. N 2; Решение Постоянной палаты международного правосудия по делу о юрисдикции Европейской комиссии по Дунаю (Jurisdiction of the European Commission of the Danube Between Galatz and Braila) // PCIJ Reports. 1927. Ser B. N 14, 23; решение Постоянной палаты международного правосудия по делу Оскар Чин (Permanent Court of International Justice: Oscar Chinn) // PCIJ. 1934. Ser A/B N 63, 80.

<3> См.: Mus J.B. Conflicts between Treaties in International Law // Netherlands International Law Review. Vol. XLV. 1998. P. 208, 211 - 212; Paolillo F. Op. cit.; Aust A. Op. cit. P. 228. Однако не все ученые согласны с таким подходом. По мнению Н. Матца, ст. 30 не отражает положения международного обычного права. См.: Matz N. Wege zur Koordinierung volkerrechtlicher Vertrage: Volkervertragsrechtliche und institutionelle Ansatze. Berlin, 2005. P. 316. Впрочем, по мнению М. Виллиджера, "статья 30 может всецело рассматриваться как норма обычного международного права" (Villiger M.E. Commentary on the 1969 Vienna Convention on the Law of Treaties. Leiden, 2009. P. 410).

Классическим примером дополняющего положения является п. 1 ст. 73 Венской конвенции о консульских сношениях, который гласит: "Положения настоящей Конвенции не отражаются на других международных соглашениях, действующих между участвующими в них государствами" <1>. Другой пример демонстрирует ст. 351 Договора о функционировании Европейского союза <2>. Специальный тип дополняющего положения - это так называемое положение о наибольшем благоприятствовании, которое включено во многие договоры по правам человека. Например, п. 2 ст. 5 Международного пакта о гражданских и политических правах устанавливает: "Никакое ограничение или умаление каких бы то ни было основных прав человека, признаваемых или существующих в каком-либо участвующем в настоящем Пакте государстве в силу закона, конвенций, правил или обычаев, не допускается под тем предлогом, что в настоящем Пакте не признаются такие права или что в нем они признаются в меньшем объеме" <3>. Аналогичное положение содержится также в Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах. Устанавливая приоритет любых положений, предусматривающих более высокий стандарт в области прав человека, по отношению к обеим Конвенциям, рассматриваемые субординационные положения направлены на достижение максимально возможного уровня гарантий прав человека в каждом из государств-участников <4>.

--------------------------------

<1> Сборник международных договоров СССР. Вып. XLV. М., 1991. С. 124 - 147.

<2> См.: Manzini P. The Priority of Pre-Existing Treaties of EC Member States within the Framework of International Law // European Journal of International Law. Vol. 12. 2001. P. 781 - 782.

<3> Бюллетень Верховного Суда РФ. 1994. N 12.

<4> Международное публичное право: Сборник документов. М., 1996. Т. 1. С. 464 - 470.

Тем не менее такие дополняющие положения представляют собой лишь один особый вид коллизионных положений. Существует и другой - положения, устанавливающие приоритет одного договора по отношению ко всем другим договорам.

Типичным примером коллизионного положения, призванного обеспечить приоритет над существующими договорами, является Конвенция ООН по морскому праву, п. 1 ст. 311 которой гласит: "Настоящая Конвенция имеет преимущественную силу в отношениях между государствами-участниками перед Женевскими конвенциями по морскому праву от 29 апреля 1958 года" <1>. Коллизионная норма, устанавливающая приоритет над последующими договорами, содержится в ст. 8 Североатлантического договора (НАТО): "Каждая Договаривающаяся сторона обязуется не брать на себя каких-либо международных обязательств, противоречащих настоящему Договору" <2>. Наиболее всеобъемлющим коллизионным положением, претендующим на приоритет перед всеми предыдущими и последующими договорами, является ст. 103 Устава ООН: "В том случае, когда обязательства членов Организации по настоящему Уставу окажутся в противоречии с их обязательствами по какому-либо другому международному соглашению, преимущественную силу имеют обязательства по настоящему Уставу" <3>.

--------------------------------

<1> Бюллетень международных договоров. 1998. N 1. С. 3 - 168.

<2> 34 UNTS 243.

<3> Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных СССР с иностранными государствами. М., 1956. Вып. XII. С. 14 - 47.

