1.2. Основные эстетические категории. Прекрасное

Многообразие ценностных проявлений окружающего мира, отраженного в художественных предметах, нашло воплощение, в частности, в системе эстетических категорий. Если современ­ная западная эстетика отказалась от стремления к целостно-сис­темному подходу к эстетосфере, то в современной отечественной теории (Здесь речь не идет о ставших сегодня классическими исследованиях А.Зися, Ю.Борева, Л.Зеленова, Н.Крюковского, А.Г.Егорова и др.) выделяются определенные структуры, включающие сле­дующие ценности: «прекрасное - возвышенное - трагическое - комическое» (Е.Яковлев), А.Гулыга этот набор дополняет кате­гориями типического, фантастического и эстетического идеала. У П.Соболева же выделяются категории красоты, прекрасного, трагического, катарсиса, возвышенного и комического. М.Каган в этот ряд включает и такую категориальную пару, как «поэти­ческое-прозаическое». Историческое развитие эстетических ценностей самым непосредственным образом отразилось на са­модвижении эстетической мысли, где трансформации подверга­лась, прежде всего, именно категория эстетического как наибо­лее широкая и фундаментальная. В истории эстетики последняя часто постигалась в процессе размышления о сути прекрасного. Развитие категории прекрасного было исторически связано с восприятием категории полезного. Спор о том, возможно ли пре­красное, не будучи полезным, и может ли существовать полезное вне эстетической ценности, ведется со времени первых цивили­заций. Так, в одном из шумерских текстов спор братьев Эмеша (Лета) и Энтена (Зимы) о том, кто из них прекраснее, разрешает бог воздуха Энлиль, сочтя прекрасным более полезного Энтена. Аналогичным образом эта дилемма разрешается в шумерской поэме «Инанна выбирает мужа», где сестра бога солнца отдает сердце богу пастухов Думузи как прекраснейшему из претенден­тов, так как он и кормит, и обувает, и одевает людей. (Более подробно об этом см.: Борев Ю. Эстетика. В 2-х т. Т.1. Смоленск, 1997. Гл. 3.)

Точно так же не дифференцированно воспринимается прекрасное и утили­тарно полезное - то есть, этическое и эстетическое - в египет­ском «Гимне Атону», написанном Аменхотепом IV:

«Ты заходишь на западном горизонте - земля во мраке,

как мертвые

Спят люди с головою укрывшись, не видя друг друга.

Их обирают грабители, они не слышат.

Из логовищ львы выходят. Змеи жалят во мраке.

Земля безмолвствует. Творец ее за горизонтом.

Земля расцветает, когда ты восходишь на горизонте,

Мрак разгоняя лучами.

Обе земли в ликовании. Обе земли торжествуют.

Пробуждаются люди. Тела освежив омовеньем, надев одежды,

К тебе они простирают руки и за труд берутся.

Все на земле зеленеет. Травы стада вкушают.

Птицы из гнезд вылетают,

Взмахами крыльев душу твою прославляя.

(Немировский А.И. Мифы и легенды Древнего Востока. М., 1994. С. 12.)

В единстве выступают эстетическое и рациональное, космо­логическое в древнегреческой эстетике. Так, красота здесь опре­деляется такими категориями как мера и размеренность, симме­трия, пропорциональность, ритм и гармония. Именно категория меры становится важнейшей для античности: зло воспринимает­ся ею как безмерность, а благо - как умеренность. Это ощущение становится характерным для Гесиода, провозгласившего: «Меру во всем соблюдай!»; «Ничего слишком», - вторила надпись над входом в святилище Аполлона в Дельфах. У пифагорейцев пре­красное выступает как мера созвучности Космосу, а самым пре­красным и мудрым становится число, лежащее в основе структу­ры мира и управляющее всеми вещами, в том числе, нравствен­ными и духовными. Таким образом, красота, по Пифагору, про­является и в математике, и в музыке, и является в конечном ито­ге проекцией красоты Космоса, наполненного «гармонией небес­ных сфер».