Различные виды коллизионных положений могут распространять свое действие как на конкретный договор, так и в отношении любых иных договоров; кроме того, они могут относиться как к более ранним или более поздним по времени договорам, так и одновременно охватывать обе эти категории. В связи с увеличением числа договоров и растущей вероятностью возникновения противоречий между ними возрастает и практическое значение коллизионных положений. Они могут быть использованы в качестве наиболее оптимального правового механизма предотвращения или разрешения противоречий между различными договорами. Тем не менее по-прежнему сохраняется ряд сложностей.

Так, одна из проблем обусловлена относительным характером таких положений. Коллизионные положения всегда содержатся в тексте определенного договора. Поэтому они связывают обязательствами только участников этого первичного договора. Согласно принципу pacta tertiis nec nocent nec prosunt третье государство не может быть связано договором, заключенным другими государствами. Если государства - участники первичного договора идентичны с государствами - участниками договора, в отношении которого применяется данное положение (вторичный договор), то взаимосвязь между обоими договорами ясна <1>. Однако если состав участников не совпадает, то правило, касающееся определения приоритетного или подчиненного договора, которое содержится в коллизионном положении, действует только в отношении государств - участников обоих договоров.

--------------------------------

<1> См.: Бальхаева С.Б. Принцип pacta tertiis nec nocent nec prosunt в праве международных договоров // Журнал российского права. 2018. N 3. С. 136 - 145.

Другая сложность связана с ограничением правового действия коллизионных положений, претендующих на установление приоритета в отношении последующих договоров <1>. В качестве общего правила действует положение, согласно которому государство, заключившее договор в отношении определенных целей и задач, не теряет своего суверенного права на заключение последующих несовместимых договоров. Поэтому последующие договоры, вступающие в противоречие с предыдущим договором, остаются в силе и дают государствам-участникам возможность включить коллизионное положение, которое, как следствие, может даже отменить действие коллизионного положения, содержащегося в более раннем договоре.

--------------------------------

<1> См.: Окончательный проект Венской конвенции о праве международных договоров: Комментарий к статье 30. С. 216; Karl W. Op. cit. P. 939; Matz-Luck N. Op. cit.

Статью 30 часто рассматривают в качестве неудачной правовой нормы, поскольку она не решает всех вопросов, обусловленных возникновением коллизий между международными договорами <1>. Одним из таких нерешенных вопросов является разрешение коллизий между одновременно заключаемыми договорами. Еще одна проблема - разрешение коллизий между отдельными нормами. Некоторые ученые также критикуют правовые последствия, возникающие при применении ст. 30, особенно подп. "b" п. 4, который на самом деле не разрешает коллизии, а неизбежно приводит к нарушению одного из договоров <2>. Большинство критических замечаний касается чрезмерно рудиментарного характера ст. 30, которая содержит положения, неспособные адекватно решить вопросы, обусловленные сложной природой многих договорных конфликтов (например, нет дифференциации между региональными и универсальными договорами, между договорами и договорными обязательствами, между временем действия договора и временем действия договорных обязательств или между обычными обязательствами и обязательствами omnes) <3>.

--------------------------------

<1> См.: Boyle A., Chinkin C. Op. cit. P. 250 - 251; Sinclair I. Op. cit. P. 98; Vierdag E.W. The Time of the Conclusion of a Multilateral Treaty: Article 30 of the Vienna Convention on the Law of Treaties and Related Provisions // British Yearbook of International Law. Vol. 59. 1988. P. 110; Mus J.B. Op. cit. P. 227; Yamada C. Priority Application of Successive Treaties Relating to the Same Subject Matter // Ando N., McWhinney E., Wolfram R. (eds). Liber Amicorum Judge Shigeru Oda. Leiden, 2002. P. 763, 768; Borgen C.J. Resolving Treaty Conflicts // George Washington International Law Review. Vol. 37. 2005. P. 573.

<2> См.: Mus J.B. Op. cit. P. 227; Sadat-Akhavi S-A. Op. cit. P. 70; Dahm G., Delbruck J., Wolfrum R. . Berlin, 1989. P. 694.

<3> См.: Sinclair I. Op. cit. P. 98; Vierdag E.W. Op. cit. P. 110; Benzing M. US Bilateral Non-Surrender Agreements and Article 98 of the Statute of the International Criminal Court: An Exercise in the Law of Treaties // Max Planck Yearbook of United Nations Law. Vol. 8. 2004. P. 181, 226; Sadat-Akhavi S-A. Op. cit. P. 82.

Наконец, известны случаи, когда соответствующие договоры совместимы с их материально-правовыми положениями, но предусматривают различные процедуры урегулирования споров, что ведет к так называемому "поиску удобного суда" <1>. Однако тот факт, что ст. 30 не дает исчерпывающих ответов, не означает, что коллизии и конфликты останутся без правового решения. Во-первых, существует много дополнительных принципов, которые позволяют либо избежать применения ст. 30, либо дополнить его: lex prior, lex posterior, lex specialis. Во-вторых, поскольку ст. 30 носит диспозитивный характер, государства в любом случае вправе самостоятельно решать вопрос о характере взаимосвязей между различными договорами. В-третьих, тщательное и подробное толкование договорных положений может во многих случаях привести к выводу об отсутствии коллизии, которую необходимо разрешить, что делает применение ст. 30 излишним. Таким образом, коллизии, возникающие при применении последовательно заключенных международных договоров, относящихся к одному и тому же вопросу, будучи нежелательным элементом договорно-правовой практики государств, рассматриваются как естественное следствие интенсификации международного сотрудничества в различных областях. Целью международного публичного правопорядка и его основополагающего принципа pacta sunt servanda является обеспечение стабильности международных отношений. Следовательно, участникам таких договоров необходимо создавать условия для максимально эффективного и гибкого применения последовательно заключенных договоров даже в случае определенного различия между ними.

--------------------------------

<1> Yamada C. Op. cit. P. 763; Zapatero P. Modem International Law and the Advent of Special Legal Systems // Arizona Journal of International & Comparative Law. Vol. 23. 2005. P. 55, 63. Ч. Ямада призывает к выработке новых руководящих принципов в дополнение к ст. 30 с тем, чтобы обеспечить надлежащий выбор в пользу той или иной процедуры урегулирования противоречий, возникающих между двумя совместимыми договорами.

Рассматривая вопрос о разрешении коллизий, возникающих при применении последовательно заключенных международных договоров, относящихся к одному и тому же вопросу, нельзя обойти вниманием значительные изменения в системе международно-правового регулирования, которые произошли со времени разработки и принятия ст. 30 Венской конвенции. В настоящее время можно с уверенностью говорить о том, что международное право, изначально функционировавшее как система двухсторонних отношений между государствами, трансформировалось в самостоятельный правопорядок. При этом при отсутствии единого правотворческого органа такое развитие международного права во многих отношениях приобрело несистемный характер. В результате вместо планомерной и последовательной интеграции новых международно-правовых режимов под эгидой ООН данные режимы стали функционировать независимо, без установления каких-либо институциональных связей между собой. Указанное обстоятельство диктует необходимость выработки доктринальных подходов к разрешению коллизий между международными договорами, относящимися к разным международно-правовым режимам. В этом отношении наиболее ярким примером является правовой режим ВТО.

Правовой режим ВТО вытекает из организационной структуры самого Марракешского соглашения об учреждении Всемирной торговой организации. Тем не менее этот договор является лишь частью общего правового режима ВТО. Напротив, в структурном плане правовой режим ВТО включает в себя целый ряд договоров, взаимоотношения между которыми, по крайней мере при отсутствии прямо сформулированных коллизионных положений, остаются неясными в случае возникновения дублирования. Применение в такой ситуации ранее обозначенного принципа lex specialis зависит в значительной степени от намерений государств - членов ВТО. Это, например, отражено в общем подходе, который предполагает, что все соответствующие соглашения, заключаемые в рамках ВТО, подлежат применению, если намерение членов ВТО не подразумевает, что некоторые нормы обладают приоритетом при регулировании определенных отношений по причине того, что эти нормы носят специальный характер и применение "общего" договора или его положений лишит смысла применение специального договора. Таким образом, режим ВТО не только иллюстрирует тесную связь между lex specialis и намерением сторон, но и отражает его двойственную природу как принципа, устанавливающего отступление от общих правил, и инструмента толкования.

Применительно к рассматриваемой тематике следует указать, что наиболее дискуссионным вопросом в науке международного права является соотношение между правовым режимом, устанавливаемым ВТО и отдельными сферами международных отношений, и способами разрешения коллизий между ними <1>. Как было убедительно доказано, в частности бельгийским ученым Й. Повелином, применение принципа lex specialis является действенным правовым средством для разрешения данной категории правовых конфликтов <2>.