Сущность рассуждений о красоте Сократа может быть выра­жена формулой «прекрасно то, что имеет смысл». (Лосев А.Ф. История античной эстетики. Софисты, Сократ, Платон. М., 1969. С.52.) Свои идеи Со­крат применял к вещам, имеющим практическое значение: «Все хорошо и прекрасно по отношению к тому, для чего оно хорошо приспособлено, и, наоборот, дурно и безобразно по отношению к тому, для чего оно дурно приспособлено». (Там же. С. 80.) Так, прекрасным нельзя назвать щит, даже искусно изукрашенный, если он не за­щищает воина, и наоборот, любая вещь, соответствующая свое­му назначению и выполняющая свою функцию, но не декориро­ванная и выполненная из простого материала, может быть на­звана прекрасной.

Анализ красоты дает Платон в диалоге «Гиппий больший», где выдвигается проблема относительности прекрасного, где прекрасным может быть и «хорошо сработанный» горшок, и краси­вая девушка, но прекраснейший из людей по сравнению с богами покажется безобразным, точно так же, как и безобразна и пре­краснейшая из обезьян в сопоставлении ее с человеком. То есть, каждую вещь прекрасным делает то, что для нее подходит. И опять проблема прекрасного решается в соответствии с пробле­мой этического, выступая эквивалентом последнего: «Прекрас­нее всего для каждого мужа быть богатым, здоровым, пользовать­ся почетом у эллинов, устроить прекрасные похороны родителям и быть прекрасно погребенным своими детьми». (Платон. Соч. в 3-х т. М., 1968, т. 1. С. 158-186 )Сущность же прекрасного трактуется Платоном как вечная, абсолютная, боже­ственная идея, определяющая все прекрасные явления, когда че­ловек, видя здешнюю красоту, вспоминает красоту истинную.

В отличие от Платона, анализировавшего прекрасное как свойство особого рода и результат одухотворенного отношения человека к миру, для Аристотеля, в основе учения которого лежа­ла теория «мимезиса» - подражания - искусство, будучи подра­жанием многообразия явлений в действительности, представляет прекрасное не как объективную идею, а как объективное свойст­во действительности, объективное качество вещей. Аристотель считает, что основными формами прекрасного являются сораз­мерность, «порядок в пространстве» и определенность. С пре­красной формой произведения и с процессом познания связывает Аристотель и эстетическое наслаждение, развивая теорию катар­сиса - трагического очищения души посредством аффектов.( Аристотель. Поэтика. М., 1957. С.63.)

В Средние века прекрасное отождествлялось с божествен­ным по происхождению, наиболее далеким от материально оформленного, а природная красота рассматривалась как гре­ховная, неодухотворенная, лишенная эстетических свойств. В противовес данной концепции, в искусстве Возрождения пре­красными считались именно природные формы, а основной зада­чей искусства становилось подражание ей. В классицистской до­ктрине прекрасным признавалось все, содержащее государст­венную целесообразность, концентрированным выражением ко­торого становилась красота в общественных отношениях, в соци­альной жизни. В эстетических воззрениях Юма и Канта содержалось отрицание объективности прекрасного и абсолютизиро­валась его субъективная сторона. Для Гегеля прекрасное пред­стает исключительно в сфере искусства, где, в отличие от рас­плывчатых и неконкретных его форм в жизни, осуществляется полное соответствие идеи и образа. Причем прекрасное рассмат­ривается здесь как исторический феномен, получающий на раз­ных этапах своего развития различные формы. Чернышевский, призывая в искусстве воспроизводить действительность, счита­ет, что прекрасное есть сама жизнь.

Итак, свойством прекрасного обладают разнообразные явле­ния природы и общественной жизни в той мере, в какой они вы­ступают как общечеловеческие ценности, выражающие объек­тивное эстетическое значение явлений, как свидетельство целе­сообразности и совершенства, как наиболее широкое положи­тельное общественное значение явления для человечества как рода. Эстетические ценности напрямую связаны с типом культу­ры, являясь историческим продуктом, когда определенные фор­мы приобретают ценность лишь в соотнесении с содержанием. То есть, можно утверждать, что такие понятия, как симметрия, пропорциональность, «золотое сечение» выступают как объек­тивно существующие, в то время, как их эстетическая ценность определяется исключительно ценностью для культуры.