--------------------------------

<1> Эта дискуссия берет начало с момента возникновения проблемы соотношения правового режима ВТО и международного экологического права. См. подробнее: Vranes E. Trade and the Environment: Fundamental Issues in International and WTO Law. Oxford, 2009; Marceau G. Conflicts of Norms and Conflicts of Jurisdictions: The Relationship between the WTO Agreement and MEAs and other Treaties // Journal of World Trade. Vol. 35. 2001. P. 1081. В связи с возрастанием значения системы урегулирования споров в рамках ВТО дискуссия распространилась на смежные сферы правового регулирования, такие как устойчивое развитие, права человека, глобальное здравоохранение и др. См. подробнее: Sampson G. The WTO and Sustainable Development. United Nations University Press, 2005; Marceau G. WTO Dispute Settlement and Human Rights // European Journal of International Law. Vol. 13. 2002. P. 753; Hestermeyer H. Human Rights and the WTO. Oxford, 2007; WTO Agreements and Public Health. World Trade Organization / World Health Organization, 2002. URL: www.wto.org/english/news_e/pres02_e/pr310_e.htm; Epps T., Green A. Reconciling Trade and Climate: How the WTO Can Help Address Climate Change. Cheltenham, 2010.

<2> По мнению Й. Повелина, правила о применении торговых ограничений, включенные в Картахенский протокол по биобезопасности, к Конвенции о биологическом разнообразии от 29 января 2000 г. носят более специальный характер по сравнению с положениями, которые включены в Соглашение ВТО 1994 г. по применению санитарных и фитосанитарных мер. См. подробнее: Pauwelyn J. Conflict of Norms in Public International Law. Oxford, 2003. P. 389.

В то же время следует учитывать, что порядок и механизм применения принципа lex specialis не столь однозначен, как это предполагает общее правило. Например, международные договоры в области охраны окружающей среды всегда носят более конкретный характер, что объясняется сложным характером взаимодействия природоохранных договоров с устанавливаемыми торговыми ограничениями. Некоторые договоры устанавливают запрет на торговлю определенными веществами, причем в отдельных из них, как, например, в Монреальском протоколе по веществам, разрушающим озоновый слой, от 16 сентября 1986 г., такой запрет был установлен еще до создания ВТО (несмотря на то, что Генеральное Соглашение 1947 г. по тарифам и торговле (далее - ГАТТ 1947 г.) уже действовало). В этом случае договор либо считался совместимым с ГАТТ 1947 г., либо он осуществлял регулирование торговли запрещенными веществами в силу более специального характера данного соглашения. Таким образом, рассматриваемый международный договор регулирует вопрос торговли определенными веществами более конкретно, и, соответственно, применяется принцип lex specialis.

Это, однако, не означает, что данный принцип всегда должен применяться таким образом, что объясняется тем, что запрещение или регулирование торговли определенными веществами, такими, как, например, ГМО, не обязательно отражают текущее выражение согласия государства. США, например, всегда открыто высказывали свою негативную позицию в отношении Картахенского протокола по биобезопасности <1>. Таким образом, Протокол лишь обозначает согласие между государствами, которые являются участниками Протокола, и, следовательно, не может регулировать экономические отношения между государствами, являющимися участниками данного Протокола, и государствами, которые не входят в их число. Следовательно, lex specialis не может применяться в случаях, когда некоторые стороны (например, ЕС и его государства-члены) устанавливают стандарты, регулирующие торговлю некоторыми веществами за пределами правового режима ВТО, если эти стандарты несовместимы с обязательствами ВТО или, по крайней мере, требуют радикального переосмысления этих соглашений в связи с отсутствием согласия между государствами в отношении этих стандартов.

--------------------------------

<1> Картахенский протокол по биобезопасности к Конвенции о биологическом разнообразии от 29 января 2000 г.

В заключение следует отметить, что вопрос о разрешении коллизий, возникающих при применении последовательно заключенных международных договоров, по-прежнему сохраняет свою актуальность как в теоретическом, так и в практическом плане. С момента принятия Венской конвенции система международного права претерпела значительные трансформации, в связи с чем требуется поиск новых решений, отвечающих текущим правовым реалиям. Исследования конфликтов, коллизий или противоречий в международном праве должны исходить из того, что их причины, а также возможные пути решения носят многомерный и многоаспектный характер, не ограничиваясь лишь сферой права. Кроме того, все правовые подходы должны учитывать политическую динамику таких конфликтов. Относительно простые и прямолинейные решения, такие как применение принципа lex specialis, подходят лишь для ограниченного перечня случаев и не могут служить в качестве универсального подхода. Требуется разработка комплексного набора механизмов, способных институционально решать обозначенные проблемы по существу.